Южный Урал, № 1

11

Зауральские русские слободы продолжали пылать. Башкирские набега не утихли. Командиры отрядов гонялись за мятежными шайками. То и дело вспыхивали соломенные пуки на маяках, предупреждая об опасности. На открытых местах дни и ночи стояли пикеты. В кустарниках, лощинах и оврагах укрывались секреты. У переправ и бродов стояли дозоры. Спокойствия ещё не было. А к новопостроенным крепостям тянулись группами и в одиночку подводы охочих людей. Одни ехали порожняком, налегке в Чебаркульскую крепость к Тевкелеву для записи в «Тысячное войско», которое повелела собрать Анна Ивановна. Другие плелись на поселение с семьями, домашним скарбом, скотом и птицей.

Доверенный Кузнецов с солдатом разъезжали по деревушкам, кликали охочих людей к переселению в Челябинскую крепость. Проехали по монастырской вотчине.

Ушники доносили старцам нерадостные вести: появился-де крутихинский мужик Стёпка Кузнецов, по прозванию Таушкан, и народ баламутит. А мирские людишки совсем ошалели, нарадоваться не могут тому его известию, пишутся подряд семьями в реестры… В монастырских «здельях» остановка. Мужики отказываются выполнять работы. Они и свои пашни забросили: сеять-де не к чему. Говорят:

— Будет, покарёжили на дармоедов-то… Пора пожить своей волей.

Старцы нервничали. Злились. Порешили Кузнецова арестовать.

Архимандрит Порфирий подговорил посильнее служек, прихватил попроворней монахов, вооружил воинство фузеями и отправился на поиски Степана.

А Степану что — не страшно. Прочётный указ при нём. Пусть попробуют — не те времена…

У завалинки мирской избы собрались кружком широковцы.

Старец Порфирий появился неожиданно. Монахи оцепили мирскую избу. Архимандрит — рысцой к Степану; смотрит грозно.

— По какому праву народ куражишь, сарынь проклятая! Не позволю! О шелепах соскучился… — угрожал старец.

Степан спокойно достал из-за пазухи мешочек, привязанный на тесёмке, извлёк из него листок бумажки и подал Порфирию.

Старик покосился, зло рванул из рук листок, поблеклыми глазами впился в каракули, написанные полууставом. Прочёл, перевернул, взглянул на обратную сторону — чисто, снова повернул.

— Та-та-та-ти-щев… — прошептал сквозь зубы, скреплённую печатью подпись.

Он скомкал листок и в ярости бросил его в лицо Степана. Кузнецов усмехнулся, бумажку поднял.

— Рады, сучьи дети… Диаволы… — выругался старец. И, не вытерпев, зарычал на мужиков:

— Разойдись!.

Мужики сидели смирно. Ни один не тронулся с места. Было тихо. Непокорство тяглых взбесило старца.

— Разойдись, говорю вам! Прочь отсюда, холопы… Закую всех в цепи!

Старец замахал тростью и ткнул в грудь ближнего холопа.

Бывший раб вспыхнул. Встал. Расправил широкие плечи. Руки сжал в кулаки.

— Попробуй ещё! Ну… Живого волоса не оставлю! В клочья выдеру бороду, — угрожал он.

Мужики тоже загалдели. Не поймёшь о чём. Грозно.

— Богоотступники! Предам анафеме, огню… — кричал старец, усаживаясь в тарантас. Монахи садились на коней. Гроза миновала.

Архимандрит заперся в келью. Никого к себе не впускал.

Порфирий решил написать слёзное доношение своему духовному начальству.

