За гранью мира алая заря

— Хочу червячка, — безапелляционно заявила Маруша, и кот тут же умолк. Не дожидаясь милостей от природы, птичка подцепляла извивающиеся красные спиральки, пока не насытилась.

— Сейчас я им поясню все особенности перелетных маршрутов, — после плотного обеда настроение стало бодрым и боевым, и Маруша ввинтилась в пернатые ряды, пробиваясь к центральному кругу.

— Погоди, — зашипел вслед кот. Но коты живут на свете не для того, чтобы указывать птицам. Особенно, когда их никто не просит.

— Я тоже неплохо сочиняю, — безапелляционно заявила Маруша, перекрыв птичий гомон первых рядов.

Птица-Секретарь опешила от подобного напора.

— Как ва-ас представить, милочка?

— Вот уж тебе не милочка, — Летящая в Вирию смерила ведущего хмурым взглядом. — Представь меня, как Марушу, птичку верхнего уровня.

— О, о! — раскрыл клюв Пятнистый Лунь, на секунду утративший положенное по должности хладнокровие. Разговоры в первых рядах смолкли. Птицы сверлили Марушу удивленными взглядами.

Не растерялся только ведущий.

— Не часто, — кивнул он, — вот уж не часто за-алетают к нам па-адобные гостьи, — его клюв преобразился благосклонной улыбкой. — А-абычно они а-астаются в других ночах. А-а тут та-акая уда-ача. Упустим ли мы ша-анс услышать птичку верхнего уровня?

Он сделал паузу.

Все замерло, застыло, заледенело в груди у Маруши. Хотелось только одного, чтобы поскорее закончилась эта затянувшаяся прелюдия. Может, зря она рискнула? Может, стоило спокойно подождать в районе пятого столика?

— Пущай читает, — милостиво кивнул жирный пеликан. Когда-то он был розовым, но сейчас его словно вываляли в цементе. В пустых дырах его глазниц притаилась изначальная тьма.

— Давай, пташка, начинай, — весело проорал стриж, глаза которого наполнял мутный туман.

Маруша осмелела.

— Итак, — ведущий покровительственно распростер крыло на маленькой птичкой. — Перед нами Ма-аруша, а-асоба, прина-адлежащая а-адному из верхних уровней птичих кла-анов. Не а-на ли ва-азвестит нам истину в па-аследней инстанции? Пра-ашу Вас, па-алнаценная ка-андидатка на роль Ка-аралевы Бала.

Такое приветствие еще больше ободрило Марушу. Птичка вылетела на свободное место, по пути взбив хохолок и пригладив перышки, чирикнула, прочищая голос, и трели полились из горла.

Сегодня тихой стылой ночьюРвет ужас наши души в клочья.Пьем чашу страха мы до днаЗа вас, волшебница Луна,Что шаром черепа дырявымСшибает кегли мутных звездНа сумрачный туманный мостИ катится по мертвым травам.А на четвертую зарюРисунок мудрой старой птицыВзовьется в небо со страницы,И радость теплится в груди.А на четвертую зарюПрорвется радугой ненастье.Подхватит наши крылья счастьеЗа горизонтом впереди!

Маруша смолкла, вслушиваясь в оглушительную тишину. Лишь робко посвистывал ветер, да жалостливо скрипели прутья клетки.

«Сейчас все заорут от восторга! — внутри Маруши поднималась теплая волна победы. — Просто до них еще не дошло, что зарю можно не только ругать. Сейчас… Ну начинайте, начинайте же…»

Никакого рева не последовало. Кто-то кашлянул, кто-то ковырял пол острым коготком. В задних рядах смачно чавкали чем-то вкусным, но износоустойчивым.

— М-да, — начал распорядитель, почесав правой лапой левую. — За-а первую часть я бы не па-ажалел ка-аралевкий венок Ночи Лега-астая. Но вта-арая па-алавина просто пра-авальна. Ша-аблонисто. Безвкусно. Плоско. Э-этакий цыплячий ва-асторг, ка-аторым умиляется квочка-мамочка перед курами-са-аседками.

— Что-о-о, — грозно протянула Маруша. После прочтения строчки не казались ей шедевральными, но не такому надутому индюку ругать то, что сложилось в ее душе.

— Хреново! — засвистел кто-то из второго ряда.

— Хероватенько! — заливался петушиный голос за спиной.

— Хрениссимо! — защелкал иностранный акцент.

Со всех сторон доносились неприличные смешки, гуканье, хихиканье. Рядом с правой ногой размазался чей-то презрительный плевок.

— Ша! — гаркнул распорядитель, и мигом наступила тишина. — Первую часть на-ам никуда не деть! Выбирай, девочка! Или мы за-абываем про неудачный финал и делаем тебя Ка-аралевой Бала, или ты ва-азвращаешься в толпу и да-а утра мы тебя не слышим.

— Королевой? — не поверила Маруша, больше всего боявшаяся прослыть неудачницей.

— Точно! — крыло сделало витиеватый взмах, очерчивая то ли орлиный профиль, то ли макушечный хохолок. — Ну? Ты решилась?

Маруша взглянула на птиц. Те замерли, как в немой сцене. Только кот позади всех остервенело мотал головой.

«Не веришь, что стану королевой? — холодно подумала Маруша. — Королева это тебе не на пугале висеть.»

Сапфировый свет наливался жалостливой тревогой.

Глаза утконоса, чья шея завивалась спиралью штопора, на миг прояснились, а по горлу прокатился спазм.

— Эй, ты! Держи свой большой клюв закрытым! — предвосхищая нелестные речи, прикрикнула Маруша и повернулась к распорядителю. — Согласна, — громогласно отрезала она. — Когда-нибудь это должно было случиться. Я знала, что мне предначертана королевская судьба.

— Та-агда твои строчки па-аслужат сла-авами Лунного Гимна, — улыбнулся распорядитель. — А-а то у нас в па-аследнее время проблема са-а славами. А тва-ая га-алава украсит на-аш зал да-а утра, — кончик крыла ткнул точно в зенит, где в единой точке сходились все прутья. — Ка-алечко всегда га-атово.

Рядом с ведущим объявилась Птица-Пила, насвистывая «Колечко, на память колечко», подмигнула задорно, вытащила напильник, покрытый налетом ржавчины, и принялась затачивать обломанные зубцы на клюве.

— Постойте, — взъерошилась Маруша. — Кто вам сказал, что Королеве Бала необходимо отрезать голову?

— А ты думала, — удивился Пятнистый Лунь. — Королева — как идеал, — его глаза мечтательно закатились, — идеал недостижимый, — блестящие выпуклости покрылись мутной пленкой. — А стоит ли жить, когда кругом одни недостижимости? Выбирая королеву, мы признаем, что никто из нас не напишет лучше. Убивая королеву, мы избавляемся от комплексов и снова можем творить. Нет идеала — нет проблемы.

Мутнота мигом пропала. Глаза сверкали холодной яростью.

23

Что-то мягко толкнулось в левое крыло. Скосив глаза, Маруша увидела комок тумана с двумя голубыми звездами.

— Тебе оказана великая честь, — невесело улыбнулся кот. — Сознавая свою элитарность, они все же согласились принять тебя в свои ряды. Ты видишь в смерти конец пути, для них же она — отправная точка, откуда исходит луч последнего полета.

— Что можно изменить? — горячо зашептала Маруша в прокушенное кошачье ухо.