За порогом боли

– Ладно, так ладно, – примирительно кивнул Кирилл. – Это не главное. Нужен план. Надо убрать два трупа…

– Три, – поправил Макс. – Там, на тропке, еще один.

– Угу, – согласился Кирилл. – Значит три трупа. Надо разобраться с оружием. «Стволы» хорошие, грех бросать. И вот еще… – Кирилл придвинулся поближе, доставая карту Алика. – Смотри, здесь кое-что помечено. Думаю, есть смысл прошвырнуться, а? А вдруг клад?

3а «кладом» вышли на следующее утро. Ринат остался в лагере, ошарашенный и пришибленный сообщением, что он – убийца.

– Молодец, хорошо среагировал, – «ободрил» его Кирилл. – Если ты с ФСБ связан, то это у тебя, наверное, не первый случай. Да, если и первый – привыкай, служба такая.

Из дальнейшего разговора, вернее из обрывочных, как бы между делом, фраз, Ринат извлек, что нож Макса попал в ребро, а он довершил дело. И что крутить бесполезно – два свидетеля и дробь из его ружья – улики неоспоримые. Не мог же знать этот фантазер, что баллистическая экспертиза ничего не даст, так как дробь не сохраняет примет ствола, ее пославшего.

Все фантазии, которыми он жил, вдруг ужаснейшим образом обратились в явь и оказалось, что приключения, о которых он так мечтал, вещь не такая уж интересная, и лучше бы обходиться без них. Но обратной дороги нет. Он убийца. И черт бы побрал этих двух придурков – спокойного, как удав, «афганца» и этого слабака-журналиста. Даже нож бросить не может! И ни слова благодарности, а ведь Ринат ему жизнь спас!

Ринат и понятия не имел о еще двух трупах, лежащих сейчас в болоте, привязанными к корягам…

Парни уже не первый час плутали по лесу. Два крестика на карте-десятиверстке оставались неуловимыми. Друзья перебрались через холодный ручей и вошли в густую поросль кустарника и молоденьких деревьев. Когда-то, наверное, лет пять-семь назад, здесь горел лес. Вокруг торчали обгорелые стволы. А на месте пожарища щедро удобренная пеплом земля выплеснула из себя новую порцию жизни.

Все это росло так густо, что идти было почти невозможно. Макс запутался в ветвях и, подергавшись, вдруг заревел и рванулся с силой раненого самца гориллы. Он выхватил нож и стал рубить направо и налево, одним взмахом срубая по два-три ствола приличной толщины. Кирилл сокрушенно покачал головой и двинулся следом.

Наконец Макс вырубился на прогал между зарослями. Одним концом прогал упирался в ручей, который они только что форсировали, а в другом конце стояла огромная сосна. Кора ее была опалена, но ветви зеленели свежей хвоей. Огонь не смог победить этого лесного патриарха.

Парни подошли к дереву и повалились на траву. Они молча покурили минут десять и, вдруг, Кирилл сузил глаза и, отбросив окурок, подошел к дереву. Он несколько секунд внимательно присматривался, а потом подцепил пальцем пласт лишайника, росшего на стволе, и поднял его, как занавеску. Лишайник закрывал расщелину между могучими корнями сосны.

Макс заинтересованно подошел поближе, а Кирилл, опустившись на колени, засунул руку в отверстие и поочередно вытащил пистолет и два больших полиэтиленовых пакета. В одном из них оказался целлофановый мешок с бурой массой.

– Анаша, анаша, до чего ж ты хороша, – тихонько спел Кирилл и, помяв траву в пальцах и понюхав, добавил. – Среднеазиатская.

– Чуйка?

– Сиди уж, знаток, – иронично посмотрел на него Киря. – Нет, это или таджикская или, скорее всего, «афганка».

Содержимое второго пакета заставило обоих ошарашено присвистнуть. Один целлофановый мешок был туго набит пятидесятитысячными купюрами образца девяносто третьего года, а сквозь прозрачные стенки второго проглядывали серьезные лица американских президентов.

Кирилл опустился на колени и, немного нервничая, вспорол ножом запаянный пакет с деньгами. Достал одну пачку, перетянутую резинкой, отделил несколько купюр и, глупо улыбаясь, посмотрел на Макса:

– Я же говорил – клад! Макс протянул руку, взял другую пачку и принялся ее рассматривать.

– В пачке пять «лимонов», а их здесь не меньше тридцати, это… блин… это же, – голос «афганца» дрогнул. – Это значит…

– Ничего это не значит, – прервал его Макс. – Этими бумажками можно печку растапливать.

– Что?

– Липа. Туфта. Фуфло. Фальшивка, короче.

– Почему? – не поверил Кирилл.

– Смотри, – Макс сложил новенькую купюру пополам и несколько раз с силой провел ногтем по сгибу. Когда он развернул ее, на купюре осталась белая полоса. – Краска осыпается. Это «чеченские» деньги.

– Чеченские? – Кирилл никак не мог поверить, что «клад» обернулся пшиком.

– Ну, так говорят. В Чечне чуть не в каждом колхозе был свой «монетный двор». Поэтому фальшивки сейчас часто называют «чеченскими рублями».

Кирилл расстроено бросил деньги на траву. Макс, тем временем, добрался до мешка с долларами и распотрошил его.

Кирилл грустно следил за его манипуляциями. Макс достал несколько бумажек, долго их рассматривал, тер в руках, щупал, смотрел на свет и на сгиб и, наконец, улыбнулся:

– Что скис, кладоискатель?

– Очень хотелось стать богатым, – невесело пошутил Кирилл.

– Ну, так будь. «Баксы» настоящие.

Кирилл сердито посмотрел на Макса, думая, что тот издевается. Потом взгляд его стал меняться. На лице последовательно сменились недоверие, надежда, опаска и, наконец, восторг. Кирилл взвизгнул и кинулся на Макса.

Как два щенка они катались по траве и волтузили друг друга кулаками, смеясь в голос. Потом, встав и обнявшись, исполнили какой-то дикий ритуальный танец и, наконец, обессилено повалились на землю.

– Ништяк… – блаженно пробормотал Кирилл. – Сколько там?

– Не знаю. Десятки и двадцатки. Судя по объему, тысяч семьдесят-восемьдесят. А может и больше. Пакет-то здоровый.

– А Ринат говорил, что он оружием торгует. Хренушки. «Бумага» и «трава» – это тоже «бабки», и не меньшие.

– А может трава для личного пользования?

Кирилл посмотрел на Макса, как на больного.

– В этом мешке килограмма три. Знаешь, сколько лет они бы это курили?

– Не-а, я не пробовал.

– Поверь мне на слово – это товарная партия.

– Что со всем этим барахлом будем делать? – спросил Макс после небольшой паузы.

– Что? – Кирилл подумал. – Возьмем «баксы» и грамм сто-двести дури, а остальное спрячем в заначку. Вот только куда?

– Сюда же и спрячем, – решил Макс. – Эти трое никому ничего не скажут. А Быня такой пенек, что ему никто такие тайны не доверит.