12

Строительство крепости в полном разгаре. Население росло. Из сибирских слобод и деревень прибыли с семьями мыльниковцы, деминцы, сухринцы, замараевцы, подкорытовцы. Многие находились в пути. Многих задержали монастырские старцы. Прибывшие предъявляли письма Тевкелева о зачислении на поселение. Геодезист Шишков не успевал отводить усадебные участки. Сюда же под конвоем драгун приводили крестьян разных слобод на помощь по строительству крепости. Всё больше и больше оголялся лесной участок. Повсюду торчали пеньки, валялись подрубленные деревья, кучи сучков. Стучали топоры, звенели пилы. Бодрые песни мешались с руганью и окриками капралов-надсмотрщиков.

Военный лагерь жил полнокровной трудовой жизнью. Ежедневно с утра полковник Арсеньев проводил осмотр строительства, предотвращая ошибки строителей, подгоняя нерадивых. Смотрел на постройку сердца крепости — замка. Замок находился рядом с командирской казармой и представлял подобие кремля. Это было большое фортификационное сооружение в форме квадрата, протяжённостью до шестидесяти сажен с каждой стороны, Рубленые стены из толстых, в обхват, сосен прочны. Две шатровые башни в противоположных углах производили величественное впечатление. Сейчас шли незначительные доделки внутри замка. Несколько драгунских бригад достраивали провиантский магазин, пороховой погреб, склад для оружия и снарядов. Хотя и строились все эти сооружения поспешно, но делались они прочно и добротно.

Замок должен был служить надёжной защитой для будущих обитателей крепости. Это — своего рода вторая оборонительная линия от неприятеля. Это — запасный арсенал оружия, продовольствия, снарядов. Укрывшиеся в нём могли выдержать длительную осаду до прихода помощи.

Да и стены внутренней крепости-замка не то, что городские: они двойные, из ряда продолговатых высоких срубов, между которыми засыпалась земля. Такие стены никаким тараном не пробьёшь. Вот разве что огнём взять можно, но и тут предусмотрено. Попробуй, сунься с охапкой соломы: из бойниц и с башен тотчас свинцом ожгут. Хороший замок, неприступный.

Всюду шла горячая работа. Драгуны тесали брёвна, вбивали в русло реки сваи, подвозили лес в чащу. Шло сооружение моста через реку на соединение с заречьем для освоения возвышенной площадки над крутоскатом курьи. Недалеко от моста и замка, на посаде копошились поселенцы-тысячники. Появились первые жалкие избушки, вырубавшиеся из осинника и берёз. Посад пока ещё представлял беспорядочно раскинувшийся цыганский табор. Возле земляных избушек, конусообразных шатров и палаток дымились костры. По утрам, на заре петухи возвещали о наступлении нового дня. Повсюду пробуждалась жизнь.

Как муравьи, на необъятном пространстве копошились люди. Старики и мальчики собирали сучья, помогали корчевать пни, возились с лошадьми.

Рождался город. Первые жилища были скромны и также жалки и нищи, как и их обитатели. В строительном хаосе чувствовался хозяин. Деревянно-соломенных хибар, с дырами вместо окон, затыкавшихся бычьими пузырями, было немного. Уже намечались строгие очертания кварталов, прямых улиц и переулков посада. Готовые хибарки стояли во фрунт. Ещё дальше, через просветы вырубавшегося леса, виднелась уже построенная бревенчатая крепостная стена.

Полковник зашёл на усадьбу Юды Мысова. Широкоплечий, чернобровый мужик с крепкими мозолистыми руками, возился с двумя сыновьями над потолочной балкой, которую они, натужась, поднимали на сруб избы. Он не заметил, как подошёл Арсеньев, а увидев, оторопел, хотел что-то сказать, но полковник опередил:

— Откуда будешь?

— Шадринского дистрикта.

— Чей?

— Юда Мысов.

Юда Мысов опустил балку.

— А прежде чей был?

— Напередь Шадринского, был крепостным российских помещиков. Из прежнего жилища сошёл от хлебной скудности назад тому тридцать лет. В Сибири жил в разных слободах. Во время переписи Солнцева-Засекина в подушной оклад записан по деревне Мыльниковой.