За порогом боли

– Логично, – согласился Кирилл. – Давай «бабки» сочтем?

– Как тебе чешется! – улыбнулся Макс. – Ну, давай!

Еще минут двадцать они потратили на бухгалтерию.

– Ровно сотня, – констатировал «афганец» и нервно почесал кадык.

Макс поднялся на ноги, при этом, громко пукнув, а через секунду оба уже валялись на земле, корчась от смеха.

Парни аккуратно уложили невостребованные трофеи на место, после совещания добавив к ним двадцать тысяч долларов, на черный день, а сверху положили заряженный пистолет.

– Мало ли что? – убедительно мотивировал эти действия Кирилл.

Затем они аккуратно уничтожили все следы своего пребывания на поляне и собрались в путь.

– За вторым «кладом»? – поинтересовался Макс.

– Не стоит, наверное, – возразил Кирилл. – Дело к вечеру, а нам еще домой надо. А сюда мы еще вернемся. В другой раз. Пусть это сюрпризом останется.

«Дорога, дорога, ты знаешь так много…» – насвистывал Макс, вглядываясь сонными глазами в бетонную ленту «московской» трассы. Было пять утра, и минут десять назад они выехали из села. Макс был за рулем. Ленка сидела сзади и потешалась над трофеями охотников – двумя утками, которых они подстрелили уже возвращаясь из своего «сафари». Кирилл вяло огрызался на Ленкины шпильки.

Навстречу то и цело проносились тяжелые лесовозы и разноцветные магистральные тягачи-дальнобойшики. Несмотря на раннее время, трасса была оживленной. «Дорога, дорога, осталось немного. Я скоро приеду домой…»

В зеркале заднего вида показалась красная точка и стала быстро увеличиваться в размерах.

Попутных машин почти не было, и Макс стал приглядываться к догоняющей их машине. Далеко-далеко впереди, на прямой, как воздушная трасса, дороге, прорезающей лес по кратчайшему расстоянию, показалась колонна тягачей, которые теперь даже днем старались не ездить в одиночку.

Красное пятно становилось все больше и больше и, наконец, сформировалось в красный «Джип Чероки».

Без всякого перехода в висках Макса вдруг забухали кузнечные молоты, пальцы на руле хрустнули, и сердце стадо биться короткими мощными толчками.

«Чероки» приблизился. Макс вдавил педаль в пол, и «восьмерка» резко увеличила ход.

– Куда гонишь? – поинтересовался Кирилл, но Макс статуей сидел за рулем, ни на что не реагируя.

Он вдруг увидел, что все вокруг темнеет. Белая бетонная трасса посерела, голубое небо стало лиловым, а ярко зеленые придорожные кусты налились густой синью. И что-то багровое стало опускаться сверху, давя тяжестью веки. «Еще не все, еще не все…» – бормашиной сверлила мысль. Он почувствовал, как холодеет все тело, от пальцев до груди. И лишь голова оставалась горячей и тяжелой, как чугунок с давленой картошкой. Кисти заледенели так, что, казалось, пальцы могли поотламываться, как сосульки. В сердце кольнула ледяная игла ярости.

– Су. С-суки! – прохрипел он, задыхаясь.

– Что? – не понял Кирилл, и начал озираться.

К Максу частично вернулась механическая способность оценивать происходящее. Джип, конечно, не бог весть, какая быстроходная машина, но на переполненном шоссе продолжать гонку не имело смысла. Куда здесь оторвешься?

Макс заметил проселок, уходящий в лес и, чуть сбавив газ, крутанул руль. Машина, едва не перевернувшись на вираже, круто свернула с трассы. Ленка визжала, Кирилл матерился, ничего не понимая.

«Чероки» проскочил поворот, резко, до дымка из-под «гудиеровских» шин, затормозил, с прокруткой сдал назад, и свернул вслед уходящей в лес «восьмерке». Макс вел машину на грани фола, скользя на сыром грунте, подскакивая на корнях деревьев, в считанных сантиметрах пролетая возле стволов, не обращая внимания на крики и брань, наполнившие салон машины. Страха не было. От одной стенки черепа к другой, в вязкой тине злости, вольфрамовой нитью вибрировала мысль: «Дело нужно довести до конца». Они достали его. Достали донельзя. Он не собирался никому причинять боль, и за это его травили, как зайца. Для него даже не предусмотрели возможности защищаться. Просто гнали на «номера» и хладнокровно расстреливали. Он чудом выжил, оказывая сопротивление за гранью нормальных человеческих возможностей. Теперь он хочет уехать, но ОНИ снова хотят его крови. Хрена они угадали! Разъяренный заяц может загрызть волка! Тем более, что он не заяц.

