За гранью
Шрифт:
Уверенная речь, огромная физическая сила и богатый кафтан говорящего (поди, какой ближний слуга большого боярина, а то и самого царя-батюшки али Святейшего Патриарха, недаром и перстень вон золотой на левой руке) сделали своё дело. Ворча и озираясь, народишко стал медленно пятиться — кто к своим столам, а кто и к двери. Впрочем, у дверей по знаку Жеребца их встречали половые. Хочешь идти домой — иди, только сначала расплатись честь по чести за выпитое, съеденное и сломанное.
— Господа, благодарю вас за помощь. Позвольте представиться: Шарль де Батц, д'Артаньян, де Кастельмор, лейтенант мушкетеров Его Величества Короля Франции роты Его Высокопреосвященства господина
— Я Ульрих фон Лорингер, а это — мистер Гарри Бульмерр.
— Очень приятно. Полагаю, наше знакомство надо отметить. Господа, может быть, вы составите нам компанию?
— Отчего же нет, просим вас за наш стол, ваш в этой суматохе немножко пострадал.
Сказано было ещё очень мягко. Лейтенант недовольно поглядел на перевернутый столик. Вся еда и выпивка, разумеется, оказалась на полу.
— Я думаю, лучше поднимемся наверх, в наши комнаты…
Провожаемые хмурыми взглядами иноземцы прошествовали на второй этаж.
— Пров, а кто воин сей? — полюбопытствовал кто-то из оставшихся гостей, когда за ушедшими закрылись двери.
— Ульян Иваныч Лорингер, из литовских людей был, а теперь — полуполковник Пушкарского приказу, — откликнулся трактирщик. — Говорят, нынче в силе, на суде супротив самого Михайлы Борисовича Шеина свидетельствовал.
— Супротив Шеина-то баить в суде силы не надобно, — вздохнул еще кто-то. — Там уж всё заранее решено было…
— Э, Ивашка, пустое глаголешь, — Пров вместе с половыми уже обносил всех чарками, — облаять-то Шеина многие горазды были, а вот дело сказать — это мало кто мог. Шеин-то вишь, что-то не так с пушками распорядился под Смоленском. Ульян-то ему объяснить пытался, он в пушках большой дока, да разве ж Михайло Борисыч кого слушал? Такой уж гордый боярин был… Он Ульяна хотел сгоряча плетью двинуть, а тот его сам как двинул — воевода и сел посреди лужи. Бирючей шеинских раскидал и в Москву поспешил — бить челом царю-батюшке. Ну а уж тут бояре-то давно зуб на Шеина точили, доложили Михаилу-то Федоровичу в лучшем виде. Ну, царь-батюшка его уж после полуполковником и пожаловал.
— Да уж, — заключил Степка Скрипсков, рукавом рубахи утирая с рыла кровь, — с таким-то лучше не связываться. И силища невпроворот, и, видать, смелый воин, и в милости. Либо нутро всё отобьёт, либо в Танбов али в Козлов отправит, за крымчаками бдить. Слава Богу, сёдни обошлось…
Д'Артаньян и Рошфор неплохо говорили по-английски, Бульмерр немного знал французский, Ульрих же свободно разговаривал на обоих языках.
— В моём замке было много книг на разных языках, а я любил читать. Вот и пришлось изучать разнообразную речь. Особенно трудно мне давалась латынь, но надо же было чем-то занимать свою скучную жизнь.
— Вы совершенно правы, Ульрих. Я тоже всегда говорил, что наша жизнь — неимоверная скука, — согласился лейтенант. — А ваш земляк Уилл, — обратился он к Гарри, — убеждал меня, что через несколько сотен лет о нашем времени будут говорить, как о полном страстей и приключений, а про меня, представьте себе, господа, про меня, напишут пьесу.
— Какой Уилл? — поинтересовался Бульмерр.
— Шакспур, тот, что писал трагедии.
— В таком случае, готовьтесь, любезный лейтенант — про вас в будущем непременно напишут. Шекспир был гением, а слово гения имеет свойство сбываться.
