За пределом
Шрифт:
— Чувствую отдачу.
— Удивительно, правда? Оказывается, что и отдача есть, — показал зубы Малу. Да уж, шутки у него от бога. Прямо не знаю, где смеяться. — В любом случае, теперь ты имеешь представление, как ими пользоваться, так что всё норм. Было бы стрёмно, если бы ты во время заварушки магазин не той стороной начал вставлять.
— Так к какому делу мы готовимся? — спросил я.
— Я скажу, когда посчитаю нужным. Сейчас же я просто показал тебе, как ими пользоваться, не более. Из своего кармана, кстати говоря, патроны покупал, так что уже можешь благодарить.
Вот
— Это всё твоё? Все эти оружия?
— Не, — мотнул он головой. — Я одолжил стволы у знакомого. Надо будет завезти ему обратно их.
Сирень нас поджидала, сидя на одном из валунов у самого леса. Молча наблюдала за лесом, задумавшись над чем-то. За это время она даже успела сплести себе венок из красных цветов и нацепить на голову. Я бы не назвал её любительницей леса, Сирень скорее походила на девушку, что любит клубы и стервозить. Потому умение плести венки для её образа было… странно.
Вообще, странная она.
Здесь все странные. Один вроде и нормальный, но безбашенный, агрессивный и быдловатый. Вторая — стерва с острым языком, но плетёт веночки. Третий — весёлый обычный парень, который с такой же улыбкой, с которой рассказывает шутки, может смотреть на убитого человека.
Я, наверное, просто идеально дополняю их. Спокойный, тихий, но на вид тормознутый толстый парень. Я знаю, что обо мне думают люди, потому для меня это не секрет и никак не обижает.
— Эй, Сирена, мы уже собираемся, — подошёл я к ней, пока Малу решил пострелять из своего пистолета. Как сказал, набить немножко руку, раз уж здесь. Как раз пока вернёмся к машине, он разрядит все патроны. Интересно, а где он покупает новые? В Маньчжурии запрещено оружие, а значит, подполье. Только где?
Наверное, я не хочу знать об этом.
— Ну и? — не оборачиваясь, ответила она. — Я слышу, как Малу до сих пор стреляет.
— Просто сказал, что собираемся, — пожал я плечами. — Не думал, кстати, что ты умеешь плести венки.
— Это типа ты пытаешься найти со мной общий язык? Неудачная попытка.
— Эм-м-м… нет, не пытаюсь найти с тобой общий язык, — подумав, ответил я, на что она сразу обернулась, стрельнув в меня злобным взглядом. — Если бы я хотел найти с тобой общий язык, я бы предложил тебе себя обнять.
— Чего? — она аж обернулась. На мгновение в её глазах пролетело удивление с лёгким отвращением и интересом. — С чего вдруг я бы стала с тобой обниматься?
— Ни с чего. Я бы не стал тебя обнимать, — спокойно ответил я.
— Ты какой-то дерзкий.
— Я не дерзкий, дерзкий не я. Я мягкий и очень тёплый, от чего зимой со мной не холодно. Потому меня классно обнимать — меня много.
— Это мерзко. Ты не мягкий, ты жирный.
— Ну конечно я жирный. Ведь не будь я жирным, я не был бы мягким. Можно сказать, что моя мягкость — моя суперсила.
— И кто же тебе сказал, что ты очень мягкий и приятный на ощупь? — со скепсисом спросила Сирень.
— Две прекрасные девушки.
— Мама и бабушка, — оскалилась она.
— Неверно. — Две сестры. — Но тебе всё равно этого не понять.
— Разумничался
тут. Хочу напомнить, что ты новенький вообще. Умник блин… — она с каким-то сожалением сняла свой венок, после чего вздохнула и выбросила его в лес.— Если тебе так нравится лес, почему просто не станешь ездить сюда? — поинтересовался я.
— Мне не нравится здесь. Всё, отвали, достал уже, — фыркнула Сирень.
Я и промолчал, хотя у меня было несколько теорий такого поведения. Одна из главных — у неё, как выражается Алекс, хронический недотрах. Впервые я с ним соглашусь на такую тему. Её непонятная озлобленность не бесит, просто немного сбивает с толку и портит настроение.
Мы замолчали. В карьере до сих пор слышались выстрелы, глухие, расходящиеся эхом по округе. По идее, нас не должно быть сильно слышно. Тут и карьер, который как бы утоплен в сопку, глушит выстрелы, и лес мешает звуковым волнам расходиться куда-либо. Можно сказать, здесь отличный тир… нелегальный. А ещё здесь можно расстреливать людей, никто ничего не услышит, да и не сунется сюда. Но это скорее так, просто глупые мысли.
— Сирень, можно вопрос?
— Валяй. Может отвечу, может нет, — вздохнула она, начав делать новый венок. Зачем старый выбросила, непонятно.
— Ты где-нибудь учишься?
— Учусь? Зачем?
— Ну как… знания там, аттестат, — немного растерялся я от этого вопроса.
— Да я не об этом! Ты чего тупишь? Я про то, зачем тебе это? Хочешь припереться ко мне в школу?
— Даже мысли такой не было. Просто интересно, — пожал я плечами.
— Что-то вопросы ты какие-то странные задаёшь. Зачем тебе это? — прищурилась она.
— Боишься, что я крыса? — слабо усмехнулся я.
Она внимательно смотрела на меня, после чего сделала удивлённое лицо.
— О боже, ты, оказывается, умеешь показывать и другие выражение лица, кроме: «Мне похуй» и «Мне глубоко похуй». Просто удивительно, я-то думала, у тебя какие-то проблемы с головой.
Вот мне интересно, рискнула бы она сказать что-то подобное Малу? Мне кажется, что нет. А ещё мне кажется, что его вообще все боятся, в первую очередь из-за его нестабильной психики.
— Ну, возможно, — пожал я плечами. — Зато с кишечником у меня всё в порядке.
— С кишеч… — и тут до Сирени дошёл смысл моих слов, от чего она густо залилась краской и отвернулась. — Засранец. Ладно-ладно, ты меня подловил, так и быть. Доволен? Я теперь вся красная.
— Я могу тебя спокойно добить и спросить, в каких конкретно местах, — с полной невозмутимостью ответил я.
— Слава богу, только на лице, — ответила она, скорее даже выдавила. Зато уши краснее, чем цветы в лесу перед нами.
— Так в какой школе ты учишься?
— В тринадцатой. Которая на Висельной, знаешь? Торговый центр «Азия», там ещё года три назад взорвали одного капо из клана Хасса.
— М-м-м-да-а-а… — протянул я, — припоминаю. Только… — мой взгляд невольно скосился на её затылок. Да так, что она, видимо, почувствовала, обернувшись. — Это же школа для одарённых.
— Так я одарённая, — тут же подтянулась Сирень.
— Одарённых в обратную сторону от нормы.
— Эй, погоди-ка, ты меня завуалированно назвал дурой?