За Гранью

Ничего там не мелькало, не сверкало и не блестело.

Поставив ногу на пол, Герасим мысленно выругал себя, опять поворачиваясь к двери. В зеркале, на краю зрения сверкнул, на мгновение задерживаясь, тончайший волосок. Медленно, как при ловле особенно пугливой бабочки, Герасим повернул голову, следя краем глаза за блеском.

Волосок снова блеснул в зеркале. Герасим застыл.

Стараясь не шевелиться, не двигать глазом, он рассматривал едва заметную блестящую паутинку, тянущуюся от уха его отражения куда-то в глубину зазеркального пространства. От макушки тянулась такая же паутинка. И откуда-то из середины головы тоже.

При внимательном рассмотрении с очень медленными и осторожными движениями, такие паутинки обнаружились у рук и ног. Несколько тянулись от разных точек туловища, по несколько от поясницы и основания шеи. Похожие на струны, они крепились к отражению, делая похожим на марионетку, и исчезали в глубине того, что находилось за его спиной.

Герасим, следя за паутинками, медленно поднял руку и почесал нос.

За крошечное мгновение до того, как отражение пришло в движение, паутинки дрогнули. Будто кто-то тронул их. Как невидимый зрителям кукловод оживляет марионетку.

Приблизившись к стеклу настолько, что щекой почувствовал прохладу, Герасим повел рукой, ловя краем глаза знакомый радужный блеск. Паутинки за рукой отражения дрожали, натягивались, переливались, исчезая в дальних темных уголках отражения кафельного интерьера.

Кто-то в тех уголках копошился. Свет вокруг и глубина теней не давали разглядеть форму их обитателей. Сложно было предположить даже их размер. Но они определенно двигались. В их шевелении было что-то однообразно — размеренное, как в движениях паука, ткущего ажурную ловушку. Они то замирали, то снова начинали двигаться.

Герасим набрал пригоршню воды, и швырнул себе за спину, метя в ближайшую тень.

В тени замерли.

Герасим отодвинулся от зеркала, стараясь высмотреть в других отражающихся тенях движения их обитателей. Те, по-прежнему почти невидимые, продолжали свое копошение, никак не тронутые произошедшим с собратом.

В зеркале возникло странное движение.

Отражение неподвижно стоящего Герасима, внезапно присело на корточки, перекатилось, изображая краба, и скорчило злобную гримасу. Подпрыгнув, выпрямилось в струнку, схватило себя за шею, после чего одну руку задрало под потолок, и свесило голову на бок, до плеча вывалив язык. Через мгновение оно сделало лицо до отвращения похожим на череп с растянутой по нему кожей.

Дверь тихонько хлопнула.

Отражение не отреагировало на появление еще кого-то, продолжая издеваться над своей внешностью, делаясь все больше похожим на плод фантазии сумасшедшего художника.

Герасим закрыл лицо руками. За спиной тоненько вскрикнули:

— Блин!

Он повернулся, отнял руки.

В паре шагов стояла Иришка. Глаза сверкали из-под челки, на лице рисовалась смесь жалости и брезгливости. Она несколько раз перевела взгляд с Герасима на зеркало и обратно.

— Блин… — повторила она уже спокойнее. — Гера, тебя шеф ищет. А ты тут рожи себе строишь. Как маленький… Небось сам и пугаешься… — добавила она совсем тихо, снова переводя взгляд на зеркало, будто пытаясь увидеть там что-то, кроме отражений себя и Герасима.

Иришка несколько секунд помолчала, будто что-то обдумывая.

— Расскажешь потом, ага? — шепотом сказала она.

Пристально посмотрев Герасиму в лицо, девушка кивнула и направилась в ближайшую кабинку.

Когда дверь за ней закрылась, отражение пришло в движение.

Оскалившись во всю пасть, оно провело рукой по горлу, тыча другой в сторону только что закрывшейся дверцы.

Герасим отвернулся от зеркала.

Темные углы, казавшиеся в зазеркальном пространстве сгущениями тьмы и ровно вырезанные дырами, в оригинале были едва затененными участками. Керамическая плитка поблескивала глянцем не так сильно и была она малость погрязнее. Присмотревшись тщательнее, можно было разглядеть мелкий мусор, пропущенный уборщицей. Больше ничего в этих уголках не было. И паутинки из них никуда не тянулись.

Герасим вышел.

По пути к рабочему месту на глаза то и дело попадались совсем темные углы, тени, едва затененные участки. Их оказалось неожиданно много. И ни в одном из них не оказывалось ничего похожего на тех, едва заметных обитателей теней в зазеркалье.

Кресло издало привычное пф-ф-ф.

Мышь легла в руку. В это мгновение Герасиму показалось, что указательному пальцу что-то мешает. Он покосился на руку. В тот момент, пока глаза уже навелись, но взгляд еще фокусировался, у самого края глаза мелькнула и тут же исчезла тончайшая, как бритвенный срез радуги, паутинка.

Герасим мотнул головой, посмотрел еще раз. Больше паутинка не появлялась. Пошевелил пальцами. Ничего не мешало.

Он тронул мышь, пробуждая монитор. За миг до того, как тот перестал быть черным зеркалом, отражение успело подмигнуть. Возможно, это просто показалось.

Вся дорога до дома напоминала пытку.

Никогда раньше Герасим не обращал внимания на обилие зеркальных и просто блестящих поверхностей вокруг. Настоящих зеркал не было, но в многочисленных стеклах и полированном металле он то и дело ловил взглядом свое отражение, и тут же отворачивался, прятал взгляд, стараясь перевести его на что-то, где не отражалось ничего.

Добравшись до кровати, он почувствовал, что не может спать. Прикрыв глаза и начиная проваливаться в небытие, Герасим вспоминал предыдущий сон и опыт прошедшего дня. Сон тут же исчезал. Мало того, возникало острое желание не спасть вовсе.

Промучившись пару часов, Герасим выпил чашку крепкого кофе.

Сон стал проблемой. Для него нужно было исключить сновидения. Говорили, когда-то таблетки сильного снотворного можно было запросто купить в аптеке. Сейчас для этого требовался врач.

Сайт клиники предлагал время для записи на прием, и Герасим выбрал самое раннее. Потом сварил себе еще одну чашку.

Представив себе, как он сейчас выглядеть на приеме у врача, а потом в офисе, Герасим хмыкнул. Ему, как минимум, требовался душ. Щетина заметно отросла и могла сойти за отпускаемую бороду. Значит, без зеркала можно обойтись. А потом… Потом врач что-то пропишет, можно будет выспаться, а там и этот навязчивый глюк пропадет.

Постояв под струями воды, Герасим автоматически потянулся за ближайшим полотенцем. Ближайшим оказалось висящее на зеркале.

Герасим протер голову и едва не вскрикнул. На расстоянии вытянутой руки обнаружилась отвратительная рожа. Розовые белки глаз разрезанные красными сеточками сосудов, смотрели из под набрякших век то ли с брезгливостью, то ли с презрением. Из раздвинутых в ухмылке губ торчали неестественно длинные желтые зубы. Тощая рука, держащая полотенце, походила на паучью лапу. Другая грозила длиннющим пальцем.

Выматерившись, Герасим накинул полотенце обратно.

Обстановка в кабинете казалась нарочито нейтральной. Будто кто-то хотел, чтобы посетитель, оглядевшись вокруг, решил, что попал не во врачебный кабинет, а переговорную комнату.