За городской стеной

— Что это случилось с Гектором, когда вы спросили его про… как это вы назвали… «гонку»?

— Про собачьи бега по следу я его спросил, — сказал Уиф. — Эта забава у нас тут в большой чести. Собаки бегут семь-восемь миль по следу, намеченному анисом. На них большие деньги ставят, и Гектор раньше из самых заядлых игроков был. Да что там собаки! Когда я еще работал с ним, он готов был ставить деньги на что угодно. Хоть на то, сколько раз стрельнет лошадь, раз начавши… вот он какой был. А проиграет, и сразу же: «Ну, еще раз — квит или плачу вдвойне». На любую сумму. Захочет выпить, тотчас за кости, и опять «квит или плачу вдвойне», или там, кто будет брать билет в автобусе или за покупку платить — проиграет, и сразу же «квит или плачу вдвойне». Представляешь! Даже со сборщиками в церкви ухитрялся иногда счастья попытать. Жена от него ушла, видишь как. Какое-то время он жил у замужней дочери, а потом и она его выгнала. И тут уж он совсем сбился с круга. Когда мы с ним познакомились, ему полагалось, как всякому батраку, жилье на ферме от хозяев, так он выклянчил себе пять шиллингов ночлежных денег, а сам спал где попало. Да, забыл — как-то раз он поспорил с одним парнем, что доплюнет до крыши, и, представь себе, выиграл! И еще он носил при себе всегда в коробочке двух жуков и устраивал бега. В общем, просто срам, во что он в ту пору превратился. Его не узнать было: мыться перестал, ходил оборванным, не брился — разве только на спор. Раз как-то поспорил с Томми Уоллесом, с парикмахером, что тот не сумеет побрить его без мыла или там без крема, а Томми взял да и побрил, ей-богу, правда, да еще волосы ему подстриг в придачу. Ну что ж, говорит Гектор, когда он кончил, твоя взяла, ты выиграл. Да, говорит Томми, выиграл и потратил пол-утра, чтобы тебя задарма обслужить.

Его ведь что выручало! Первое, он работник каких мало. Ростом не вышел — ну, да ты сам видал, — а работать мог за семерых. Ага! И ведь как работал! Аккуратно. Инструмент имел всегда отличный; за что бы ни брался, все делал по первому классу. И работы искать ему не приходилось. Ну а второе, воровством он никогда не грешил. Обычно бывает так — начал человек играть в азартные игры и уж себя не помнит. Попрошайничать начинает, тащить, что плохо лежит. А Гектор — никогда! Он, уж если припрет, мог за себя день отработать, а потом еще полночи за кого-нибудь другого. Только чтобы деньгами разжиться. Люди это уважали.

Ну так вот, значит, — про собак. Гектор этим делом заинтересовался. А он-таки в собаках толк знает. Ну и стал разъезжать повсюду, чуть только прослышит, что где-то будут бега. А в сезон, что ни день, их где-нибудь обязательно да устраивают. Вот и начал он каждый вечер мотаться на велосипеде, то туда, то сюда. Хочешь верь, хочешь не верь, но бывало так, что без Гектора и бегов-то не начинали. И для себя он это дело считал беспроигрышным. И ведь верно, дотошный был черт — знал все, что можно только знать, о каждой собаке: родословную, статьи ее, каков с ней хозяин, как она бежит в мокрую погоду, как в сухую, знает ли местность, как относится к овцам, есть ли в окрестностях загородки из колючей проволоки и что она станет делать, наткнувшись на колючую проволоку, — ведь некоторые собаки просто перемахивают через нее, очень даже многие. В общем, Гектор совсем свихнулся, хотя глупостей он не допускал — если понимаешь, о чем речь. Деньги на собак ставил, но всегда с шансиком. И мало-помалу стал делать на этом деньги. Ей-богу? Кое-кто из букмекеров вообще перестал принимать от него ставки. Вот до чего дошло. Не то чтобы он играл совсем без промаха, нет, но, как правило, выигрывал — тут уж сомневаться не приходится. В общем, попрыгали у него букмекеры.

Ну вот, значит, жульничество на этих собачьих бегах, понятно, идет вовсю, вернее, шло теперь, говорят, немного лучше стало, — во всяком случае, раньше жульничества было много. Они, собаки-то, бегут на большое расстояние — то есть, я хочу сказать, видно-то их только при старте да при финише, ну так они что делают: смоется какой-нибудь типчик незаметненько с поля, перехватит какую-нибудь собаку, а то и двух, скажем фаворита, и задержит ее на пару минут. И еще всякие там махинации бывали. Так вот, начали поговаривать, будто Гектор тоже в такой афере раз участвовал. Кто-то будто видел, как он придержал фаворита. И ему запретили доступ на бега. Он это отрицал. И я ему верю. Но нашлись двое свидетелей, которые подтвердили, что своими глазами это видели, — и ему запретили дальнейшее участие. И до чего же он это переживал, ты просто представить себе не можешь. Понимаешь, хоть он все и отрицал, хоть и доказал, что те двое парней, которые свидетельствовали против него, стараются на одного крупного букмекера, которого он в свое время посадил в лужу, ничто его не утешало. Ходил он с таким видом, будто был повинен во всех смертных грехах. Ушел с работы и стал настоящим бродягой. Ей-богу! Бродяжил несколько месяцев подряд. Но вот помирает его жена, которая от него ушла, он приезжает на похороны. И сразу же находит себе другую. У него от баб отбою не было, пока он в крупный азарт не ударился. Такой ферт всегда был, не приведи бог. Ну так вот, эта новая жена — Мэри Элис Фримен ее звали, родом из Сискэйла, я знал ее брата, — так она из него человека сделала. В два мига он у нее опять стал одним из самых расторопных мужиков в округе. А теперь еще и этими лошадками обзавелся. Веришь ли, я об этом до сегодняшнего дня не знал.

