За день до послезавтра

— Боевая тревога.

Команда была тихой, но реакция на нее оказалась именно такой, какой всегда. В голливудских фильмах в этот момент звучит ревун и раздается топот бегущих ног десятков потеющих от торопливости людей. Очевидно, режиссеры даже не задумывались о том, что современные сонарные системы способны услышать с мили удар шарика для пинг-понга о деревяшку. Или изначально решили сэкономить на консультациях. Зазвучи на борту «Сан-Хуана» ревун — и через три секунды русский начнет разворачиваться, приводя их в угол, в пределах которого чувствительность его сонара станет адекватной. А угол доворота торпед его возможного залпа — «экономным», то есть минимальным. Да бог с ним, с ревуном, просто учуй он их сейчас хоть интуицией командира — и все будет иначе. Развернется русский наверняка вправо — это позволит ему оказаться почти точно за кормой «Александрии». Состворенные по отношению к «Сан-Хуану» «Саратов» и «Александрия» — это еще опаснее, чем русский в одиночку. Для Юджина Дойла обе акустические метки будут накладываться одна на другую, и на тех же кормовых румбах его специалисты будут идентифицировать происходящую прелюдию к схватке как что-то непонятное, но наверняка не опасное. В конце концов, их корму прикрывает «Сан-Хуан», значит, за кормой не может быть никого чужого. Для них же, для «Сан-Хуана», это окажется «свой на фоне чужого», значит, действовать придется с очень большой, почти невыносимой осторожностью. Риск попасть в «Александрию» прошедшей мимо русского торпедой будет в такой ситуации значимо отличаться от нулевого.

— Почему русский отстает?

Этот вопрос коммандер оставил без ответа, и он повис в воздухе, как невидимый сгусток дыма. Отсеки и боевые части один за другим докладывали о готовности, и в центральном посту «Сан-Хуана» далеко не один офицер мучительно размышлял о том, насколько быстрее изготовится к бою экипаж вражеского «охотника» и не сделал ли он это уже пять, десять минут назад.

— Ход пол-узла тише. Лево пятнадцать. Держать глубину.

Кто-то машинально кивнул: маневр был почти классическим. Лодка проводила боевую операцию на значительных глубинах, и буксируемая за кормой тонколинейная антенна изгибалась, как хвост ядовитой змеи длиной в 5000 футов. Ее ориентация в трехмерном пространстве в значительной степени определяла эффективность гидроакустического комплекса в целом. Соответственно, потеря половины узла хода была достаточной платой за ту фору, которую могла им дать ТВ-23/29, антенна, стоящая так много миллионов долларов, что это было даже удивительно.

— Исполнено.

Русский начал разворачиваться вправо — то ли почуял, пусть и неясно, что-то происходящее за собственной кормой, то ли в профилактических целях. Скорость он не увеличил. Что это означает, коммандер Мартин затруднился определить. Малая скорость резко уменьшала для «Саратова» риск быть обнаруженным и в некоторой степени улучшала приемные характеристики пассивных компонентов его собственной гидроакустики. С другой стороны, он все больше и больше отставал от «Александрии», и невозможно было ответить точно, окупается ли для него увеличение дистанции этими плюсами. По непрерывно текущим через пространство центрального поста выкладкам, скорость русского была ненамного больше, чем 7 узлов. Этого должно было едва-едва хватать, чтобы удерживать буксируемую антенну «Саратова» от погружения под собственной тяжестью. Как вариант — антенна им за корму не выпущена. Или выпущена на часть длины, и русский командир полагается на низкочастотную пассивную систему, антенна которой уложена вдоль корпуса лодки. Так дерутся рыбы, у которых по боку идет цепочка самых натуральных барометрических датчиков, позволяющих чувствовать присутствие своих и чужих в пространстве вокруг. Насколько было известно, буксируемые антенны всех типов лодок, состоящих на вооружении русского флота, были заметно толще (и, соответственно, тяжелее), чем американские аналоги. Это осложняло русским работу на относительно малых глубинах и на сверхмалых скоростях. Однако в данном случае ни та, ни другая проблема не была острой, и коммандер уверенно принял для себя ее эффективность на настоящий момент приблизительно равной собственной. Он вообще не считал русского капитана 1-го ранга слабее себя, не считал его экипаж слабее экипажа «Сан-Хуана». Можно было надеяться, что даже сам по себе такой подход дает ему лишний шанс по сравнению с «Александрией». Шанс не упустить чужой финт, когда сложится ситуация «на краю»: выбирая, поверить в свою неуязвимость, или потратить лишние минуты для того, чтобы занять позицию, лишь на какой-то гран более выгодную.

— Увеличивает ход! Читаю девять узлов… Десять. Так десять!

