За безупречную службу!
Шрифт:
Он почувствовал, что ступает на скользкую, зыбкую тропу рассуждений о предмете, в котором ровным счетом ничего не смыслит. Кое-какие разъяснения на этот счет ему могли бы дать в церкви, купола которой поблескивали сусальным золотом в лучах заходящего солнца в нескольких километрах справа от шоссе. Но Юрий решил повременить с теологическими изысканиями: впереди его ждали изыскания совсем другого сорта, которые он не имел права откладывать. Кроме того, насмотревшись на столичное духовенство, он испытывал стойкое предубеждение против служителей культа. Понятно, что священник священнику рознь, но не станешь же, в самом деле, его пытать: батюшка, а вы сами-то в бога веруете? А пожертвования на храм, часом, не прикарманиваете? Ответ-то известен заранее: да, верую; нет, не прикарманиваю. Другого ждать не приходится, а правда это или нет — это, брат,
Вот бред-то, подумал Юрий и резко затормозил, едва не проскочив мимо указателя с надписью «Мокшанск». Если верить знаку, от цели путешествия его отделяло всего двадцать километров, а глаза подсказывали, что это будут не самые легкие двадцать верст в его жизни, не говоря уже о биографии новенького «ягуара», не предназначенного для езды по пересеченной местности.
Он повернул направо, и машина покатилась по неизбывной российской «щебенке с гребенкой». Великолепная подвеска практически полностью гасила вибрацию, целиком принимая на себя ее убийственное воздействие, за кормой до самого неба поднялась подсвеченная закатными лучами пыль. Ветра не было, и пыль стояла над дорогой плотной, ежесекундно удлиняющейся стеной, которая становилась видна во всей своей красе, когда дорога делала поворот. Огненная лодка древнеегипетского бога солнца Ра, как на рифы, напоровшись на острые верхушки дальнего леса, медленно тонула в нем, как в море, отчаянно и безнадежно светя Юрию в правый глаз.
Потом щебенка снова сменилась относительно ровным асфальтом. Справа мелькнула синяя стрела с надписью «Мокшанск 1», но Якушев не стал поворачивать. Дорога взбежала на высокий мост, переброшенный через неширокую равнинную речку. «Р. Мокша», — прочел Юрий на установленном при въезде на мост указателе и, как обычно, испытал легкое разочарование от того, что дорога, какой бы долгой и трудной она ни была, и что бы ни поджидало его в пункте назначения, кончилась. За мостом он повернул направо, съехал с насыпи и, преодолев еще километра полтора по узкому асфальтированному проселку, въехал в застроенную новенькими коттеджами заречную часть города. Поскольку никто не потрудился внести подробную карту данного населенного пункта в базу данных системы спутниковой навигации, навигатор стал окончательно бесполезным. Юрий выключил его, и плоский экран, делавшийся все ярче по мере того, как угасал дневной свет, потух, превратившись в матово-серый прямоугольник зернистого с виду, а на ощупь абсолютно гладкого пластика.
Углядев на обочине нетвердо ступающего, но вполне прилично (естественно, по демократичным провинциальным меркам) одетого аборигена, Юрий притормозил и вежливо поинтересовался, как проехать на улицу Луговую. Тянуть не имело смысла: белая ворона приземлилась в самой гуще стаи, и теперь судьба этой залетной пташки целиком и полностью зависела от ее ловкости и проворства.
Следуя полученным указаниям, столь же путаным, как если бы их дал навигатор, он повел машину сквозь сгущающиеся сумерки в указанном аборигеном направлении. Усталость, которая одолевала его на последних двух или трех сотнях километров пути, как рукой сняло: он прибыл на место, что автоматически сделало обстановку максимально приближенной к боевой. Не без труда отыскав нужный адрес, Юрий остановил запыленный «ягуар» около закрытых ворот, заглушил двигатель и вышел.
Калитка, как и ворота, была заперта. Стучать в нее кулаком, по счастью, не пришлось: тут имелось такое неоспоримое удобство, как электрический дверной звонок. Помянув добрым словом прогресс, который принес в эти края не только рейдеров, но и кое-что полезное, Юрий утопил большим пальцем кнопку и подождал. Звонка он не слышал, но искренне надеялся, что у директора приборостроительного завода хватает денежных средств и возможностей, чтобы содержать в исправном состоянии такую несложную инженерную конструкцию, как дверной звонок.
