За полвека до Бородина

Он был генерал–фельдцейхмейстером — главным начальником артиллерии — и одновременно начальником Оружейной канцелярии и не только отвечал за боевую готовность артиллерии, но руководил и строительством, чугунолитейных и медеплавильных заводов, пороховых фабрик и артиллерийских мануфактур.

Влияние братьев Шуваловых на императрицу было исключительно сильным не только благодаря их постам и личным качествам, но, пожалуй, в неменьшей степени еще и потому, что их кузен Иван слыл «невенчанным мужем» императрицы, пребывая в фаворе дольше всех прочих ее талантов.

Иван Иванович еще в юности, благодаря тонкой интриге, задуманной и успешно проведенной Маврой Егоровной, был введен в круг ближайших друзей императрицы и надолго завладел ее сердцем. Новый фаворит был на двадцать лет младше императрицы, отменно хорош собою и к тому же умен и образован.

Следует заметить, что, в отличие от своих кузенов, был Иван Иванович бескорыстен, честен и добр. Он не принял титула графа — от чего не отказались его двоюродные братья, — не гнался за чинами и богатством и обессмертил свое имя дружбой с Ломоносовым и тем, что вместе с ним и рядом с ним трудился над созданием первого русского университета.

Он же сыграл немалую роль в создании профессионального русского театра, и ему обязана была своим появлением и Российская Академия художеств.

Итак, теперь мы возвращаемся в год 1754-й, когда императрица и ее двор находились в Москве и действительный камергер и кавалер двадцатишестилетний Иван Шувалов тоже находился при августейшей особе — «дщери Петровой».

Светские забавы, к счастью, заполняли не все время Ивана Ивановича. Его главною заботой в это время было создание в Москве университета, о коем первым и подал ему мысль Михаила Ломоносов.

Почему в Москве? Отчего не в Петербурге, где были уже и Академия наук и различные шляхетные корпуса? Объясняя потом это обстоятельство императрице, Иван Иванович упирал на то, что в Петербурге жило всего лишь около ста тысяч человек, а в Москве — четверть миллиона. К тому же в Москву почти из любого места России добираться было гораздо способнее, нежели в окраинный Петербург, да и цены в Москве на все припасы были куда умереннее, и потому содержание студентов и профессоров не стоило бы казне столь многого иждивения, как в Петербурге.

Кроме того, почти всякий русский дворянин — а именно для дворян прежде всего и создавался университет — имел в Москве родственников или знакомых, где ему обеспечены были кров и пропитание.

Сии резоны, до места создания университета относящиеся, были признаны убедительными, и 12 января 1755 года последовал указ, в коем говорилось, что коль «всякое добро происходит от просвещенного разума, а, напротив того, зло искореняется», то и следует учредить в Москве университет.

В указе об учреждении университета также говорилось, что «дворяне… хотя… к надлежащему воспитанию и научению к службе нашей, кроме Академии, в Сухопутном и Морском Кадетских корпусах в инженерство и артиллерию открытый путь имеют», однако ж университет будет полезен для них, если они пожелают обучаться в нем «вышним наукам».

Так впервые в одном и том же документе оказались упомянутыми университет и учебные заведения, которые представляли российским юношам «в инженерство и артиллерию открытый путь».

И оказалось, что это не просто риторический прием, а что за сим кроется глубокий смысл и предугадывается общность судеб университета в Москве и Артиллерийского и Инженерного корпуса в Петербурге…

* * *

Иван Иванович Шувалов почитал Михаила Васильевича Ломоносова не только первым в России ученым, но и лучшим поэтом и в свою записную книжку переписал больше его стихов, чем собственных, написанных им самим.

Он любил Ломоносова искренне и не раз просил Елизавету о помощи ученому. Однако, когда «императрикс» дала Ломоносову на строительство фабрики по производству цветных стекол крупную сумму да сверх того еще и имение с землею и мужиками, то даже любезный друг Иван Иванович усумнился: «А ну как ныне заленится Михаила Васильевич? Имея все для получения благ земных, захочет ли он по–прежнему трудиться в поте лица?»

И однажды прямо спросил о том Ломоносова.

Профессор вроде бы не обиделся и даже, вопреки собственному обычаю, не осердился. Глянул на Иван Иваныча, будто на малолетнего недоумка, и сказал:

— Рассуди сам, Иван Иваныч. Вот, к примеру, Диоген. Жил он в бочке, спал и ел с собаками, носил рубище и оставил после себя несколько забавных шуток. А вот Исаак Невтон, лорд Боил, — богатый человек, и сколь много оставил после себя великих открытий! Или тот же Христиан Вольф, один из немецких учителей моих, служа честно науке, нажил тем более пятисот тысяч капиталу, да еще и баронский титул в придачу.

Добродушный Иван Иванович даже и не сконфузился от допущенной им неделикатности и, улыбнувшись, сказал:

— То я испытывал тебя, Михаила Васильевич. А теперь, коль скоро по–прежнему ты трудолюбив, вижу, что могу и еще об одном деле попросить тебя: не составишь ли для брата моего — графа Петра Ивановича — регламент на учреждение единой Артиллерийской и Инженерной школы также, как составил ты подобный на основание университета?

— Для чего объединять две школы в одну? — быстро спросил Ломоносов.

— Причина проста. Артиллеристы не знают фортификации, а инженеры — артиллерии, хотя обе сии науки и наитеснейше меж собою связаны.

— Резон ваш, Иван Иванович, принимаю. Только думаю я, что и многие иные науки, кроме артиллерии и фортификации, также всенепременнейше следует изучать кадетам.

Однако о сем следует поразмышлять особо, и ежели граф Петр Иванович соизволит дать мне время, для составления прожекта потребное, то и постараюсь я полный план уже вскорости ему предложить.

4

На зимних квартирах в Литейном дворе вовсю шли занятия. И на сей раз уже не экзерциция занимала умы мальчиков, но — наука марсова, наука военная.

Прапорщики, подпоручики, поручики и сам капитан по мере собственного своего разумения внушали во всех трех ротах массу премудростей, составляющих суть воинского учения.

Кадетам надлежало знать: как всякой фронт устроить — от фронта ефрейторов до полкового; как во фронте поступать, и какие обращения и еволюции делать, и к чему оные потребить; как маршировать; где, какое прикрытие употреблять; каким образом с дета–шементами и конвоями поступать; как лагерем становиться и его укреплять, и что при этом примечать надлежит. Как внутри государства маршировать, на квартиры становиться и из них выступать; как полк содержать в порядке и строгости; как суды производить и какие за погрешения класть штрафы.