— Неужели ему действительно восемьдесят один год? — спросил Ричард, жаждавший продолжения рассказа. — На вид никогда не дашь.

— Не дашь? Нет, это правда. Знаешь, старики, которые прошли первую мировую войну и все, что потом было, уж если они до сих пор дожили, то, значит, им сносу нет. Разве ты сам не замечал? Тут у нас еще один есть, под Кроссбриджем живет — Алекс Рэдд, — то же самое! Хотя этот не такой крепкий, как Гектор. Я хочу сказать, Гектор не сдастся до последнего. Понимаешь ли, для таких людей, как он, слова «свободное время», и «отдых», и «праздники», и прочее — это все пустой звук. Его с детства приучили работать, он и будет работать, пока ноги не протянет. Ничего не поделаешь — натура такая. Все раньше были такие.

Остаток пути Ричард продолжал расспрашивать о Гекторе, и Уиф рассказывал все, что знал, с той же готовностью, с какой и до этого развлекал Ричарда почти весь свой выходной день. Спокойно, с достоинством Уиф принял молодого человека в спутники, и чем ближе они подходили к коттеджам, тем яснее Ричард понимал, какое удовольствие получил от прогулки. Кроме того, он понял, что, наверное, был обузой для Уифа.

И, не удержавшись, высказал это.

— Да ну, пустяки какие! — сказал Уиф. — Я только рад был, когда тебя увидел. В одиночку ведь и заскучать недолго. Не с кем и словом перекинуться. Не понимаю, как тебе нравится жить одному в этом коттедже. Я б не смог.

— А мне нравится. Я очень долго постоянно был на людях. Приятно сознавать для разнообразия, что ты сам себе хозяин.

— Беда только, что ты еще и сам себе работник.

— Это не страшно. И кроме того, если я совсем буду пропадать, дам объявление — может, кто-нибудь согласится приходить ко мне убирать раза два в неделю.

— В Кроссбридже самый дешевый способ дать объявление — это сказать миссис Джексон. Она любой газете даст сто очков вперед. Мгновенное действие. Мгновенное!

— Приму к сведению. Но мне нравится одиночество. — Он помолчал.

— Ну да. Наверное, есть люди, которым это нравится. На первый взгляд я не сказал бы, что ты из таких. Но вот поди ж ты!

— Мне действительно нравится, — настаивал Ричард. — Мне надоело постоянно находиться в окружении людей, брать на себя обязательства, которые, рассудив трезво, я вовсе не жаждал выполнять, видеть людей исключительно по той причине, что они у тебя на глазах, постоянно таскаться по всяким злачным местам в компании шапочных знакомых, кроме, может быть, двух-трех, но… вы меня понимаете?

— Нет, — улыбнулся Уиф, — по правде говоря, Ричард, я ни слова не понял из того, что ты наговорил.

— Не понимал и я — в то время.

— Что же, выходит, надо нам с тобой на этом и успокоиться.

Покой! Многозначительное слово — за ним не пропадешь. Ярмарка спокойно осталась позади, и Гектор преспокойно отправился в путь; день клонился к спокойному летнему вечеру, и впереди его ждал спокойный коттедж. Слово, дав ему почувствовать себя в безопасности, тут же заставило задуматься.

Ибо после угнетенного состояния, в котором он находился, «полного нервного истощения», как назвал его доктор, «заболевания весьма распространенного», ни о чем он так не мечтал, как о покое. И здесь он обрел его. Он спал подолгу и крепко, его больше не мучили толпящиеся в уме образы, воспоминания, кошмары, прокрадывавшиеся в его беззащитный мозг, так что он был согласен на все, только бы не закрывать глаза. Его больше не кидало в дрожь при мысли о неизбежной смерти… Хватит! Слишком опасно вспоминать, каким он был. Нет! Ему нужен только покой. И все же, стоило им свернуть на дорожку, которая вела к Нокмиртону и по которой можно было дойти до его коттеджа, он вдруг испугался мира и тишины, разлитых вокруг. Может, такая резкая смена почвы была наихудшим выходом. Потому что сейчас, шагая рядом с Уифом, он вдруг почувствовал себя здесь чужим. Но почему? Почему после такого мирного дня? Почему его ноги вдруг стали ватными, почему начало казаться, что живая изгородь исчезнет от его прикосновения, что во всем этом прочном, реальном мире он один настолько призрачен, словно его и вовсе не существует?

— А ну, гляди веселей! — сказал Уиф. — На так уж плохо все обстоит.

— Простите, пожалуйста!

— Вид у тебя что-то понурый. Слишком долго пробыл на воздухе, вот и устал с непривычки.

— Да, да! Только дело не в этом.

— Слушай. Приходи к нам сегодня ужинать. Нельзя же все время одному сидеть.

— Нет, что вы. Я, право, не могу… У миссис Бити и без того много дел… Я прекрасно поужинаю один. Я…

— В общем, мы будем очень рады. Приходи, когда надумаешь.