Он позвонил снова, и с тем же результатом: полная тишина и ни малейшего движения. В соседнем коттедже бормотал телевизор — кто-то, открыв для сквозняка все окна, смотрел трансляцию из Лондона, где не подозревающие о существовании города Мокшанска олимпийцы продолжали сражаться за медали. Где-то лаяла собака — монотонно, явно от скуки; с соседней улицы донеслось требовательное мычание вернувшейся в стойло из выжженных продолжительной жарой заречных лугов коровы. Потом Юрий услышал знакомое тарахтение движка, пронзительный скрип тормозных колодок и, даже не оборачиваясь, по одним этим звукам и разлившемуся в тихом вечернем воздухе
запаху дешевого бензина понял, что у него за спиной остановился «рашн джип» — популярное среди неприхотливых обитателей российской глубинки, десятилетиями не претерпевающее заметных изменений в конструкции ведро с болтами производства Ульяновского автомобильного завода.Делая вид, что не обратил на подъехавшую машину внимания, Юрий снова нажал кнопку звонка. Что ему никто не откроет, он уже понял и, более того, убедился, но для полной ясности следовало как можно конкретнее обозначить свои намерения. Это, кажется, удалось в полной мере: за спиной лязгнула захлопнувшаяся дверца, и сытый, самоуверенный голос с начальственной ленцой окликнул:
— Гражданин, вы к кому?
Юрий неторопливо обернулся. Там, сзади, как он и ожидал, обнаружился сине-белый «бобик» патрульно-постовой службы, перед которым, засунув большие пальцы за ремень, расставив ноги и по-хозяйски выпятив живот, стоял представитель местного закона в чине старшего сержанта. Короткоствольный автомат висел у него на плече дулом вниз, а козырек форменного кепи был надвинут до самой переносицы, так что, чтобы хоть что-нибудь видеть, кроме носков собственных ботинок, сержанту приходилось по-верблюжьи далеко запрокидывать голову. Небрежность в одежде и особенно поза этого молодца говорили о многом; у Юрия нестерпимо зачесались кулаки, но он сдержался и с издевательской, но при этом безупречной вежливостью ответил вопросом на вопрос:
— А в чем, собственно, дело?
— Документики предъявите, — одним глазом разглядывая Юрия, а другим — его машину, с прежней начальственной, не терпящей возражений ленцой потребовал сержант.
Пока длился этот короткий обмен репликами, на сцене появился еще один полицейский в чине лейтенанта. Водитель «уазика», повернув к Юрию широкую загорелую физиономию, заинтересованно наблюдал за происходящим. Стая начала шевелиться, исподволь собираясь вокруг неосторожно вторгшейся на ее территорию белой вороны. Кулаки у Якушева чесались со все нарастающей силой, но время унять этот знакомый зуд еще не пришло, и, запустив руку во внутренний карман легкой спортивной куртки, он достал и протянул сержанту документы — сразу все, начиная с паспорта и кончая талоном с отметкой о прохождении «ягуаром» технического осмотра.
Бегло их просмотрев, сержант сделал незаконченное движение в направлении нагрудного кармана своей форменной рубашки, явно намереваясь положить документы туда, но лейтенант, едва заметно толкнув его локтем, глазами указал на «ягуар», из-под ветрового стекла которого неприкрыто таращился видеорегистратор — прибор, не отличающийся продвинутым дизайном, но уже второй раз за последние несколько часов оказавшийся весьма полезным. Впрочем, Юрий не особенно полагался на его волшебные свойства: у любой палочки-выручалочки есть предел возможностей, а у произвола, в отличие от нее, предела не существует до тех пор, пока кто-нибудь не возьмет себе за труд этот предел положить.
Стрельнув глазами в сторону машины, сержант, явно не имевший приказа хватать без разбора и сажать в «обезьянник» всех приезжих, с видимой неохотой вернул водительские документы и снова зашелестел страничками паспорта.
— Из Москвы, значит? — спросил он, зачем-то покосившись на лейтенанта.
— Там написано, — сказал Юрий.
— Ольшанский Олег…
— Николаевич, — подсказал Якушев. Это был один из тех неприятных моментов, которые время от времени напоминали ему, что мелочей в его профессии не бывает. Отъезд его происходил в большой спешке, и в обнаруженные в бардачке «ягуара» документы он заглянул машинально, по привычке и мельком — вот именно, одним глазом. Ему помнилось, что первые буквы его временной фамилии, имени и отчества складываются в аббревиатуру ООН, но стопроцентной уверенности в том, что он именно Николаевич, а не Никифорович или Никодимович, не было.
— Николаевич, верно, — возвращая паспорт, повторил сержант. Разумеется, ничего другого он сказать просто не мог; если бы Юрий, одним глазком посмотрев на свой оперативный псевдоним, ошибся с отчеством, место ему было бы не в отделе генерала Алексеева, а в богадельне. — А зачем, если не секрет, пожаловали в наши края?
— А я что, обязан перед вами отчитываться? — удивленно приподнял брови Якушев. — Ну, предположим, в гости.
— Предположим, в гости, — повторил сержант и снова бросил косой многозначительный взгляд на безмолвно наблюдающего за развитием событий лейтенанта. — А к кому? Я тут, можно сказать, всех знаю.