З.И.М.О.Р.О.Д.О.К.
Шрифт:
– Да, ну вас! – делано обиделся парень, пряча в подсумок ИД-1. Затем он сбросил с плеч тяжеленный рюкзак, положил на него АКМС и принялся аккуратно рядышком складывать средства защиты, и делал это с какой-то особой щепетильностью. Физиономия его тоже была распарена, как и у остальных. – И что эту херню, – неожиданно слегка пнул он рюкзак, – они вертушками не перебросили?
– Э! Э! – изменился в лице Бугор. – Ты там полегче, оборудование не для паровоза.
– Да я ж легонько, так сказать, любя, – извиняющимся тоном промямлил Желторотик. – Я просто интересуюсь, и за какой такой им не перебросить эту электронику стрекозами. Нам ещё ведь десять ходок предстоит.
– Я не понял, пацан, – вглядываясь сверлящими глазами, протянул Профессор, – тебе чё,
– Да я ничё, я так… – вовсе сконфузился Желторотик, – для беседы, в общем.
– Для беседы есть и другие темы, – закрывая глаза, снова откинулся спиной Профессор. – Сгоноши лучше пошамать. Коль «три тройки» и «три четверки» – чисто, то можно и подкрепиться на воздухе, – опять «бросил камень» в огород парня.
На этот раз Желторотик молча проглотил издёвку и принялся доставать из свинцовых капсул сух. пайки.
– Мож, костерок? – робко предложил он, изучая лица старших, ожидая определённую реакцию. – Когда ещё представиться возможность горяченьким-то побаловаться?
– Эт можно, – одобряюще кивнул Бугор. – Можешь расценивать это как новую вводную директиву. Только бездымный.
– Будет сделано, шеф.
– Не в такси, пацан… Вот на проспекте тачку на большой палец поймаешь, там и шефкай.
«У! достали! Второй день поучают, – ворчал себе под нос Желторотик, подбирая с земли сухие ветки. Молодой человек был хорошо сложен, отличался ловкостью и большой выносливостью. Он видел своё превосходство перед пожилыми сталкерами, и его бесило, что приходится выслушивать всякие там советы и наставления. Мерился он только потому, что это участь любого новичка на зоне. Сталкеры-одиночки – такая же легенда, как и все остальные, что ходят здесь. «Тройка» минимальное количество бойцов в группе, чтобы оправиться в проклятую местность. Ни один здравомыслящий сталкер и шагу не сделает в здешнюю неизвестность. – Трепаться им больше, что ли, не о чем? Старпёры! Посмотрел бы я на них вчера, когда гнилую трясину форсировали. Если бы не я…». И так дальше, всё в том же духе.
– Не-а, пацан, – вдруг произнёс Бугор, когда добил жестяную банку с пловом. Его глаза засветились теплотой, и он смотрел на Желторотика как-то по-отечески. – из тебя выйдет толк. Через годик матёрым сталкером станешь. У тебя не кислые задатки. Только я не знаю, на кой тебе давить волков. От этих мутантов приработок не велик. Но уверен, будет у тебя козырная кличка. Не сомневаюсь. Скажи только, парень, зачем тебе это?
– Что – это? – польщённый внезапным откровением командира и чувствуя уже стыдливую неловкость за недавние нелестные мысли по отношению к этому человеку, как можно тактичным тоном спросил Желторотик.
– Ну-у, всё это… – обводя окружающий мир пластиковой ложкой, протянул Бугор.
– Топтать зень на зоне, – уточнил Профессор. Он, как оказалось, не спал, хотя и сидел всё время с закрытыми веками, скрестив руки на груди.
– Да зачем? – всё также ласково говорил нач.группы. – Молодой парень. Здоровый, сильный, красивый… ну, и всё такое. Знаешь, сынок, – уже с дрожью в голосе, в котором чувствовалось какие-то трагичные воспоминания, полу шептал взрослый мужчина, – знаешь, через годик ты ни только обретёшь себе козырную кличку, но и кучу патологий со здоровьем. Вот ты давеча, с утречка сегодня говорил: побриться бы, а то щетина спать мешает. Мы вот с Профессором и как выглядит бритва забыли. Ни волосинки на лице. (Профессор всё также с закрытыми глазами кивнул). И про женщин сны уже давно-давно не снятся. И ты через тот же годик про женщин и думать перестанешь… Жалко мне тебя, сынок, по-человечески жалко. У меня сын такой же, твоего же возраста… был, – он это сказал с такой непередаваемой тоской, что парню показалось, что начальник от своих слов сам сейчас лишится чувств.
