З.И.М.О.Р.О.Д.О.К.

– Ну, что-то слышал мимоухом в «1000 рентген», мужики что-то рассказывали. Но не придал значению. Байки всякие…

– В тех байках ни на грамм дугана – в них на кило за правильное будет, – пробурчал Профессор.

– В общем, слушай, – рукой поманил нач.группы, чтобы молодой человек сел ближе, и сказал доверительным голосом, как человек собирающийся выдать компрометирующую информацию о себе. – Сталкер есть на зоне, одиночка. Скажешь, сталкеров-одиночек не бывает? Ты прав, мой мальчик, но только отчасти. Не бывает, однако, ан нет, оказывается, что бывает. И кличку носит – Зимородок.

– А кто ему такую кличку дал? – усвоив тот урок о прозвищах, которые необходимо заслуженно получить на проклятой территории, пожал плечами Желторотик.

– Так Писатель и дал…

– Какой ещё Писатель? – перебил Желторотик.

– Ты чё, парень, и Писателя не знаешь? Ну, ты… – поражённый неосведомлённостью молодого человека, развёл руками Бугор. Ему до сих пор казалось, да так оно и должно быть, что нужно сначала о зоне всё узнать, всех расспросить о ней, собрать как можно больше о ней информации, а потом уж соваться на зону. Ладно о Зимородке не знать, а не знать Писателя – остаётся только развести руками. – Писатель есть Писатель. И погоняло у него, как выражается наш друг Профессор, Писатель, и сам он всамделишный писатель. Одним словом, сталкер, но какой-то чокнутый сталкер. На зону ходит ни за хабаром, ни за заработком, как все нормальные бродяги, а за… материалом. Это он так пережитые впечатления называет, – Бугор коротко засмеялся. – Ты серию книг S.T.A.L.K.E.R. читал?

– Да! Всю! – не без бахвальства сказал Желторотик. – Почти.

– Эти книжки он и написал…

– Все? Он? Один? – недоверчиво переспросил Желторотик. – Но там же все произведения… как это? Разные авторы, короче, у всех произведений…

– Ну, и что? – пожал плечами Бугор, не видя в своих словах ни капли противоречия. – Это у него писательская фишка такая: публиковать каждое свое творение всегда под новым именем. Серия-то одна, и читатели именно серию покупают. Им в общем-то без разницы какой писатель для этой серии очередную историю про нашего брата написал.

– А как его настоящие имя-фамилия?

– А пёс его знает? Мы все его Писателем кличем. Он знаешь, того… – Бугор выразительно постучал себе по лбу.

– Далбаёб, – резко отозвался Профессор, внося в разговор конкретику.

– Ну, не скажите, друг мой, я не стал бы так безапелляционно отзываться о Писателе. Скажем лучше так, человек со странностями. По началу к нему все и относились как… вышеозначенному нашим милым Профессором. Но сейчас этот сталкер желанный боец в любой группе. Опытный трудяга, работать готов за троих. Любого из любой передряги вытащит. За раненным тобой будет, как мамка, ходить, никогда не бросит. И главное, никогда плату за свою работу не берёт. Подрядится в артель, отпашет, как бык, по полной, после работы пожмёт руки дружкам по сталкерскому счастью, и – уходит. Запечатлевать увиденное, не иначе. Чё, паря, усмехаешься? Думаешь, сколько на свете белом с пробитым скворечником людей? Вот ты усмехаешься, а вдруг и ты – всего лишь плод его писательского труда…

– То есть, как? – отпрянул Желторотик, не ожидав услышать от взрослого уважаемого им человека такую чушь.

– Ну, живёшь только на страницах его нетленных произведений, – уточнил, улыбаясь, Бугор. – Захотел, ты жив до пятнадцатой страницы, а на шестнадцатой тебя псевдопёс сожрёт. А захочет, и вовсе напишет, что ты немощный, старый, и на носу у тебя лишай.

Желторотик машинально почесал нос.

– Пурга галимая! – буркнул Профессор.

