За что убивают Учителей

– Только искупительная жертва вашей крови могла остановить черный мор, – тихо сказал Элиар, с большой неловкостью выталкивая слова. – Я не должен был отнимать вашу жизнь. Но не смог найти другого способа. Мне не оставалось ничего, кроме как совершить грандиозное жертвоприношение… ради спасения человеческого рода. Я убил вас, чтобы спасти… всех. Я хотел бы, чтобы вы навсегда позабыли о прошлом, но, увы, это невозможно. Понимаю, скорее всего, вы не сможете простить столь серьезный грех.

– А у меня есть выбор?

Элиар снова вздохнул.

– Простите меня.

– Кажется, придется прощать за очень многое.

– Да. Возможно, это больше, чем можно простить. Но я буду просить вашего прощения до скончания моих дней, если необходимо. Если вы решите остаться в Бенну, вам ничто не будет грозить: я стану вашим защитником.

– Не бери на себя слишком много ответственности, глупый звереныш.

Элиар грустно улыбнулся.

– Я наполнил землю многими мертвецами, ушедшими до срока. Вот за что я устал нести ответственность.

Элирий нахмурился и неожиданно вспомнил кое-что, взволновавшее его.

– Твои шрамы… кто подарил их тебе? – непроизвольно спросил он и немедленно осекся.

Зачем спрашивать очевидное? Разве не одно-единственное духовное оружие способно нанести такие ужасные повреждения, незаживающие паутины шрамов, которые за столько лет не смог исцелить даже великий жрец. Судя по характерным следам, ему доставалось от Хвоста Феникса, и не раз.

Похоже, в прошлом он переходил границы, и ученики подвергались жестокому обращению.

– Тот человек научил меня терпеть боль и стойко переносить любые пытки, – кратко ответил Элиар. – Воспитание порой требует много строгости, – и в этом смысле вы были отменным воспитателем.

– Не надо, волчонок, – резко сказал Элирий. – Не будем об этом теперь.

Красный Феникс хотел бы спросить и еще кое-что, но совершенно утратил желание продолжать беседу: у него не было для ученика слов.

Большая печать Запертого Солнца, очевидно, была сломана еще при жизни Учителя и окончательно потеряла силу после его смерти. Тогда Элиар мог бы свести позорное клеймо со своего горла, но по какой-то причине не стал делать этого. Вероятно, он оставил клеймо как память обид, что затаил на него.

Чтобы сталь выдержала любой удар, ее нужно закалять, – и вот как он сумел закалить дух своего ученика. Наверное, он был прав в своих воспитательных методиках. Наверное.

Элиар в свою очередь промолчал, подчиняясь желанию наставника оборвать разговор. Прежде он искренне думал: если Учитель просто вернется в мир, этого будет достаточно. Но сейчас, когда Красный Феникс действительно был здесь во плоти и полностью зависел от него, Элиар понял: нет, этого недостаточно. Кажется, он не сумеет отпустить Учителя и позволить тому жить так, как он хочет. Обладая абсолютной властью, трудно удержаться, чтобы не применить ее. Власть пьянила и заставляла терять рассудок. Это плохо – он может, поддавшись эмоциям, совершить непоправимое.

– Завари мне чай.

– Что? – не сразу сообразил Элиар, слишком глубоко погрузившись в свои невеселые мысли.

– Чай. – Элирий поморщился. – Здесь по-прежнему холодно, глупый волчонок.

…Само собой разумеется, когда Элиар вернулся в маленькую спальную комнатку с приготовленным горячим напитком, там уже никого не было. Одежда Учителя пропала, покрывала лежали на полу, в спешке скинутые с не успевшей остыть кровати.

Элиар только покачал головой и отставил круглые чаши в сторону. Не важно, насколько ты изменился и сколько времени прошло, все равно придется платить за ошибки, что совершил когда-то.

– Если вы убегаете – вы провоцируете меня догонять, – чуть слышно сказал Черный жрец опустевшему рыбацкому домику. Пар поднимался над белоснежными фарфоровыми чашами и понемногу рассеивался.

Уже очень давно этот мир принадлежал ему. Учитель может бежать снова и снова, может бесконечно сопротивляться и отрицать неизбежное, – но однажды и в непримиримом упрямстве его появится брешь.

Порой иллюзии могут быть ярче и правдивее реальности. Желаннее реальности. Иллюзии оживляют мечты, а это значит, они – самая могущественная сила.

Несмотря на постоянную бдительность, Учитель сумел-таки незаметно зачаровать его. С некоторой гордостью Элиар отметил, что его светлость мессир Элирий Лестер Лар по-прежнему остается непревзойденным мастером иллюзий.

Элиар знал, что никакого чая в действительности нет, но упорно не хотел видеть в своих руках пустоту. В поднимающемся иллюзорном паре он чувствовал даже знакомый аромат так любимого Учителем шафрана, хоть это и было совершенно невозможно.

Глава 29. Дракон, вскормленный фениксом

Эпоха Красного Солнца. Год 275.

Сезон выпадения инея

Нарцисс цветет и испускает аромат золота

Ром-Белиат. Красная цитадель

*черной тушью*

Вот уже несколько непозволительно долгих мгновений Элиар угрюмо молчал в ответ на вопрос и косился на Учителя таким колючим взглядом, что мог бы, наверное, поцарапать безупречную молочно-белую кожу выходца из Лианора.

Такого результата совсем не хотелось, а потому Элиар почел за лучшее опустить глаза в пол, как и предписывал этикет.

В садах Красной цитадели только-только зацвели нарциссы. Это значит – совсем скоро в северных районах Материка начнет падать первый снег, а в теплом Ром-Белиате его заменят строгие снежные цветы: элегантные белые лепестки нарциссов давали достойное обрамление золотой короне в центре.

Вот уже вторая его осень в Ром-Белиате… С момента прибытия на обучение в храм Закатного Солнца успел пролететь целый год, и каждый новый день давался с трудом, становился все более и более невыносим: тоска по дому снедала кочевника. Несмотря на то что он успел досконально выучить унылые храмовые правила и обычаи Совершенных и даже вполне сносно овладел мудреной речью ли-ан, на слух похожей на певучий речитатив, в этом прекрасном городе на восточном побережье он как будто по частям терял свое сердце, чувствовал себя еще более чужим, чем прежде.

Первое время, как ни странно, действительно было проще. Только приехав, сын Великих степей совсем ошалел от нового края, нового окружения, нового языка. Захлебываясь от впечатлений, он почти ничего не соображал… Нужно было как-то устраиваться, приживаться, так или иначе вливаться в новый уклад, – времени не хватало даже остановить бег и задуматься о старом, возможно, потерянном навсегда.

Но теперь, когда настоящее перестало требовать всего его пристального внимания, Элиар, кажется, больше не мог терпеть, не мог запирать мысли от прошлого, к которому рвалось все его одинокое существо.