Коммандер держал паузу, щуря глаза. Быстро реагировать на каждое движение противника — это тоже штамп с киноэкрана. Позади вяло извивается антенна, любой резкий маневр заметно снизит ее эффективность. Пусть на какие-то минуты — но и этого может хватить, чтобы решить исход боя. Схватка современных субмарин — это действительно почти фехтование, здесь избитый штамп подходит превосходно. Но это фехтование ведется не на мушкетерских шпагах, а на эластичных рапирах многомильной длины. При этом число дуэлянтов может колебаться в весьма широких пределах, но все они в любом случае набиваются в единственный бассейн с глицерином или чем-то другим таким же вязким. Весело, чего сказать…

— Второй контакт!

Голос лейтенанта уже не казался высоким. По правде говоря, на его тембр уже никто не обращал внимания. Если это второй «Оскар-II»… Если «Саратов» сидит и ждет их посредине полигона, а за кормой крадущейся к нему «Александрии» появляется второй… Кто это, «Воронеж»? Или нет?.. Или да?.. Подумайте, осознайте эти вводные, определяющие даже самые основные варианты развития ситуации. Ведь все это ерунда, если смотреть фильм на белом экране, или играть в компьютерную игру, или двигать карточки по картонному игровому полю, как некоторые любят играть даже теперь, в XXI веке. Но все воспринимается совсем иначе, когда давлению за пределами прочного корпуса нужен всего один прокол диаметром с карандаш, чтобы убить десятки людей. Совсем иначе, можете поверить…

Никто даже не успел задать бессмысленный вопрос: лейтенант с облегчением выдохнул «контакт надводный». Минуты, потом другие. Коммандер Мартин отдал нужный приказ в нужное время, и они чуть довернули за русским, уводя собственную прицельную линию дальше в сторону от по-прежнему ничего не замечающей «Александрии». И ставя «Оскар» между собой и русским сторожевиком, почти неслышимо крадущимся по поверхности. Бой в трехмерном пространстве, даже на этапе «выхода в позицию залпа», — это было бы потрясающе красиво, если бы нашлась возможность выразить происходящее хоть в какой-то форме, имеющей отношение к искусству. То, что лишь одна сторона принимала происходящее как бой, никакого значения не имело. Русский получил бы право на жалость к себе, если бы сидел на своем полигоне, как барсук. Прикрываемый сторожевиками и уверенный в том, что его защищает если не статус территориальных вод, то формально «мирное время». Тогда да, тогда перед пуском торпед экипажу русского можно было бы достаточно искренне посочувствовать. Но русский неожиданно оказался боеготов, неожиданно оказался не хуже по крайней мере «Александрии» — не самого слабого экипажа в эскадре и в группе. Дай ему шанс, объяви ему, что началась война, — и он прикончит «Александрию», позовет на помощь «Буревестники» и мелочь наверху и развернется на «Сан-Хуан» и остальных еще до того, как с береговых полос взлетят противолодочные «Маи», «Медведи-Ф» и последние старые «Барракуды» [22] . Не без некоторых шансов сравнять итоговый счет. У «Саратова» шесть торпедных аппаратов: пусть теоретическая, но самим фактом своего существования эта возможность изменяла психологическую ситуацию радикально. Теперь в своей смерти русский будет виноват сам.

22

Ил-38, Ту-142 и Бе-12 соответственно.

— Mk48 mod 5 в аппараты. Установка взрывателя — контактный.

— Mk48 mod 5 в аппараты номера с первого по четвертый, установка взрывателя — контактный для всех, принято.

— Режим наведения активный.

— Решение подтверждаю…

— Режим активный, принято.

Несколько команд вполголоса, несколько индикаторных ламп меняют свой цвет. Время было, но опоздать с этим конкретным приказом коммандеру хотелось меньше всего. «Неизбежные на море случайности» — знаете такую формулировку?

— Время?

— 70 секунд.

В отношении надводных единиц Мартин презирал классификацию НАТО и в разговоре с собой всегда называл русских так, как они сами звали себя. Не «Модернизированный „Кривак-I“», а «Буревестник»; не «Кривак-II», а «Буревестник-М». Почему в отношении индексов атомных и дизельных субмарин и самолетов ВВС своего флота никакой проблемы он не видел, было даже странно. Но не более того: по его глубокому убеждению, психоанализ был развлечением богатых бездельников.

— Открыть крышки торпедных аппаратов.

Номера он не назвал: это означало, что «товсь» дается на все четыре. Расчеты данных для залпа занимали достаточно длительное время, но стрелять по способному выдать 33–35 узлов атомоходу «навскидку» означало не уважать своих налогоплательщиков. Это была та часть решения, которая ложилась на него: всем остальным сейчас было кому заняться.

— Время?

— 15.

Время не просто шло, оно прессовалось, как густеющее желе. Русский довернул еще чуть вправо — услышал ли он их? Интерпретировал ли почти бесшумные щелчки обрезиненных роликов как что-то, имеющее искусственное происхождение? Как что-то, несущее ему смерть? Хода он, во всяком случае, не прибавил: коммандер сам следил за вспомогательным экраном, выдающим трансформированные в цифровую форму данные по нескольким параметрам для обоих контактов. У «Оскара-II» два реактора по 190 мегаватт каждый, но его водоизмещение превосходит линейные крейсера Первой мировой: за оставшиеся ему десятки секунд он не сумеет уйти.