— Вы так думаете?
— Проклятье… Когда наши потомки будут вспоминать Англию этих лет, они не скажут, что это было время короля Якова или короля Карла, время графа Мидлсекса или герцога Бэкингема. Нет, они скажут, что было
время Шекспира, и будут тысячи раз правы. Я уверен, что его пьесы будут ставить по всему миру через многие сотни лет, когда о нас будут помнить только любители покопаться в старых хрониках, если, конечно, о вас Дэртэньен, не напишут пьесу.— Ну, хорошо, обо мне потомки узнают из пьесы. А об остальных — откуда? В каких таких хрониках можно будет что-то найти?
— А вот смотрите, лейтенант. Граф де Рошфор — дворянин, а генеалогия дворянских родов ведется очень тщательно. То же касается и виконта.
— А ведь и верно. Я как-то об этом и не подумал. Видимо и Ваше имя так же можно будет встретить в книгах по генеалогии?
— Можно, хотя не так просто: мой родовой замок расположен в Литве, как ее сейчас называют в Лифляндии. Легче его встретить в реестрах Пушкарского приказа, в коем я ныне служу московскому царю.
— А Гарри?
— Ну, а Гарри всё же первый иноземный инженер, приглашенный в Россию для поиска руд и драгоценных камней.
— В самом деле? — изумился Рауль.
— Представьте да, — развел руками англичанин, — у меня даже грамота царская есть, её очень полезно воеводам да губным старостам на местах показывать, а то ведь не повернуться, чтобы хоть чем-то помочь.
— Кто такие эти губные старосты? — с трудом произнес иностранные слова лейтенант.
— Ну, что-то типа бальи или сенешалей у вас во Франции…
— И много ли руды вам удалось найти? — поинтересовался Рошфор.
— Немало граф. Земля москвитская велика и обильна, одно плохо — порядка в ней совершенно нет. Впрочем, с порядком сейчас туго и в моей родной Англии…
— Да-да, — охотно согласился д'Артаньян, припомнив кое-какие свои приключения в Лондоне, — везде упадок, мельчают люди. Вот Уилл, помниться, так и говорил: раньше короли иною мерой отмеряли как милость, так и гнев, а теперь…
И он огорченно махнул рукой.
— Да будет вам, лейтенант, — не согласился артиллерист, — вы судите о прошлом по рассказам и книгам, а рассказчикам свойственно приукрашивать действительность. Вот, например:
"И когда герцог со своей женой предстали перед королем, то стараниями баронов примирились они друг с другом. Королю очень приглянулась и полюбилась та женщина, и он приветствовал их и принял у себя с чрезвычайным радушием и пожелал возлечь с нею, но она была женщина весьма добродетельная и не уступила королю. И тогда сказала она герцогу, своему мужу:
— Видно, нас пригласили сюда, чтобы меня обесчестить. А потому, супруг мой, прошу вас, давайте сей же час уедем отсюда, тогда мы за ночь успеем доскакать до нашего замка.
Как она сказала, так они и сделали, и отбыли тайно, и ни сам король и никто из его приближенных не подозревал об их отъезде. Но как только король Утер узнал об их столь внезапном отъезде, разгневался он ужасно; он призвал к себе своих тайных советников и поведал им о внезапном отъезде герцога с женою. И они посоветовали королю послать за герцогом. И его женою и велеть ему вернуться ради неотложного дела.
— Если же не возвратится он по вашему зову, тогда вы вольны поступать, как вам вздумается, у вас будет повод пойти на него сокрушительной войной."
— Надо же, — удивился Рошфор, — я и не мог предположить, что и в Москве известны книги Томаса Мэлори.
— А это уже мне Гарри из Лондона привез. У нас-то здесь только духовные книги печатают.
— А хорошо написано, — вздохнул д'Артаньян, — душевно. Я ж говорю, раньше какие страсти кипели…
— Вы думаете, нынешние короли не обращают внимания на молодых и красивых жен своих вассалов?