За гранью

Не подумайте, что я мстительная, но…

Я мстительная.

Времени это заняло немало – некоторые вещи, которые пишет аристократ, он должен писать непремено своей рукой.

Например – обращение в Комиссию по Наследию древних родов.

Нет, отпечатанное на принтере заявление тоже рассмотрят, но это неприлично.

Другие инстанции, которые я планировала осчастливить своим вниманием, были не столь придирчивы,и потому мистеру Дорну тоже хватило работы.

Мы усердно трудились, когда в переговорную постучала приставленная ко мне ответственная сестра, в равной мере решительная и возмущенная.

– Мисс еррерс, вас запретили беспокоить, пока здесь детектив Кан, но он уже ушел, а вы уже пропустили два приема пищи и назначенные на послеобеденное время процедуры. Ваш организм ослаблен, вам показан щадящий режим питания…

– И беспощадный режим обследования, - вздохнула я.

Медсестра сделала вид, что это не так и я преувеличиваю, и теперь конвоировала меня по коридору в направлении палаты.

Я бы предпочла сразу перейти к процедурам, но «нет-нет, что вы, ваше здоровье подорвано, ваш организм требует бережного обращения, вы не в коем случае не должны нарушать режим питания!».

Из чего я сделала вывод, что, проведенные натощак, предстоящие исследования дадут недостоверный результат.

Время близилось к двум часам дня.

Я шагала по коридору, сжимала телефон,и делала вид, что у меня всё хорошо.

А между тем, Ив мне ни разу не позвонил.

Выйдя из переговорной, я сразу проверила находящийся в беззвучном режиме телефон – ни одного пропущенного от Маккоя. Ни единого сообщения.

Ничего.

Я пообедала в палате и около часа прoвела в лаборатории, внося свою лепту в изучение мира Ай-6-Джет, заставляя себя не отвлекаться на поминутную проверку телефона, и только покинув целителей, разблокировала экран.

Пара сообщений, пропущенный с неизвестного номера, от Ива – ничего.

Отловила под кабинетом куратора группы, который занимался нашим карантином,и попыталась выжать из него когда нас отпустят на свободу. Дик Свенсон минут двадцать юлил и извивался, как уж, в которого тычут вилами, а потом сбежал,так и назначив конкретных сроков.

От Маккоя по–прежнему не было никаких известий.

Я сцепила в зубы и вернулась в палату.

В конце концов, у меня и без Ива найдется, о чем побеспокоиться.

Первое межмировое путешествие и помимо целителей много кого волновало, и меня ожидало составление отчета в свободной форме, а также заполнение уникальных, специально ради моего подвига разработанных опросников.

Да, именно так мне и сказал чрезмерно воодушевленный тип, когда выдавал задание – ради вашего, мисс Феррерс, подвига!

Я вернулась в палату, запустила терпеливо дожидавшийся внимания ноутбук, предоставленный карантинной службой, загрузила пришедшие на электронку бланки отчетов и опросники.

В голове медленно зрела нехорошая мыслишка, что меня, кажется, бросили.

Я старательно ее блокировала, но она то маячила на заднем плане, то всплывала поверх остальных, важных, умных и одобренных. И вела за собой целую вереницу подружек – мыслей о том, чтo мы с Ивом, вообще-то, друг другу ничего не обещали.

Что там у него и выбора не было, крутить со мной любовь или нет – после неудачного прыжка я пребывала в упадочном раcположении духа,и Маккою, хочешь не хочешь, а нужно было поддерживать во мне бодрость.

И что я, вообще-то, не подарок. У меня тяжелый характер, взять хоть склонность к скандалам. И пока у Маккоя был выбор, ухаживать за мной он не спешил. Так может, его молчание связано с тем, что я его за два месяца достала до печенок? А теперь он от меня освободился?

Или…

Да даже eсли не нагнетать драматизма! Может быть, он просто никогда меня толком не хотел, но терпел, а теперь отпала необходимость. Никаких эмоций, чистый прагматизм.

Но даже если и так – он выбрал не слишком хороший способ.

Как будто пользовался, пока была нужна, а когда необходимость отпала – отморозился.

Не счел нужным даже сказать «спасибо» и «до свидания».

Я ткнула в кнопку разблокировки телефона.

Ничего.

Да пошел он!..

Как будто мне заняться больше нечем!

Я уставилась в открытое поле текстового документа и с ожесточением застучала по клавишам, набивая шапку отчета.

Телефон завибрировал, когда я, подбодренная злостью, успела настрочить не меньше четверти предполагаемого объема.

Я схватила телефон и с трудом подавила разочарованный вздoх – мама.

– Привет, мам. Рада слышать, - я прижала телефон плечом к уху, и уставилась в текстовый документ.

– Здравствуй, милая. Как ты?

Знакомый с детства голос грел сердце.

Я тыкала пальчиком в буквы, слушала маму и чувствовала, как на душе становится легче.

Ну его, этого Маккоя!

Мы его сейчас с мамой на двоих обшипим,и совсем хорошо станет!

Я бодро пересказала, как я, старательно обходя тему следствия, армии и покушения. Простo так, потому что не хотелось – мама и так наверняка полностью в курсе. Если захочет что-то сказать – скает, если ей нужно будет что-то узнать – спросит.

– А вы как?

И тяжелый вздох в трубке ответом:

– Твой папа развил бешеную активность. Звонки, переговоры, люди. Телефон не из рук не выпускает – скоро расплавится. Связался с твоим университетом, забрасывает запросами отдел контроля портальных перемещений в министерстве… Дома полно народа, к Эдди очередь, как в дни егo министерской карьеры… Но я не поэтому звоню, дорогая. Приезжал Уильям Дарскот, он не смог с тобой связаться и просил номер твоего телефона. Я сочла возможным дать.

Когда в маме просыпалась аристократка – «я сочла возможным дать», это, как правило, само по себе было свидетельством некоторого неудовольствия, но нового тут ничего не было. К моей помолвке она относилась с легким неодобрением, считая этот шаг… нерaзумным и преждевременным.

Глупостью она считала мое решение завести жениха «как у всех», скажем прямо!

И не давала себе труд скрывать это ни от меня, ни от Дарскота.

Я раньше мамино неодобрение игнорировала, а теперь, пожалуй, доросла до признания ее правоты.