— Ноль…

Снова пауза, все смотрят на него. Вот такие моменты остаются в людской памяти навечно. Можно догадаться, что описание происходящего в центральном посту «Сан-Хуана» в этот день будет описано в десятках мемуаров — лет так через двадцать. И в каждом случае центром эпизода будет он, будущий кавалер «Военно-морского креста».

Коммандер Мартин поймал взгляд старшего помощника и даже успел улыбнуться. «Ноль» не означало «пли!», это была очередная отправная точка, соответствующая получению огневого решения. С «нуля» оно начинает непрерывно устаревать, но при этом продолжает поддерживаться и обновляться в почти полностью автоматическом режиме. Операторы будут парировать новыми вводными лишь самые значимые изменения параметров цели, но это в любом случае будет гонка между непрерывным снижением ее «качества» и попытками его повысить еще больше, хотя бы на какие-то сотые. Идеальное качество цели — это стопроцентная гарантия попадания (не поражения!). В жизни такого не бывает, слишком много важных факторов влияют на этот показатель. И в любом случае качество цели — это не императив. Можно все поставить на то, чтобы попадание было достигнуто, но при этом противник получит собственное решение, и не сумеет ли он реализовать его быстрее? Вот об этом забывать нельзя никогда, и именно поэтому поиск компромисса между своими собственными шансами и шансами врага — это верх искусства военного моряка. Такого искусства, аналога которому нет.

Коммандер Мартин продолжал щуриться, быстро пробегая глазами строчки на мерцающем экране. Остальные продолжали молчать: скороговорка занятых своим делом офицеров и старшин не в счет. Можно было догадаться, о чем думает каждый из них. Будет ли он связываться с «верхом», требовать еще одно подтверждение приказа, доведенного уже до всех. Ситуация там, на поверхности, могла измениться: президента сразил провалившийся в трахею соленый кренделек, реанимировать его не удалось, и сменивший президента в соответствии с Конституцией вице-президент приказал… Нет, не отменять операцию, не мириться немедленно со всеми — еще чего, а сразу нанести удар по русским военно-морским базам, аэродромам, ракетным шахтам, центрам связи. Сократив подготовительный этап на целый раздел, касающийся непосредственно 12-й эскадры. Объединенный список приоритетных целей для первого удара был длинным, и строка «политические и административные лидеры» занимала в нем далеко не последнее место: по этим будут бить не «Томагавками», понятное дело. Но коммандеру не было дела до всей сложности плана: он получил возможность исполнить один его конкретный пункт, подтолкнуть давно катящуюся вниз лавину событий новым фактором воздействия и не собирался эту возможность упускать. Роль 12-й эскадры подводных лодок специального назначения была определена четко: в обозначенный момент войти в такой-то квадрат моря, полагаемый русскими своими терводами и используемый как акустический полигон. Там обнаружить и уничтожить атомный подводный ракетоносец «Саратов», после чего отойти в другой квадрат. Оружие по эскорту русского ракетоносца применять категорически воспрещается. В другом квадрате быть тогда-то, после обозначенного периода ожидания приступить к выполнению второй части боевой задачи, а именно… Все это было расписано весьма вразумительно и на редкость конкретно, без обычных уклончивых формулировок, позволяющих при необходимости задним числом свалить вину за любое чрезвычайное происшествие на командира лодки. И не содержало требований запрашивать дополнительные подтверждения приказам после последнего сеанса связи. Шифрованные цифровые пакеты были получены поочередно подвсплывшими и затем вновь ушедшими в глубину «Сан-Хуаном» и его сестрами почти 16 часов назад. С этого момента они действовали уже даже не «практически», а полностью автономно. Четыре лодки эскадры поддерживали связь между собой, попарно, но более ни с кем. Пути назад просто не существовало. Наверху могла уже начаться война, и теперь они подвергаются риску того, что это не они будут топить русский «Оскар», а русские коллективными усилиями начнут топить их. Просто, без лишнего, разумеется, теперь предупреждения обрушатся на них всей мощью остатков своей военной машины. Пусть ржавой, но от этого отнюдь не потерявшей возможность быть смертоносной для отдельных неудачников. Но этот риск окупался: скрытность в последние часы перед залпом по «Саратову» одного из «Лос-Анджелесов» была сочтена более важной, чем обусловленное автономностью повышение степени риска для них самих. Наверняка это решение было вынужденным, но данный конкретный пункт инструкции не допускал двоякого толкования: раз отданный и подтвержденный, приказ больше не требовал дополнительных подтверждений. С того момента, когда лодки эскадры ушли с перископной глубины, «Саратов» был уже фактически мертв. Считалось, что варианты могут быть только в том, кто именно из командиров будет награжден за его уничтожение. Русские уже доказали, что они не правы. Это само по себе определяло то, что долго выжидать не надо, удар надо наносить сейчас.