Южное лето (Читать на Севере)
Шрифт:
– Ай кэн пэй эвресинг…
Тихо! Он вспоминает
У нас, если кто-то что-то вспоминает, он требует, чтобы все были рядом. С криком: «Идите все сюда!»
Пока все не соберутся, он не начинает.
– Миша здесь? А Изя здесь? А Гарик? А Женя… Все… Я хочу вспомнить…
И начинает вспоминать…
Он молчит.
Мы молчим.
Мне не понять, зачем ему все, чтобы что-то вспомнить…
Кто-то кричит:
– Это про Зюню?
– Нет…
– Про Павлика на «плитах»?
– Нет… Нет…
– Наверное,
– Нет! Не мешайте… Тихо!
Зачем мы ему нужны? Зачем «тихо»?
Я не вынес молчания:
– Всё! Плевать я хотел!
Не можешь – не вспоминай!
Прекращай!
А вы все – идиоты.
Он же вас эксплуатирует…
Что он вспоминает?
А даже если вспомнит.
Я его знаю сорок лет.
Ничего интересного.
Он вообще ничего не помнит.
Ему кажется, когда все сидят, у него что-то начинает работать.
Хоть весь город зови, у тебя не поднимается в голову.
– Тихо! Дай ему сказать.
– Не хочу. Полжизни я сижу и жду, что он что-то скажет.
Не хочу.
Я свободный человек.
И мне плевать, что он приехал из Америки.
Откуда бы он ни приехал.
Там он ничего не вспоминает.
А здесь он ничего не вспомнит.
Что ты мотаешься туда-сюда!
– Дай ему вспомнить!
– Не дам! Вот иди во двор и сядь под дерево.
Вспомнишь – крикнешь.
Может, кто-то придёт.
А отнимать у нас жизнь я не позволю.
Я плевал на него, когда он уехал.
Я плюю, когда он приехал.
Мы долго молчали, потом разошлись.
– Я вспомнил! – крикнул он.
– Что?
– Твой старый одесский телефон: 26-34-12.
Все замолчали… Вот всё, что он вывез отсюда и привез оттуда…
Как сказал мой друг:
– Там у меня серьёзно. А здесь постоянно.
До сих пор думаю над этим.
– Слушай, это ты не любишь айвовое варенье?
– Я. А что?
– Да нет, пока всё нормально.
Человек не должен портить ночь, а ночь не должна портить человека.
– Да, она играет на скрипке. С ней это есть.
– А что с ним?
– С ним это тоже. Он ей аккомпанирует.
– Михал Михалыч, как вы, как еврей, относитесь к жизни татар в России?
– Это почта? Мы утром телеграмму у вас посылали – такую большую. Там переправьте, пожалуйста, «поздравляю» на «проклинаю». А дальше всё то же самое: «с юбилеем, орденом, повышением…»
Чутьё
Одесса. Жара. Стоит человек у мраморного столика.
Кружка пива, рачки.
Посматривает на часы.
Как всегда, ни к кому не обращаясь:
– Ух ты! В посёлок Котовского я уже не поеду. Мне там уже нечего делать. Там уже никого нет… В Аркадию… С трёх часов в Аркадию… Сколько сейчас, пять минут четвёртого? Там уже скандал. Мне уже нечего там делать. Лучше здесь переждать. Что я там скажу? Кто я им? Я им кто?
– Что вы сказали?
– Я им никто, пацан.
Вот что я им могу сказать.– Кому?
– А-а… Ты не поймёшь… Мой приезд – это масло в огонь… Он её убьёт.
– А вы там кто?
– Кто, кто? Никто… Но они же не понимают… А ну, пацан, раздели 298 на 18.
– Примерно 16,5.
– А точно?
– Не делится.
– Всё ясно… Мне уже туда не попасть… Ещё пива. Чьи это рачки?
– Ешьте, ешьте.
– Я тебе куплю… Ой… Ну дела… Что там проехало?
– Троллейбус.
– Серый или синий?
– Синий.
– Можно ещё постоять… Ты что – студент?
– Да…
– Политехнический?
– Да.
– Две пары пропустил?
– Да.
– На третью не успеваешь?
– Да.
– Но тебя это не волнует?
– Да.
– Ты из Николаева?
– Да…
– Учишься в Одессе?
– Да…
– Ну стой… Ты мне не мешаешь… Сколько на твоих? Только точно… Что ты в телефон смотришь? Не надо никуда звонить…
– Три пятнадцать.
– О! Уже веселей. Я уже думаю, они помирились.
– Кто?
– Ты их не знаешь. Но запомни, если они помирились, у них можно пообедать.
– Мне?
– Кто ты такой? За что тебя кормить? За то, что ты занятия пропустил?
– Я ещё успею.
– Никуда ты не успеешь. Это я ещё успею, потому что я ещё не опоздал. Сейчас половина четвёртого. Его уже уволили… Сейчас он здесь покажется… Ну, здоров! Уволили?
– Уволили.
– Ставь нам пиво и закажи нам с ним что-нибудь поесть. Устроишься – возьмёшь студента на работу. Ты Павлик?
– Да.
– Без денег?
– Да.
– В Одессе говорят: «Нет». Тогда тебя спрашивают: «Как нет?» Вот тогда ты говоришь: «Да!» Понял? Поработать хочешь?
– Нет.
– Как нет?
– Да.
– Ну, договаривайтесь. Я в Аркадию. Чувствую, там скандал затихает.
– Его обедам чего-то не хватало.
– Может быть – денег?
– Да.
Ну, евреи.
В каждой стране – в меньшинстве.
А в каждой отрасли – в большинстве.
– Так вы рыбу пришлёте?
– Считайте, что вы уже съели.
У меня живёт паук по имени Исаак.
Работяга.
Поставишь ведро – тут же привяжет к умывальнику.
Письменный стол – к трубе.
Сковородку – к газовой духовке.
Меня привязывает к стулу и письменному столу: «Сиди, пиши, чего ты носишься!..»
Исаак… Хозяин!
Наша черта: панически вспомнить и хлопотливо перебить.
Дай ручку, внучек!
(для А. Райкина)
Юзик, Юзик, дедушка не может быстро, дедушка устал. У дедушки ноги старенькие. Давай посидим. Ты же хороший мальчик. Сядь, Юзенька, сядь, дорогой. Я сказал сядь! Я стенке сказал или кому я сказал?! Или стенке, или кому?! Дедуля что сказал?.. Что надо дедуле сказать?.. А, бандит, чтоб ты был здоров, арестант. Если бы у меня было такое детство! Ну-ну…