– Деньги, – серьезным металлическим голосом выдавил из себя Желторотик. – Мне нужны очень большие деньги.
– На кой? –
спросил неподвижный Профессор.Желторотик хотел ответит, он напрягал все душевные силы, чтобы ответить, но не находил в себе решимости.
– Ну, нужны так нужны, – решил завернуть эту тему мудрый нач.группы.
Надолго нависла пауза в разговоре, за время которой каждый из троицы успел уже уйти в «себя», каждый думал о своём, у каждого были причины быть здесь. В гнойной язве на теле земли, в лепрозории для искалеченных дух, жаждущих наживы, в раковом боксе лучевых заболеваний. Каждый живущий здесь знал, из изо дня в день он гниёт, разлагается заживо. Знал, что не далёк тот день, когда щитовидная железа и вовсе откажет, или узелки на лимфатических сосудах переродятся в злокачественную опухоль, а та, в свою очередь, не бывало быстро станет убивать и убивать мучительно и необратимо. Участь каждого здесь была предрешена. Всё дело оставалось за временем. Кому-то это грозило через несколько месяцев. Кому-то через несколько лет. И всё же их, бродяг зоны, что-то удерживало здесь, что-то толкало наведываться к ней в гости. И это ни то чувство авантюризма, нет. Это что-то непонятное, можно сказать, мистическое, что не поддаётся простому логическому объяснению, что-то помимо возможности заработка «серьёзных» денег. Халявой тут и подавно не пахло – большие деньги здесь зарабатывались большим трудом.
Тягостную тишину нарушал сам Желторотик:
– Хе, смотрите-ка птица! – негромко воскликнул он удивлёно. – А говорили, что здесь нет птиц.
– Здесь не может быть птиц, – подтвердил распространенную истину Бугор.
– Да говорю же… вон, сами взгляните.
– Просто глюк, – в один голос сказали старшие товарищи, не поворачиваясь в ту сторону, на которую рукой указывал парень.
– И что, и посмотреть нельзя, что ли?
– Хм, Профессор, по натуре птах, – рассмеялся нач.группы, толкая отрешённого Профессора в бок.
Тот без интереса посмотрел на сидевшую в метрах десяти от них на нижней ветки осины птицу.
– Ну, и что? – с ленцой зевнул он. – «Правило», «исключения» и – всё такое… Короче, бывает…
– Тьфу на тебя, Профессор, не чуткий ты человек, – всё ещё смеясь, но делая это как можно тише, чтобы не спугнуть пернатого, махнул Бугор на спутника. – Наверное, случайно на зону залетел, – предположил он, – птицы вообще облетают эту территорию. Я знаю, даже на время отклоняют линию маршрута миграции, чтобы обогнуть зону. А этот чокнутый, не иначе. Кажись, снегирь…
– Нет, – отозвался Желторотик, – не снегирь. Я в школе орнитологией увлекался, так что наверняка знаю, что за глупыш.
– Ну и?.. – Бугор как-то не любил длинные вступления; если знаешь – говори, для него это было вроде правила.
– Зимородок, – сказал молодой человек и непонимающе посмотрел на двух пожилых сталкеров. Потому что они, услыхав от него безобидное название птички, оба вздрогнули; меланхоличный Профессор стал даже озираться.
С красной грудкой, с фиолетовыми поблёскивающими пёрышками, слегка нахохленный зимородок и не обращал на людей никакого внимания. С увлечённостью выклёвывал паразитов, приподняв правое крылышко. И делал это так, как человек, внезапно принявшийся расчесывать нестерпимо зудящее место. Отчего ветка под ним вздрагивала, и ему каждый раз приходилось балансировать дробью крыльев, чтобы не потерять равновесие. Впрочем, важно перешагивая на своей жердочке, иной раз бросал изумлённый взгляд, вытянув тонкую шейку, на мужчин. Мол, в чем дело, товарищи, неужели никогда не видели, как приводят в порядок свой туалет.
– Что, что-то не так? – полушёпотом поинтересовался юноша, заметив нешуточный испуг на лицах спутников.
– Да всё так, – успокоившись, выдохнул Профессор и опустился на прежнее место. – Рефлексы, мать их… Почалишься с наше… тоже дёргаться… на зоне-то… будешь, – говорил как будто бредил он, снова закрыв глаза.
– Ты чё, про Зимородка и не слыхал? – отвечал на немой вопрос, который вытянулся на физиономии юнца, обращенной к начальнику в надежде на разъяснение, Бугор. – Совсем ничё?