– Профессор наш что-то сегодня очень красноречив, – подмигнув, мотнул головой в сторону застывшего в медитации товарища, нач.группы. Желторотик не понял мимического намёка, но посчитал необходимым ответно улыбнуться. – Да. Мне вообще давно кажется, – продолжил он развивать занятную мысль, пришедшею в диалог как-то случайно, – давно кажется, что всё это (он указал на окружающий их ржавый лес) – кто-то придумал. Да и сам за собой замечаю, что иногда делаю не то, что мне в данный момент хочется, а то, что необходимо сделать. Как будто уже кто-то за меня решил: вот то-то и то-то будешь сегодня делать. И никакой самостоятельности в телодвижениях. А тебе, парень, иногда так не кажется?..

– А что всё-таки про… – Желторотик понизил голос, предугадывая реакцию опытных сталкеров, – про… Зимородка?

Хоть это прозвище и было сказано почти шёпотом, всё же Бугор нервно поёрзал.

– Ах да, – проговорил он, – я отвлёкся малость. Так вот. Писатель и дал ему эту кличку. Писатель тогда в баре «1000 рентген», на одной из дружеской попойке и выдвинул возражение. Что, мол, говорит, за прозвище такое Отморозок? Не годится. Пусть даже человек во сто раз хуже Чекатило, а обзывать его в нарицательном имени с точки зрения этимологии, стилистики и… бог его знает чего… он тогда много красивых слов наговорил… не гоже. Пропадет идиоматика, изюминка игры слов, которая должна обязательно присутствовать в придумывании прозвищ. Прозвище, говорит, должно наталкивать человека на целую цепочку ассоциативных послевкусий. Только намекать на тот смысл, который был вложен в сочинительство второго имени. Тогда мы всё ночь думали, как переиначить кличку сталкера-одиночки. Делать мужикам нечего, скажи, да, – сам над собой усмехнулся Бугор. – Вот Писатель и предложил остановиться на эвфоническом варианте. Ну, то есть по созвучию. Подобрать некое слово-эвфемизм к слову «отморозок»… Ну, или что-то в этом роде. Я в общем-то в этом не ахти как волоку. Эй, Профессор, что молчишь? Ты ведь у нас до Взрыва кафедрой филологии заведовал…

– Правильная маза, – изрёк Профессор и вновь ушёл в себя.

– Да-а, – протянул нач.группы, осуждающе мотая головой, но затем махнул на бывшего доктора филологических наук и продолжил рассказывать: – Ну, и стали побдирать созвучия. Не то, чтобы рифмы, а, так сказать, ассонансы к вышеупомянутому слову… Ты что так смотришь на меня, Желторотик? Думаешь, откуда я столько знаю про литературные штучки? Хе-хе. Просто у меня отец учитель литературы был, вот и нахватался маленько верхушек.

– Ничё себе, верхушек! – до сих пор Желторотик слушал не перебивая, а теперь не упустил возможности высказать незамысловатой своей репликой восхищение. Ему казалось, её вполне достаточно для этого.

– Так неоригинальная кличка Отморозок и превратилась в этимологический шедевр Зимородок.

– Да кто ж это такой? – вдумчиво проговорил Желторотик, уже поддаваясь тому чувству, что видел на лицах напарников, первый раз произнеся имя загадочного персонажа зоны отчуждения, и уже и сам стал оглядываться и прислушиваться к шорохам леса. – Кто ж такой, если даже кличка у него была такая… аж мороз по коже?..

– То-то и оно, мороз по коже. Этот человек страшнее любой аномалии в зоне, да что там аномалии, страшнее самой зоны. Да и не человек, разве может отморозок быть человеком? Нелюдь, одним словом. Кто с ним пересекался на самой зоне, не в баре, не на перекупке, не где ещё в местах для публичного общения, а на зоне, тот в живых не оставался. Он убивает всех, с кем имеет дело. А его убить никому не удаётся. Живучий, гад. И никаких моральных принципов. Даже у бандитов они есть. А у него – нет! Он один раз исследовательскую базу, как говориться, до корня вырезал. А там и женщины, и дети были. Малолетние дети. Даже годовалого возраста. Ещё он один целого батальона стоит. Помниться, всю группировку Борова перебил в один прекрасный день. А у них стволов, выражаясь современно, немерено было. А сколько было рассказов от очевидцев: мол, всё, замочили гадёныша. Клянутся, в грудь себя бьют, говорят: «вот сам убедился, даже пульс пощупал, мертвяк мертвяком». Ан нет, назавтра он в баре гранатовый сок потягивает. И как ему удаётся выживать, когда все на зоне почти его враги, уму не постижимо. Сам я-то с ним не сталкивался. Видел так, со спины пару раз. Да не дай бог и столкнуться! Лучше Мёртвую Долину в одиночку перейти, чем с ним пересечься. Помяни моё слово, сынок, – назидательно заканчивал монолог Бугор, – страшнее этого… Зимородка ничего на зоне нет! Да что там на зоне…

