За мертвой чертой

– Ты думаешь, у них сладится? – вяло проговорила Зина, имея в виду новобрачных. Она разбирала постель и, кажется, уже наполовину спала.

– Они столько лет шли к этому союзу, – тоже полусонно ответил я. – Думаю, всё у них будет хорошо.

Мы легли спать, и наши тела свились в привычных желанных объятиях.

В дальнейшем я и Черноусов виделись чуть ли не через день. Мне нравился этот человек, и нам было что вспомнить. Иногда мы перебирали старых знакомых и рассказывали друг другу то, что слышали о них.

Вскоре после нашего заключения в «Матросскую Тишину» младший Федотов и Анна Смолецкая поженились. Молодая женщина оставила себе девичью фамилию, и её легко было понять. Спустя немного времени фамилию жены взял и Григорий.

Замужество совершенно изменило характер донны Анны. Забыв о театрах и ресторанах, она обратила всё внимание на благоустройство супружеской жизни и большую часть времени проводила в семейном кругу.

К настоящему моменту у Смолецких пятеро детей, и останавливаться на этом они не собирались. Роды не только не испортили фигуру и черты лица Аннет, но и придали её облику какое-то дополнительное женское очарование.

Григорий же, помимо торговли живописью, создал картинную галерею провинциальных художников, которая довольно быстро получила широкую известность не только в России, но и далеко за её пределами. Она так и называется: Смолецкая галерея – художественный музей в Ольмаполе.

Мой тесть Пётр Андреевич Тимошин продолжал трудиться технологом на «Мясном подворье». Не так давно благодаря его усилиям предприятие начало выпуск нового сорта колбасы «Ольмапольская» с особым изумительным вкусом. Совсем немного времени потребовалось, чтобы «Ольмапольку», как её называли в народе, распробовали не только в нашем регионе и России в целом, но и во многих других странах, и даже в Германии, славящейся своими колбасными изделиями. Как результат, семейный бизнес Тимошиных резко пошёл в гору, и объём доходов стал обозначаться числами с семью и восьмью нулями.

Сам Пётр Андреевич так и остался глубоко верующим человеком. По воскресеньям и в дни церковных праздников он обязательно наведывался в храм Божий, где усердно молился перед иконами. И каждый его визит в святилище сопровождался значительным денежным пожертвованием.

Создатель капсул жизни Всеволод Бурц, нажив миллиарды, купил в Средиземном море крошечный необитаемый островок, расположенный в районе мелководья.

Едва оформив покупку, изобретатель зафрахтовал несколько суперсухогрузов и доставил к своему владению сколько-то миллионов тонн скальной породы. За счёт каменных глыб остров расширили по всему отмельному периметру, выстлали мощным слоем сыпучего грунта и плодороднейшего чернозёма, построили на нём огромный красивейший замок и разбили цветущий сад.

Раз в год Всеволод приезжает туда со своими многочисленными друзьями, бывшими москвичами, перебравшимися на постоянное жительство в Ольмаполь. Целый месяц они отдыхают в условиях мягкого климата под сенью цветущих деревьев, под звуки арф и песнопения юных аборигенок с расположенных поблизости островов, после чего вновь отправляются в Россию. Одиннадцать же месяцев в году, на Ирее – так Бурц наименовал свой остров – поправляют здоровье шахтёры, космонавты, лётчики, полевые военнослужащие, работники спасательных служб – то есть представители наиболее рисковых профессий.

При посещениях острова Бурц и его компания не только развлекались, но и, случалось, проводили мозговые атаки, составляя внушительные листы идей очередных технических разработок.

Однажды во время прогулки на водных велосипедах по морю и прозвучала, смеха ради, та самая мысль о создании безинерционного летательного аппарата с полной компенсаций каких-либо перегрузок. Пошутили, посмеялись, а потом задумались и… в конце концов построили нечто напоминавшее НЛО.

Сейчас в Ольмаполе создано уже несколько таких аппаратов, мгновенно развивающих скорости в тысячи раз большие, чем у самого быстрого самолёта. Говорят, за ними большое будущее и скоро они полностью придут на смену современной авиации. Ещё говорят, что в недалёкой перспективе на этих аппаратах отправятся к Альфе Центавре – ближайшей к Солнцу звёздной системе в созвездии Центавра.

Кроме всего прочего, Бурц продолжал усовершенствовать свою капсулу омоложения и оздоровления. Дело дошло до того, что капсула в какой-то степени стала изменять форму костных и мягких тканей той или иной части тела человека, и каждая женщина или мужчина позволяли себе обрести такую фигуру и такие пропорции, какие только желали. От этих преобразившихся женщин немыслимой красоты у мужчин сразу же происходило полное завихрение мозгов, а женщины падали в обморок при массовом появлении мужчин-адонисов.

Изобретатель «темновиков» Трофимов половину времени проводил у себя в загородном доме за чтением приключенческой литературы. Как ни странно, именно за этим чтивом к нему чаще всего и приходили озарения, связанные с тем или иным изобретением. Их у него было много.

Одним из последних стало создание конденсатных установок для сгущения и извлечения влаги из воздушных слоёв, прилегающих к земной поверхности.

Как и всё гениальное, конденсатные установки, одна названная «Муссон-1», другая, более мощная, – «Муссон-2», были на удивление просты и действовали строго в рамках того или иного поля, луга или лесного массива, очерченного заложенной программой. Днём в жаркую сухую погоду пшеничное, скажем, поле освещало солнце, а ночью его поливали тёплые затяжные дожди, сконденсированные из приземной атмосферы.

В итоге урожайность злаковых культур превысила сто пятьдесят центнеров зерна с гектара, а лесники перестали бояться лесных пожаров, потому что появилась возможность постоянно поддерживать лес в надлежащем влажном состоянии.

Мне доводилось бывать ночью возле подобных уделов. Съедешь с дороги на обочину, выйдешь из машины, а над лугом или полем словно туман стоит. И тихо-тихо так накрапывает и час, и два, и три. Растения же всё выше подымаются и тучнеют, тучнеют прямо на глазах.

Я замерял на этих полях колосья в фазе налива зерна – иной чуть ли не до полуметра доходил. И что интересно: дорожное полотно серое, сухое, а рядом, всего лишь на расстоянии какого-нибудь шага, влажные отяжелевшие стебли и тёмная промокшая земля.

Как-то в ненастный осенний день сидели мы с Виктором Алексеевичем в кафе «Аю». Пили фруктовый сок, слушали лёгкий весёлый шансон в исполнении одной начинающей певицы, а потом вышли на улицу подышать свежим воздухом и немного прогуляться.

За разговором незаметно для себя мы оказались перед входом в исторический музей.

– Батюшки мои! – воскликнул мой спутник. – А ведь я здесь ни разу не был! Может, зайдём?

Признаться, я тоже никогда не заглядывал в этот музей и потому с готовностью согласился.

Довольно таки долго бродили мы по залам, разглядывая многочисленные экспонаты, начиная от эпохи, предшествовавшей скифам и печенегам, и заканчивая последними годами. Я и не знал, что наша история столь продолжительна и богата всевозможными событиями и артефактами.

Уже под конец осмотра дорогу нам преградила большая группа школьников, с интересом слушавших рассказ молоденькой девушки-экскурсовода.

Услышав слова «дон Кристобаль, пришелец из параллельного мира», мы волей-неволей остановились и замерли, стараясь не пропустить ни слова.