Южный Урал, № 1

— Попытка, — сказал судья.

Теперь у Мака оставался один, последний прыжок.

«А что, если он опять собьёт рейку?» При этой мысли Мак почувствовал как неприятно липки стали его ладони, и ему показалось, что кто-то сдавил его горло. — «Надо взять себя в руки».

Мак попытался анализировать причины своих неудач. В первом прыжке губительным несомненно оказался безрассудно быстрый разбег: сила инерции понесла его вперед, на рейку, не дав взлететь. Тут всё было ясно. Но во второй раз? Он плавно начал разбег: весь прыжок прошёл в хорошей ритме, толчковая нога, как будто точно попала на нужное место.

Мак подошёл к стойкам, чтобы рассмотреть след, оставленный на черной гари сектора шипами его левой ноги. — Да, здесь тоже всё правильно — четыре ступни от рейки. Значит всё дело в излишней напряжённости, в нервах. Надо забыть обо всём, итти на рейку как на тренировках, как бы играючи, и тогда всё будет хорошо».

Мак долго стоял, уронив голову на грудь, будучи не в силах начать разбег. Потом прошёлся несколько раз взад и вперёд по сектору и снова стал на старт.

«Если он не возьмёт высоты, если такая же участь постигнет Сучкова — победа всё равно останется за «Спартаком».

Всего на три очка шёл впереди «Спартак». Три дня состязались товарищи Мака, борясь в двадцати с лишним видах лёгкой атлетики за каждое очко для общей победы. А он, как азартный игрок, забыв интересы коллектива, с каждым своим «пропускаю» швырял на ветер полтысячи, шестьсот, семьсот и больше очков. И вот, когда пришло время брать вещь на этом проклятом аукционе, он растерянно шарит у себя по карманам, а его противник с злорадством ждёт того момента, когда всем станет ясно, что ему нечем платить. И толпа, окружившая их, тоже ждёт.

…Трибуны ждали, но они теперь не существовали для Мака, как и не существовало Сучкова. Перед ним была рейка, установленная на высоте 180 сантиметров, и её нужно было взять. Он знал, — этого ждут от него тренер, команда, победа которой зависела теперь только от него одного.

Мак поднял голову и побежал.

Он взвился высоко над рейкой, повис как бы на мгновение в воздухе и скользнул вниз.

Маку казалось, что он стоит на дне озарённой солнцем лощины и горный поток, прорвавший запруду, с грохотом бежит к его ногам, — то аплодировали трибуны.

— Ну, а сколько же прыгает он? — спросил Мак подошедшего Погасяна, кивнув в сторону Сучкова.

— О, сущий пустяк, — сказал рассмеявшись Вано, — его лучший результат 120 сантиметров.

Василий Кузнецов СТИХИ

АПРЕЛЬ

Через сугробы, Как-то вдруг, Ворвался к нам Апрель. Он кистью нежною вокруг Наносит акварель. Ещё броню уральских рек Он тронуть не посмел, Но поседелый, Серый снег Ссутулился, Осел. Спасенья нет ему. Таков, Таков закон земли… И сотни Горных ручейков По склонам потекли. Молчит, Нахмурившись, река, Молчит, Чего-то ждёт… Апрель силён, Его рука Взломает синий лёд. Юннат на тополе в саду Уж выстроил дворец. — Добро пожаловать! Я жду, Я жду, тебя, скворец! Ты наш уральский соловей, И вот уже вдвоём Скворец с подругою своей Вселились в новый дом. Через открытое окно Помолодевший сад Струит, Вливает, как вино Весенний аромат.

ТРИ АВТОБУСА

Серой пыли клубы вьются По дороге столбовой. Три автобуса несутся — Красный, жёлтый, голубой. Три испытанных шофёра Три автобуса ведут. Три отряда пионеров В лес из города везут. Из открытых окон песня Рвётся в поле, на простор, И летит, плывёт над лесом В синеву Уральских гор. Три автобуса свернули Круто вправо, в бор густой. Пассажиры улыбнулись, Влево, вправо покачнулись, Сразу в песне перебой. Серый, маленький зайчонок Спал в зелёном лозняке, Вдруг вскочил и дал спросонок «Тягу» под гору, к реке. Щука — вот таких размеров — Вынырнула из реки: — Кто там, зайка? — Пионеры!.. — Значит уши береги. А уж мне-то — Вброд и с лодки — Острогу вонзят в ребро. А потом — на сковородку. Надо зуб держать остро. Щука — в воду, Под корягу, Зайка — в кустик: — Не найдут!.. Твёрдым шагом Три отряда С песней к лагерю идут. — Здравствуй, лагерь! Шире двери! Двери шире открывай! Мы к тебе на три недели, Мы — на отдых — Принимай! Принаряжен, Вымыт лагерь — Дачи окнами блестят. Солнце, речка, Сосны, флаги — Всё приветствует ребят.

