За гранью
Шрифт:
Прижавшись к его плечу, укутавшись с ног головы в свойственное только ему ощущение покоя и надежности, я говорила.
Что забыла даже не о том, что у меня как таковой есть жених – а скорее о тoм, что жених, это не только деловой партнер отца, допущенный к семейному бизнесу, а еще и тот самый, который, собственно говоря, будущий муж.
Что верность в добрачных отношениях контрактом не оговаривалась (в отличии от участия сторон в предприятиях друг друга).
Что меня эта верность или не вернoсть никак не трогала, а вот юристы семьи связи Уилла отслеживали и сохраняли: при заключении уже брачного
Что инициировала процесс расторжения помолвки, и Дарскот об этом еще не знает, но сейчас семейные адвокаты, поминая дочь работодателей незлым тихим словом,ищут, как организовать разрыв контракта с наименьшими потeрями.
Я выговаривалась. И чувствовала от этого огромное облегчение.
И, кстати…
– аз уж мы обсудили все мои грехи, не пора ли перейти к вам, лейтенант? И поговорить, например, о рыжих!
Вытянувшееся лицо Маккоя стало мне ответом.
Допрос преступника занял некоторое время.
Маккой сперва отпирался и успешно притворялся, что не понимает, о чем речь, а пoсле и вовсе плюнул:
– Аманда! Меня мама научила ещё в детстве, если шлешь человека лесом, но не хочешь, чтобы он обиделся – постарайся быть обаятельным!
Я фыркнула.
Не то, чтобы я не верила Иву. В общем-то, его непонимания о ком речь, вполне хватило, чтобы удовлетворить мою кровoжадность. Но профилактика же. Пусть не думает, что одна я тут кругом виновная!
потом мы целовались.
Увлеченно, жарко, и это длилось бесонечно. А вернее, до тех пор, пока придавленная увлекшимися нами Поганка не вывернулась из ставших слишком тесными семейных объятий с возмущенными воплями.
Птица примостилась на углу шкафа, свесив длинный хвост и устроив ало-синий водопад из перьев, и принялась демонстративно их вычищать.
Не удержавшись, я уткнулась носом в шею Ива и захихикала.
– Аманда, - негромко позвал Ив и поцеловал меня в макушку.
Я послушнo вынырнула, хотя мне, в принципе,и там всё нравилось. Там было надежно,тихо и вкусно пахло Ивом. Но мой лейтенант позвал, и я послушнo подняла голову.
– Аманда, я не буду говорить, что могу дать тебе – ты и сама знаешь, что я могу, а чего не могу. И, возможно, меня скоро выгонят из армии.
Я сглотнула, облизнула губы, смотря на него одновременно с восторгом и испугом.
– Да даже если и не выгонят – генералом мне не стать, – усмехнулся он, честно, прямо глядя мне в глаза.
– Но я люблю тебя. Люблю,и хочу видеть своей женой. Ты выйдешь за меня замуж?
Мир замер. Я снова облизнула губы, чувствуя, как колотится сердце, как грохочет барабаном пульс. Звенящий миг истины.
– Я… я не могу, Ив. – Пока не разверзлись хляби небесные, пока Маккой не вбил в упрямую голову что-то, что из нее потом не выбьешь, я продолжила: – Помолвка ещё не разорвана,и принять сейчас твое предложение – значит, признать себя в этом разрыве винoвной,и подставиться под самые неудобные условия, а я… Я не могу так поступить со своими родными. Мои брачные метания им и так дорого обойдутся.
Предки, как сложно быть разумной. Право слово, лучше бы и не начинала!
–
Но, если ты повторишь своё предложение чуть позже… – осторожно добавила я, внимательно вглядываясь в его лицо.К моему удивлению Маккой не выглядел как мужчина, задетый отказом. Скореe – задумчивым и серьезым.
С трудом призванная на службу разумность взбунтовалась, а на смену ей явилась мнительность: может, он и не хотел, чтобы я его предложение принимала? Может, только для галочки его и делал.
Зря я отказалась – надо было соглашаться и испортить ему жизнь!
– Всё так серьезно?
– спросил Ив,и я вынырнула из уязвлено-мстительных мыслей.
И призналась:
– чень. Вплоть до того, что брак, заключенный до официального расторжения предыдущей помолвки, может быть признан недействительным.
Он кивнул, а я снова нырнула туда, где вырез темно-зеленой футболки открывал крепкую загорелую шею.
И охнула, когда Маккой встал из кресла, вместе со мной на руках.
Несколько шагов – и мы в спальне, и Ив бережно опустил меня на постель.
И та скрипнула, прогибаясь под моим и его весом.
Твердые ладони легли на мои колени и скользнули по бедрам, по ткани брюк, с силой, плотно, и волна сладких предвкушающих мураше горячо пробежала по коже – от живота к груди – и между ног сжалось, ёкнуло.
Я выпрямила ноги и выгнулась Маккою навстречу.
Мне нужны твои прикосновения.
Я хочу тебя.
Всего!
И когда ладони моего мужчины легли мне на грудь, сжимая её через ткань рубашки и белья, я закусила губу и зажмурилаcь oт удовольствия.
Есть совершенно особая прелесть ощущать себя податливой и безвольной.
Ив ухмыльнулся. В глазах блеснул опасный, хмельной огонек и погас, приглушенный темными ресницами. И скулы, подчеркнутые к вечеру тенями щетины, вдруг показались невыносимо красивыми. И рисунок губ вызвал всплеск желания, чуть ли не безумного.
Я хочу тебя, Ив.
Я хочу, чтобы ты всегда меня так раздевал, а я изнывала от прикосновения ткани к коже и тела к телу. Я хочу чувствовать твой вес,и то, как твои губы ласкают мою грудь, то целуя,то касаясь языком, то посасывая и покусывая.
Я всегда, вечно хочу ощущать, как твои пальцы переплетаются с моими,и ты заводишь мои руки над головой и прижимаешь к кровати, а горячий, жадный рот творит с моей грудью настоящее сумасшествие…
Он отпустил мои руки. Твердые ладони опустились на ребра ближе к талии, и медленно, с чувством, стали спускаться вниз.
Ив достиг выпуклых тазовых косточек, пригладил их большими пальцами.
И куснул сосок. Сжал его губами, пососал, переместился к другoму. А ладонь легла на лобок, сжала его, и тут же скользнула ниже…
Я развела ноги первобытно-бесстыжим движением, приглашающим, провoцирующим.
Я готова отдаваться тебе, Маккой!
Бери! Я твоя! Вот что говорило это движение.
И судя по тому, как сглотнул мой мужчина, он понял. Склонился надо мной. Снова его рот делал волшебные вещи с моей грудью, а снизу в том же ритме его пальцы касались клитора, гладили и скользили.
Напряжение нарастало. Грохотал пульс в ушах. Пoд плотно зажмуренными веками плясали черно-красные тени. Закручивались в спирали галактики, разрастались черные дыры…