За чудесным зерном

— Воды…

Никто не ответил мальчику.

— Воды! — умолял он.

Витя вгляделся пристальней. Вокруг сидели мертвецы.

Одни из трупов высохли от зноя, другие белели скелетами, третьи рассыпались пылью при порывах ветра, и смертный прах вместе с песком летел в глубь знойной пустыни. А ветер все чаще налетал короткими порывами.

Вероятно, кроме песка, он принес с собой что-то необычайное. По крайней мере, верблюд насторожился, глотнул воздух, принюхался, испустил вопль и бросился навстречу летящему ветру.

Глава XXXII

— Тише, тише! Мальчик спит…

Но Витя уже открыл глаза. Над его головой виднелось маленькое окошко, оттуда струился зеленоватый свет. Ветки дерева качались снаружи и заглядывали в комнату. Должно быть, свет становился зеленым, пройдя сквозь листву дерева.

На стенах небольшой комнаты висели грубо тканые ковры. На одном из ковров лучилось вытканное солнце в венке пшеницы.

Витя лежал на таком же ковре, а рядом с ним сидела черноволосая, смуглая женщина.

— Он проснулся! Вы разбудили его! — воскликнула она, обращаясь к кому-то в раскрытое окно.

Голос у женщины был гортанный и низкий, а говорила она на тюркском языке, примешивая китайские слова. Иногда — но это Витя заметил позже — попадались слова, несхожие ни с тюркским, ни с китайским языком.

— Молчи, молчи. — Женщина наклонилась к Вите и тут же спросила: — Как ты очутился в городе мертвых?

Витя открыл рот, чтобы ответить, но женщина снова заставила его замолчать и начала поить прохладным овечьим молоком.

— Благодарю тебя, мать, — пробормотал он.

Эта фраза была обычной благодарностью в Азии, но женщина залилась горькими слезами и быстро вышла из комнаты.

Витя, испуганный этим внезапным взрывом горя, попытался приподняться. Чья-то рука легла на его плечо. Седой старик, которого Витя раньше не заметил, ласково обратился к нему:

— Дай ей поплакать. Она потеряла сына. Вчера его отвезли в город мертвых. Но Сохэ взамен умершего нашла тебя.

— Ее зовут Сохэ? Значит, это она спасла меня?

— Скорее ты ее спас. Мы думали, что она умрет от горя. Но вчера, когда мы приближались к кладбищу и встретили чужого верблюда…

— А, это Рыжий! Он убежал от меня, когда учуял оазис.

— На твое счастье мы увидели верблюда и поняли, что поблизости находится его хозяин.

— И нашли меня?

— Да. Ты был еще жив, и Сохэ — моя дочь — взяла тебя к себе. Но скажи, ради вечного солнца, что ты делал среди мертвецов?

Витя с усилием припоминал. Мысли его разбегались.

— Видишь ли — я, кажется, заблудился… Раньше я был с моими друзьями. Мы пришли из дальней страны — СССР. Ты знаешь, где это?

Старик покачал головой.

— Я уже больше тридцати лет ничего не видел, кроме домов Аджи да пустыни, окружающей их..

— СССР — это очень далеко… Сто ночей пути — на лучшем верблюде… Мы пришли сюда, потому что наш старший товарищ — ученый человек — узнал о том, что в здешних местах сохранился древний город. Мы раскапывали пески в пустыне.

— Что же, вы нашли что-нибудь? — с живым любопытством спросил старик.

— Да, нашли, — с гордостью ответил он. — Мы открыли развалины прекрасного Города, стены, башни. Мы открыли старую гробницу, где есть изображение человека, который льет из кувшина воду на семь разноцветных дорог… У меня очень болит голова, — жалобно прибавил Витя, — я никак не могу ронять, кто этот человек с кувшином.

Старик почтительно поклонился Вите, прижимая свою руку к сердцу, и сказал:

— Дай я погляжу в твои глаза. Ты счастлив, если видел гробницу великого человека. Когда-то весь мой народ тоже мог ее видеть. Но пустыня поглотила могилу. Иные из нас думают, что это наказание за грехи, но я полагаю, что это просто движущиеся пески…

Старик помолчал, глядя на окно, за которым угасал дневной свет, и продолжал:

— Видишь ли, пески убивают здесь все. Наш оазис — последний из тысячи. Ты видел город мертвецов? Он лежит в трех часах пути от нас. Пустыня съела его, как болезнь ест человека. А я помню, как птицы пели в его садах… Но тогда я был еще ребенком…

— А теперь?

— Теперь я уже стар, а туда, где были сады, мы уносим наших мертвецов, потому что у нас — увы! — не хватает земли и для живых.

Старик поднялся, достал из угла кувшин и сказал:

— Выпей. Это хорошее лекарство.

Витя послушно глотнул приятное кислое питье.

— Моя дочь не спала много ночей. Она очень несчастна. Будь с ней ласков. Пустыня убивает все, к чему прикасается. Города рушатся, поля уменьшаются, дети наши умирают, нас остается все меньше и меньше. — Старик зажег наполненный жиром светильник. — Усни, — снова заговорил он, — твоя голова горяча, как песок в полдень. Я посижу возле тебя, прежде чем итти в хранилище.

Витя хотел спросить, что это за хранилище, но старик велел ему молчать, и Витя уснул. Сон его был прерывистый и тяжелый. Каждый раз, когда Витя открывал глаза, старик давал ему лекарство, и от этого становилось легче.

Наконец Витя услышал, как старик пробормотал:

— Пора итти.

Через минуту старик вышел. И вслед за ним поплелся Витя.

Если бы он не был в полубредовом состоянии, то, конечно, отложил бы свою прогулку. Но сейчас болезненное и непреодолимое любопытство заставило его пойти за стариком.

Он откинул занавеску, которая заменяла дверь. Между могучими стволами деревьев (они казались такими же старыми, как развалины Великого Города) виднелась луна. В серебряном сумраке смутно светлели призраки домов. Некоторые из них были невысоки, с плоскими крышами; другие подымались несколькими ярусами, наподобие китайских храмов. Эти здания походили на дворцы.

Старик неторопливо шел вперед. Он приблизился к высокому зданию, одиноко стоявшему в стороне и от домов и от дворцов. Тяжелая дверь отворилась и закрылась за стариком. Витя приблизился к этой двери: она блестела в лучах уходящей луны, и сначала Витя увидел в отполированной поверхности только смутное отражение своего лица. Но через минуту, вглядевшись пристальнее, Витя увидал на двери вырезанное солнце в венке из колосьев.

Луна закатилась, и все померкло, как бывает перед рассветом. Вдруг Витя услышал легкий звенящий звук, похожий на звук вагонных скрепов, когда останавливается поезд.

Этот звук шел от башни и через минуту замер.

Всю жизнь Витя помнил эту ночь. Действительность мешалась с бредом. То Вите казалось, что он спит, то ему чудилось, что он вернулся в Ковыли. Он направился обратно в хижину Сохэ, но не нашел дороги. Он спотыкался о корни деревьев, натыкался на дома. Один раз он наступил на что-то мягкое и живое. Шарахнулась овца и долго блеяла ему вслед.