За пределом беспредела (На воле)
Шрифт:
– Чего же вы, ребятки, на меня так тоскливо смотрите? – забеспокоился Николай. – Может, не угодил чем?
– Все в порядке, Колян, – натянуто улыбнулся Сявка, хотя от шуток бригадира его бросило в дрожь.
– Ну и славненько! Разобрались наконец. А я уж переживать стал, – и Колян облегченно вздохнул. – Ведь я же к вам со всей душой, можно сказать, как отец родной, а вы меня, неслухи, переживать заставляете. А знаете ли вы, каково это любящему родительскому сердцу? То-то, не знаете! Нет у вас еще детушек. Да вы садитесь, что же это вы пнями посреди зала
Пехотинцы опять заржали. Николай любил устраивать театр одного актера, и, надо признать, такое действо получалось у него отменно. А присутствие аудитории, способной отзываться на малейшие нюансы представления, делало его мастерство почти профессиональным.
Радченко готовил какой-то неожиданный ход, и зрители невольно затихли в ожидании чего-то необыкновенного.
Хмырь и Сявка старались держаться бодро. Они сели за стол между Угрюмым и пехотинцами, не отказались от предложенного пива, улыбались, пытались шутить и делали все, чтобы показать, будто им так же весело, как и всем остальным.
– А я вам приготовил подарочек за отменную стрельбу, – неожиданно объявил Колян, посмотрев поочередно на Хмыря и на Сявку. Он достал из нагрудного кармана два небольших конверта и небрежно бросил их на стол. – Забирайте, они ваши!
– Что там, Колян? – с робкой улыбкой поинтересовался Степан-Сявка.
Он совершал над собой насилие, поддерживая предложенную игру, но чувствовал, что душевные силы у него на исходе и если похабное веселье продлится еще минут десять, то он непременно опустит кружку с пивом на голову одного из весельчаков.
– А ты открой и посмотри… Говорю же тебе, сюрприз!
Сявка взял конверт, посмотрел его на свет, но плотная бумага оберегала тайну. Под пристальными взглядами сидевших за столом он оторвал край конверта и сунул два пальца внутрь. В руке у него оказался длинный шелковый шнур.
От громкого хохота едва не погас свет. Растянул губы в улыбке даже Угрюмый. На лице Хмыря тоже появилось нечто напоминающее улыбку. Колян терпеливо пережидал взрыв веселья. Когда узколобая пехота вытерла проступившие от смеха слезы, он обратился к Хмырю:
– Теперь твоя очередь.
Хмырь быстро распечатал конверт и вытряхнул из него пулю.
– Это и есть мой подарочек, – иезуитски улыбнулся Колян. – Знаете, что это такое? Ваша судьба. Я, конечно, не китайский император, но именно так он поступал со своими провинившимися вельможами. Отправит шелковый шнур и знает, что на следующий день адресат непременно на нем повесится. Тебе же, Хмырь, досталась пуля, не обессудь…
Сказанное можно было бы принять за шутку, если бы не жесткий взгляд бригадира. С таким выражением лица судья зачитывает приговор смертнику.
– За что, Колян? – искренне удивился Сявка.
Николай горестно вздохнул:
– Приказы надо исполнять в точности, Степа. Если я сказал, что нужно стрелять в голову, так будь добp, исполняй! Не надо меня подводить. А так и для тебя большая неприятность вышла, и меня расстроил.
– Мы же стреляли…
– Верно, – охотно согласился Колян. –
Четыре трупа за вами. Только не в того вы стреляли, ребятки… Баловством занимались, а застрелить нужно было Аркашку! Теперь достать его нам будет куда труднее.– Колян, мы сделали все возможное… – попытался вступить в разговор Хмырь.
Колян горестно вздохнул:
– Я не люблю, когда не выполняются мои приказы, Ванюша. Если я сейчас прощу вас, то завтра придется помиловать кого-то еще. Так что все решено. Признаюсь, я хотел сначала живьем замуровать вас в подвале этого бара – заложить кирпичиками в стене, а там, глядишь, лет через сто и отыскали бы ваши мумии. Но потом я подумал и решил, что это негуманно. К тому же я побаиваюсь привидений. Появляются, понимаешь, в самый неподходящий момент и портят радужное настроение. Ну что вы расселись, птахи мои сизокрылые? Ведь нам пора в путь.
Колян допил остатки пива и поморщился:
– Фу! Теплое.
Хмырь с Сявкой поднялись вместе с остальными. Они оказались в окружении вошедшей в бар пехоты и только теперь поняли, что вокруг них образовался некий роковой круг и никто из вчерашних приятелей не рискнет разорвать его из опасения самому оказаться за смертоносной чертой.
Во дворе бара было пустынно.
– В машину, – распорядился Колян. – Сявку ко мне, а Хмырь пускай к тебе садится, – сказал он Угрюмому. – Нет, садись на переднее, прокатим тебя в последний раз на командирском месте.
Сявка безропотно распахнул дверцу «Сааба» и сел на переднее кресло. Очень хотелось надеяться на то, что это страшный розыгрыш, что еще секунда – и Колян дружески хлопнет его по плечу и предложит обмыть удачную шутку свежим пивком. Минуты шли, но ничего подобного не происходило, да и не могло произойти – Колян никому ничего не прощал и люто ненавидел неудачников. Сам Степан не однажды спроваживал на тот свет менее удачливых, но никогда не думал, что такая же участь может постичь и его самого.
Радченко почему-то медлил садиться в машину.
Сявка глянул через стекло и увидел, что Хмырь уперся, не желая идти. Угрюмый ухватил его за волосы и с силой ткнул лицом в капот стоявшего рядом с «Саабом» «БМВ». Раздался сильный удар, который должен был оставить на полированной поверхности изрядную вмятину. Хмырь по-прежнему упирался, повиснув на руках «быков». В то же мгновение раздался хлопок, словно откупорили бутылку шампанского. Хмырь дернулся и рухнул навзничь, ударившись затылком об асфальт.
Бойня заработала. Следующим трупом предстояло стать Сявке.
Степан в ужасе схватился за ручку дверцы, но тут же тонкая капроновая веревка захлестнула его горло. Он попытался оттянуть удавку руками, но она затягивалась все туже. Пальцы Сявки вдавливались в собственное горло. Лицо его страшно побагровело, он попытался повернуться, забил ногами, коленом разбил панель, но боли не почувствовал. Веревка продолжала затягиваться, хрустнули горловые хрящи, и через на Сявку тяжелой плитой навалилась темнота. IIo его телу прокатилась судорога, и он затих…