Бугор замолчал. Желторотик взглянул на ветку, которая ещё покачивалась, но зимородка на ней не было. Птица улетела. И после этого, как она без следа исчезла, в душе юноши возникло чувство какой-то глубокой, бездонной пустоты. И бессмыслицы. Что всё происходящее в мире, ни имеет значения. Даже то, ради чего он находится здесь. Ради чего он терпит мучения и лишения, подвергает себя смертельному риску и бросает себя в пасть обреченности навсегда и наверняка стать калекой. Но он должен был быть здесь…

Костёр изъел дровишки до углей, и пламя только робкими всполохами пыталось выбраться из ярко-красных, постепенно темнеющих головешек. Пыталось до последнего обглодать кости сухих палых ветвей. Желторотик, чтобы отвлечься от тягостных раздумий, которые ни первый месяц рвали по ночам его сны на темныё пятна забытья между тягучим ужасом перед возможным будущем и которые только днём отступали, оттесненные работой и работой, разгрёб жаровню костища посередине и водрузил туда металлическую кружку. До этого он наполнил её водой из фляги, обмотанной фольгой и упрятанной до поры в свинцовый контейнер. Высыпал в воду шесть пакетиков «три в одном», найденных всё в том же контейнере. По два на брата. Кофеин – хорошая вещь. Скоро опять предстоит марш-бросок, необходимо взбодриться. Плотно закрыл кружку крышкой-защелкой и нагрёб на неё углей. Все движения он делал вдумчиво, даже комментировал мысленно то, что он делает; это помогало забыть на время о том важном и мучительном… Бугор и Профессор тоже молчали. О Профессоре вообще трудно судить: думает ли он когда-нибудь о чём-либо постороннем, или только когда говорит. А говорит он очень редко. Лицо же его никогда ничего не выражает: ни единой эмоции. У Бугра же всё было написано на его физиономии, можно было и не спрашивать, о чем он размышляет. Ясно было, что прикидывает в уме дальнейший путь. Чему-то кивает одобрительно, а чему-то и передёргивает правым плечом, кривя губами в знак несогласия.

В зоне нет запахов, которые можно было назвать ароматом. В ней пахнет гнилью, разложением, дерьмом. И аромат кофе – был первым нормальным для человеческого обоняния запахом за несколько дней. Так было приятно вдыхать его обжигающий пар, держа у рта, вместо язвенной вони здешней природы, вместо кислого отфильтрованного абсорбирующим наполнителем респираторов воздуха. Кофе был настоящий, дорогой – ни та дрянь, что продаётся в супермаркетах, а входящий в спец.пайки для отрядом особого назначения. Да и остальная провизия, выданная им их нанимателем, была качественная – из той же серии. Можно было бы предположить, что их наниматели связаны с военным ведомством, даже с какими-то секретными подразделениями. Но, как сказал Профессор, «для бесед есть и другие темы». А впрочем, почему бы и не порассуждать, пофантазировать на тему шпионского заговора, в котором тебе отвели роль вьючной скотины? И что это, интересно, за оборудование? Сплошь запечатано в пластиковые ящики, опломбированное, со знаком «рюмка» на крышках – хрупкости; больше знаков никаких… Люди что-то монтируют, какую-то секретную лабораторию в центе зоны отчуждения. Может быть, для того проекта, о котором Желторотик слышал «мимоухом», «Мёртвая Зона», предназначенный для фатальной зачистки всей зоны от всего живого и притворяющегося мёртвым. Стереть с лица земли всех мутантов, всех восставших мертвецов, все аномальные образования и всех сталкеров в придачу. Рассуждения Желторотика, конечно, не могли быть последовательными и иметь конечную цель докопаться до какой-либо истины. Они были праздными. Единственное, какую пользу они могли принести ему, успокоить потревоженную рану в сознании…