* * *

Три автобуса обратно В город из лесу бегут. Только странно, Непонятно — Мчатся, Песен не поют.

В ДОБРЫЙ ЧАС!

Оля в школу собирала Брата Митю, В первый класс. Умывала, Одевала, Всё ли в ранце Проверяла, А потом Поцеловала И сказала: — В добрый час! Может, я с тобой пойду, Тебя в школу отведу? Он сказал сестре: — Не надо. Я и сам, один пойду. Школа тут — За детским садом, Так ведь я её найду. Митя радостно и смело И уверенно идёт. Поворот один налево, И направо поворот. Вот прошёл он Два квартала… Вдруг, навстречу — Генерал. Поклонился генералу, Улыбнулся генерал И сказал: — Отчего такой весёлый, А? Скажи, Куда спешишь? — Я иду учиться в школу В первый класс. — В первый класс? — — Превосходно! В добрый час! Улыбнулся генерал, Шаг назад — Дорогу дал. Мите даже стыдно стало. Может, этот генерал Сто немецких генералов Окружил И в плен забрал. Может, он В Литве ли, в Польше, В громе, дыме и в огне Сотню раз, А может больше, Отличился на войне. Уцелел от пуль. От мин, — Может, первый брал Берлин. И вот этот генерал Мне пройти дорогу дал. Сам с собою рассуждая, Митя к школе подходил. — Школа! Вот она какая! — В ней учиться хватит сил? — Митя сам себя спросил. — В этой школе — десять лет! Это много или нет? Десять лет… пожалуй, мало Я серьёзно говорю. Доучусь до генерала, Там — увижу… Посмотрю.

НАШЕ ОЗЕРО

У нашего, у озера Берёзовый лесок, Кругом, кругом по бережку Серебряный песок. И вот, когда над озером Поднимется туман — Откроется зеркальное, Раскинется хрустальное, — Широкое, как поле, Глубокое, как море, — Да это настоящий океан! Хорошее, прелестное В безветренный денёк. Ещё оно чудеснее, Как дунет ветерок. А вот, когда с Урала вдруг Нагрянет ураган — Взломается зеркальное, И вспенится хрустальное, — Шумливое, как поле, Бурливое, как море, — Да это настоящий океан! Весь день играет озеро Водою голубой. Бегут, о чём-то шепчутся, Журча, волна с волной. А тут, совсем поблизости, Шумит травой курган — Манит его зеркальное, Зовёт к себе, хрустальное, — Красивое, как поле, Игривое, как море, — Да это настоящий океан!

Лидия Преображенская СТИХИ

ПАВЛУША-ГРАВЁР

У меня — карандаш, А у папы — резец. Мы оба рисуем — И я, и отец. Лежит предо мною Бумага, и вот На ней я рисую Большой самолёт. Резцом своим папа На медной пластине Взгляните, какую Рисует картину: Высокие сосны, За ними — озёра, А дальше — родные Уральские горы. В горах этих летом Бродили мы с ним, Костёр разжигали Вот здесь, у сосны. А там, где упали Косматые тени Я видел зайчонка, Направо — оленя. Меня и оленя И зайчика тоже, Мой папа, конечно, Всё вырезать может. Сижу я — ни с места Боюсь и дышать. Когда же я буду Вот так рисовать На медной пластинке Резцом да иголкой, Как папа, умело, Уверенно, тонко? Тогда я, ребята, (Скажу по секрету) Не только такую Картину, как эта, А даже возьму Нарисую на стали Вождя дорогого… Чтоб ласково Сталин Смотрел бы на наши Уральские горы И мне улыбался, Павлуше-гравёру.

РЫБКА

Ловит рыбка крошки, Плавает, ныряет, Чешуя на солнце Золотом сияет. Уж не ты ли, рыбка, С дедом говорила И дворец старухе В сказке подарила? Мне дворец не нужен, И хоромы тоже… Куклу я сломала, Починить ты можешь? Хвостиком вильнула, Мне не отвечает, В замок свой подводный Тихо заплывает. Кукла, как и раньше, С головой разбитой… Почему не хочешь Мне помочь, скажи ты? Всех морей царица В дальних, дальних странах. Почему у нас ты В ящике стеклянном? Знаю… догадалась… Ты не золотая, А совсем такая, Самая простая…

* * *

Посмотри в окно, сестрёнка, Если старый Таганай Плащ из серых туч накинул — Будет дождик, так и знай. Если пал туман в озёра, И на травы лёг росой — Будет ясный день, весёлый, Весь от солнца золотой. Значит, можно без опаски До вечерних рос с утра Каменистою тропинкой Целый день бродить в горах. И бродить, и ждать, когда же Выйдет к нам Хозяйка гор И раскинет перед нами Малахитовый ковёр, Или Полоз вдруг, сверкая Золотою чешуёй, След свой огненный оставит На земле и под землёй.