За полчаса до любви

Определиться бы пора. Но, говорить легко, а как исполнить?

Или уж разбегаться нужно, коли эксперимент потерпел неудачу, или сходиться окончательно и бесповоротно. Неудобно ведь жить в подвешенном состоянии: опоры нет, уверенности тоже. Какого лешего им нужно? Одним словом, не жизнь, а глобальная невесомость, путь в никуда. Скорее даже испытание воли и выдержки.

Для чего?

Сегодня с работы Виктор пришёл почти в одиннадцать. Горячий ужин на столе накрыт двумя одеялами, чтобы не остыл. Запах чего-то очень вкусного завис над пространством комнаты.

Оля подождала, пока друг-сожитель разденется. Каждое его движение знакомо, отчётливо слышно в маленьком помещении.

Вот он снял ботинки. Повесил куртку… надел тапочки… шаркает.

– Витя, зайди, пожалуйста, ко мне. Я заболела. Поставь горчичники.

– Сейчас, руки вымою. Холодные. Как же ты так!

Через несколько минут юноша подошёл к ширме, – захожу, можно?

– Угу.

Виктор вошёл. Оленька лежала на кровати без одежды, лицом вниз.

– Ой, извини!

– Ты же горчичники собрался делать, чего извиняешься.

– Можно я тебя накрою?

– Нельзя! Начинай, – с дрожью в голосе прошептала Оля и решительно повернулась на спину.

– Да я не умею, чего с ними делать, – блеял ошеломлённый Витька, вперив застывший взгляд в живописный натюрморт, в котором центральной осью и главным символом возвышались живописные до одури холмики груди. Разглядывать детали галлюцинации было неприлично и ужасно стыдно. Ниже смотреть он так и не решился, хотя впоследствии закрывая глаза мог разглядывать сколько угодно всю экспозицию целиком.

Конец ознакомительного фрагмента.