За речкой
Шрифт:
Это был крупный детина. Он смотрел на меня исподлобья, а потом поманил пальцем, чтобы я к нему опустился. Я этого не сделал. Только вырвал руку из его крупной ладони.
Тот, сверля меня глазами, внезапно зыркнул на своих помрачневших дружков. А потом встал сам.
Хоть и широкий, детина оказался ниже меня на треть головы. Он подался ко мне и закричал:
— Больно ты мурый! Поговорим, как высадимся! Понял?!
Глава 14
— Ну попробуй со мной поговорить, если смелый, — ответил я ему, не отводя взгляда от темно-карих глаз здоровяка.
Тот уставился
Тогда, под взглядом стариков, я направился на свое место к переборке.
Вертолет скоро прибудет на Хазар-Калу. Потому неплохо было бы отдохнуть, пока есть такая возможность.
Зоной ответственности четвертой мотоманевренной группы Московского погранотряда был протяженный участок местности в провинции Тахар. Группа углубилась на территорию Афганистана примерно на пятьдесят километров, а потом распределилась в этой зоне, контролируя наиболее важные стратегические объекты.
Штаб мангруппы занял старинные руины крепости Хазар-Кала, близь кишлака Дез-и-Захак. Там расположилось командование, взвод связи, минометная батарея, инженерно-саперный взвод и противотанковый взвод. Взвод материально-технического обеспечения группы стоял непосредственно в кишлаке Дез-и-Захак.
Там же, в крепости, располагался и разведвзвод, в котором мне предстояло служить. Вернее, располагался только тогда, когда не уходил в очередной рейд в пределах зоны ответственности группы.
А вот пограничные заставы, насколько я знал, на данный момент исполняли боевую задачу по всей территории зоны.
Первая застава стояла на точке в пятнадцати километрах к северо-западу от Хазар-Калы. Пограничники контролировали там брод речки Кокча, через который шли караваны из Кундуза, а также участок дороги «Кундуз-Таликан». Кроме того, застава постоянно совершала рейды близь кишлака Айвадж.
Вторая застава ММГ-4 стояла сейчас на высоте Кол-и-Лал в двадцати километрах восточнее Хазар-Калы. Пограничники осуществляли там контроль над дорогой Чахи-Аб — Яфталь и вели наблюдение за кишлаком Чахи-Аб. А также постоянно вступали в боестолкновения с местными душманами, появлявшимися время от времени на южных склонах высоты.
Южнее крепости штаба группы, примерно в восемнадцати километрах от Хазар-Калы стояла третья застава мангруппы. Их точка располагалась у въезда в ущелье Танги-Джов. Их задача — блокировать караванные тропы, ведущие из Пакистана в ДРА через перевал Катта-Дуван, наблюдать за кишлаком Хумри. А также бойцы третьей погранзаставы периодически устраивали рейды к пещерам Хазар-Мерд с целью поиска там укрытий и тайников противника.
Конечно, заставы группы по большей части были мобильны, но на момент моего прибытия положение дел, насколько я знал, обстояло именно так. Конечно, по словам капитана Батова. Его брат тоже служил в Хазар-Кале. Был командиром взвода материально-технического обеспечения.
И тем не менее, уже очень скоро мне предстояло поближе познакомиться с моим местом службы.
То, что мы были уже близко, стало понятно, когда вертолет пошел на снижение. А снижаться он будет только тогда, когда до места назначения
останется буквально рукой подать.Я еще раз окинул взглядом пассажирский отсек вертолета. Зеленые бойцы притихли, ожидая прибытия. Старики же то и дело позыркивали на меня злыми взглядами.
Я вздохнул. Отвернулся к своему иллюминатору.
Опасный массив гор, с которых могли обстрелять винтокрылую машину, остался позади. Теперь вертолет медленно опускался, при этом потихоньку разворачивался.
Когда он подставил мою часть фюзеляжа солнцу, я сощурился. А потом наконец увидел крепость Хазар-Кала.
Ее руины расположились на невысоком, но достаточно широком земляном валу, и с высоты птичьего полета походили на две бегущие параллельно крепостные стены — передняя побольше и длиннее, а задняя поменьше и короче. Стены эти спускались с вала с юга и севера, а потом заворачивали к неширокой дороге, бегущей вдоль кишлака, упокоившегося под ними.
На стенах этих я насчитал пять башен — две широких и пузатых и три маленьких. Однако большинство из них представляли собой настоящие руины. Лишь одна большая башня на вершине вала сохранилась относительно неплохо, хотя и потеряла свои зубцы. Другая — маленькая — стояла над «меньшей» крепостной стеной, которая, слову, была словно бы выдолблена в вершине самого вала.
Крепость не была сильно большой. И казалось, она являлась частью каких-то более крупных фортификационных сооружений, что пролегали когда-то в этих местах. Впрочем, может, это было не так.
Кишлак Дез-и-Захак представлял из себя набор из тридцати или сорока глинобитных саклей с квадратными крышами. Они протянулись вдоль дороги без какой-либо организации и походили на бугристую, причудливой квадратно-неправильной формы опухоль, выросшую на ней.
По ту сторону дороги пролегли террасированные сельскохозяйственные поля, разделенные тут и там пересохшими арыками. Было сразу понятно — очень давно никто не возделывал землю в этих местах.
Однако все мои наблюдения затмило какое-то странное чувство — чувство дежавю. У меня сложилось четкое впечатление, что я когда-то видел эти места. Даже больше — был здесь.
Это было едва уловимое ощущение. Ровно такое, как когда ты вспоминаешь старый снившийся тебе давным-давно сон и не можешь понять, действительно ли он тебе снился.
Вертолет пошел на снижение на открытой равнинной местности одного из высушенных полей. Когда он завис над землей метрах в трех, детина встал. За ним поднялись остальные старики. Кто-то из них принялся открывать дверь пассажирского отсека.
— Вставай! — закричал детина, — встать всем!
Новобранцы засуетились, принялись неуклюже подниматься со своих лавок.
— Выгружаемся, готовность тридцать секунд!
Я не спешил вставать. У выхода началась давка, и старики принялись гонять бойцов, чтобы те не слишком толпились.
Судя по тому, что детина крикнул что-то с вертолета, на земле нас уже ждали.
Потом бойцы один за другим стали спрыгивать на землю. Если кто-то трусил, небритый строго подпихивал солдата к краю, все же вынуждая выпрыгнуть из люка.
— А тебе что, особое приглашение нужно? — приблизился ко мне детина.
Это был парень лет двадцати. Широкоплечий, крепкий, с бычьей шеей и стриженной под ноль головой. Он надел панаму, которая бросала на его маленькие, глубоко посаженные глаза и мощные надбровные дуги злую тень.