За Гранью

— Попал! — объявил Вова. — Это потому, что ты в этот момент не думал. Мышцы сами всю работу сделали. И, заметь, лучше, чем голова! Непроизвольное движение называется!

— Вова, кончай трепаться! — рявкнул из-за перегородки сиплый голос.

Хозяин голоса — Юрий Александрович — невысокий плотно сбитый мужчина с коротко остриженными седыми волосами, старающийся походить на отставного офицера, за глаза называемый всеми не иначе как Юрик, — поднялся над загородкой с видом боксера, выигрывающего бои исключительно нокаутом.

— Задолбал трещать! — гаркнул Юрик и погрузился обратно за загородку.

Вова расцвел одной из самых шикарных улыбок, принимаясь объяснять кто по его мнению есть кто, и кто куда пойдет.

Герасим, с видом случайного и очень занятого прохожего, поспешил на свое место, думая о том, могли ли его мышцы сами изобразить улыбку?

В темном зеркале монитора отражалась знакомая физиономия.

Герасим попробовал улыбнуться. Улыбка получилась вымученной. Его настоящей. Это отражение не пыталось улыбаться для рекламы позитивного мышления.

Рядом на черной плоскости появилась бело-серая фигура.

— Герасим Палыч, — раздался за спиной начальственный голос, — не слишком ли вы увлеклись имитацией трудовой деятельности? С упором на имитацию. Хоть бы монитор включили ради приличия.

— Я думал, — машинально ответил Герасим, поворачиваясь к шефу.

Тот со скорбной миной взирал с высоты своих двух метров на придавленного к креслу недотепистого, а теперь ещё и обленившегося подчиненного.

— Не обижайтесь, но должен вам напомнить, что думать, не совсем ваша прерогатива, — прожурчал шеф. — Ваше дело сейчас сделать отчёт, который должен быть на моем столе.

— Да, я помню. Он почти готов.

— Почти не приемлемо. Готов. Или не готов. Сейчас, если я правильно понимаю, он не готов. Он нужен в центральном офисе, он нужен здесь. Возможно, прямо сейчас предприятие теряет огромные деньги и ничего не предпринимает, потому что его руководство об этом не знает. Кто-то может остаться без премии, кто-то без зарплаты, а кто-то вообще окажется на улице. Понимаете, насколько это важно? Я поручил вам эту работу, потому что считал, что вы справитесь. Я ошибся?

— Э-э… Нет.

— Очень на это надеюсь. Вы помните, когда крайний срок?

Герасим закивал.

— Не подведите всех нас.

— Ну что, Гера, получил внушение?

Герасим оторвался от выборки.

Вова сиял неизменной улыбкой. Знай его кто похуже, заподозрил бы в злорадстве.

— Хорош грустить, пошли курить. Дым сокращает жизнь, но дарит радость, а вечно не живёт никто. А, как? Почти Шекспир.

Они вышли на крыльцо. Ни свежего воздуха, ни солнца, только стены многоэтажек, образующие каменный мешок, с тротуарной плиткой на дне. Несколько высоких клумб с чахлыми кустиками, крошечная детская площадка с песочницей в ярких бортиках — все украшение.

Остановившись возле таблички «место для курения». Вова жадно, как в последний раз, затянулся, выпустил струйку дыма. Герасим смотрел на детскую площадку и пару карапузов, что-то азартно роющих в песочнице.

Один, с угольно-черными волосенками, непокорно торчащими по всей голове, делающими его похожим на ежика, рыл, высоко занося над головой ярко-красный совок. Второй, с растрепанными локонами цвета пшеницы, отгребал вырытое, не давая ему осыпаться обратно. Оба в комбинезончиках они походили на бригаду крошечных землекопов.

— Да, Гера, — Вова выпустил новую порцию дыма, — вот смотришь так и вспоминаешь свое детство. Ты, поди, тоже клады закапывал? Или раскапывал?

Герасим пожал плечами. Он не помнил. В этот момент детство вообще не вспоминалось. Будто его никогда не было.

Похожий на ежика «землекоп» накидал изрядный холм. Отложив совок, он схватил лопатку, приложил к яме, замечая что-то на черенке. Удовлетворенно кивнул.

Его светлый приятель поднял что-то, до того момента лежавшее рядом на глянцевом листке, бережно держа на ладонях, задержался над ямой.

— Хрена себе! Гера, ты это видишь?

В руках малыша лежала кукла. Из тех, которые с полсотни лет задавали нереальный стандарт женской красоты, «обзаводились» гардеробом, домами и машинами, создавая для детей игру во «взрослую жизнь». Герасим узнал ее, но затруднился бы назвать.

Под куклой появилась вторая пара ладошек. Оба карапуза медленно наклонились, погрузив игрушку в яму, молча торжественно выпрямились, держа перед собой опустевшие руки.

После нескольких пригоршней песка, брошенных в яму, один взял красный совок, другой — лопатку. Дети с взрослой сосредоточенностью принялись закидывать яму, и закапывали ее до тех пор, пока на ее месте не образовался небольшой холмик.

Ярко-красный совок срезал с него самую верхушку и захлопал по бокам, придавая им сходство с гранями.

Вова, докуривающий второю сигарету, кисло сморщился.

— Да… Игры у детишек. На родителя кого-то из них насмотрелись и решили повторить.

Герасим вопросительно посмотрел на него.

— Инструкций по рытью могил нет в детских передачах. И тот, кто так играет, видел как работает могильщик. Может, кто на работу брал мальца? Чтоб с детства проникался ремеслом.

Герасим пожал плечами.

— Пойдем отсюда, — вздохнул Вова, давя окурок о край урны. — А то еще немного и я, глядя на такие игры, курить брошу.

Остаток рабочего дня почти схлопнулся. В сознании остались какие-то манипуляции числами и диаграммами, подходы шефа с указаниями что где нужно поправить, походы между кофейным уголком и санузлом, где Герасим избегал смотреть в зеркало.

То и дело в памяти всплывал ярко-красный совочек, равняющий стороны игрушечной могилы.

Дорога до дома — час толкания с другими пассажирами, быстро разогретый ужин и голова, упавшая на подушку только для того, чтобы забыться сном на несколько часов.

Прежде чем почистить зубы, Герасим, на всякий случай, закрыл зеркало полотенцем. Оставаться наедине с отражением не хотелось., а для чистки зубов смотреться в зеркало не обязательно. Нечего там рассматривать в такой момент.

Стараясь ни о чем не думать, он проверил будильник и лег.

В офисном санузле оказалось необычно много зеркал. И в каждом отражался он. Подумав, что отражение должно быть одно, ведь он же один, Герасим повернулся к ближайшему зеркалу.

Отражение улыбнулось. Дружелюбно, почти ласково.