Машина вылетела на поляну, и Макс ткнул ногой тормоз, чуть подкрутив руль. «Восьмерку» занесло так, что Кирилл ударился головой о дверцу. Макс выбрался из машины и пошел навстречу остановившемуся чуть сзади джипу.

Из джипа вывалился Быня. Он упал, поднялся и, достав из машины двустволку, попер на Макса. Ленка и Кирилл увидели, что он взъерошен, помят, лицо залито слезами, глаза опухли, а толстые губы трясутся, как у малыша. Но Макс этого не видел. Ни одной мысли – только глухая чернота и четкая цель в перекрестье прицела.

– Падла! – истерично закричал Быня, держа ружье за ствол, как дубину. – Где Алик, падла?! Что ты с ним сделал? Убью, сволочь! Где он?!

Глаза застилали слезы. Алик был его кумиром, идеалом. Это он вытащил мешковатого нескладного десятиклассника из школьных чмырей. Четыре года возился с ним, учил жизни, натаскивал в спортзале. В люди вывел. Дал работу, деньги, силу. Те девчонки, которые раньше над ним смеялись, теперь ложились под него одна за другой, и хвалились этим друг перед другом, как ночью с Владом Сташевским. Даже отец не значил для Быни столько, сколько Алик. Когда интересы Алика были задеты этим заезжим недоноском, Быня воспринял это как личный вызов. Честный и благородный, как Дата Туташхия, Алик отказался от Быниной помощи. Здесь были замешаны «дела сердечные», и Алик хотел все сделать сам. Он ушел в лес, чтобы договориться с этой сволочью, и не вернулся…

Ленкино лицо исказила гримаса страха и сострадания. Кирилл пытался выбраться из машины, но кусты мешали открыть дверцу. Заплаканный Быня и стремительно идущий Макс быстро сближались. Быня продолжал что-то выкрикивать. Наконец их траектории пересеклись. Ленка только и смогла, что вскрикнуть: «Не надо!»

Быня размахнулся и ударил ружьем сверху вниз. Макс чуть отшагнул влево, и приклад просвистел мимо. Больше шансов у Быни не было. Макс бил коротко, жестоко, наверняка.

Кулаком в печень, локтем в висок. Быня всхрипнул и согнулся. Теперь апперкот снизу в челюсть. Правой под-дых и, когда Быня согнулся снова, сцепленными руками по затылку и, одновременно, коленом в лицо. Быня откинулся, показав кровавую маску. Теперь завершающая серия. Носком ботинка в колено и ребром ладони по кадыку. Потом, рванув за волосы, повалить на землю и каблуком между лопаток…

Макс медленно приходил в себя. Серебряные точки замельтешили перед глазами, в голове звенело. Он отрешенно посмотрел на распростертое перед ним тело и, покачиваясь, вернулся к машине. Кирилл посмотрел осуждающе, но ничего не сказал. Он знал, что это бесполезно. Ленку трясло.

– Зачем? Зачем ты это сделал? Он же… Это же Быня! Он безобидный. Ты же его искалечил!

Макс не счел нужным напоминать, что этот «безобидный» Быня гнался за ними, напал, держа в руках ружье. Он молча сел за руль, завел машину и аккуратно объехал неподвижное тело.

Выехав на шоссе, он остановился, и вышел из «восьмерки». Кирилл рассматривал носки своих кроссовок. Ленка испуганно проводила взглядом возвращавшегося в лес Макса и, все поняв, заплакала.

Макс подошел к Быне и осмотрел его. Он был без сознания, дышал с хрипами, но, по-видимому, был относительно цел. Позвоночник и колено не были серьезно повреждены. Макс заглушил мотор «Чероки», бросил Бынино ружье в салон и подтащил своего стонущего противника к машине, прислонив его к колесу. Порывшись в «бардачке», нашел бумагу и ручку, написал записку и прикрепил ее к ветровому стеклу.