За скипетр и корону

– Да-да, – произнес задумчиво граф Менсдорф, – посольства утверждают, что никакого прусско-итальянского союза нет, мне это известно. И все-таки я убежден в противном, и убежден также, что главные нити этого союза сходятся в Париже – я это чувствую, хотя не нахожу в официальных отчетах.

– Но, – вставил Мейзенбуг, – герцог Граммон не стал бы…

– Граммон! – прервал граф Менсдорф живее прежнего. – Неужели вы думаете, что Граммон знает, что делается в Париже? Неужели вы думаете, что император Наполеон явит последнее слово своей хитросплетенной политики в официальном предписании Граммону? Граммон знает только то, что ему велено говорить и, – прибавил граф тише и медленнее, – ему, конечно, не приказано говорить ничего такого, что могло задержать войну, потому что эта война слишком совпадает с французскими интересами: прусско-австрийский бранный брудершафт в Гольштейне возбудил в Париже сильные опасения, и потому-то Германии не миновать кровавой распри – кто в этой войне будет побит, в том будет побеждена Германия, а кто победит – тот победит для Франции!

– Ваше превосходительство в самом деле видит все в черном свете, – сказал Мейзенбуг с легкой усмешкой, – я, напротив, надеюсь, что победа австрийского оружия снова восстановит германское единство под императорским знаменем, а если Италия поднимется, мы положим быстрый конец этому нелепому королевству, угрожающему Церкви и государственному порядку.

– Душевно желал бы разделять ваши упования, – сказал печально граф Менсдорф, – но я не верю в возможность победы австрийского оружия, и когда Бенедек узнает армию и ситуацию в ней так же, как их знаю я, он скажет то же самое. Я заявил все это императору, – прибавил он еще тише, – и умолял его сложить с меня должность, возлагающую ответственность за политику, могущую повести к тяжелым катастрофам.

– Но, ваше превосходительство! – испуганно вскричали Мейзенбуг и Бигелебен.

– Нет-нет, – сказал граф Менсдорф со слабой улыбкой, – я еще не ухожу – Его Величество приказал мне оставаться на посту, и как солдат, я остаюсь. Как солдат, – повторил он с нажимом, – потому что, будь я политическим министром современной школы, я бы не остался. А теперь приказание отдано, значит, нужно идти вперед во что бы то ни стало. Как бы нам сделать, чтобы вопрос разрешился как можно скорее так или иначе? Если уже нет выбора, я стою за быстроту действий, потому что каждый день играет на руку нашему противнику.

– Средство простое, – сказал Бигебелен, еще больше выпрямившись на своем кресле и вскинув правую руку. – Голштинские чины настойчиво желают быть созванными, чтобы переговорить насчет положения края и дальнейшей его судьбы. Если мы их созовем, это будет наперекор всем видам Пруссии и побудит берлинских господ показать цвета, а вместе с тем мы получим этим путем сильную поддержку в симпатии герцогств и великонемецкой партии в Германии.

– Но ведь мы в герцогствах только condominus [27] , – вставил граф Менсдорф. – По Гаштейнскому трактату мы пользуемся там верховной властью только совместно с Пруссией.

27

Совладельцы (лат.).

– Позвольте, ваше превосходительство, – прервал Бигелебен, – именно этот пункт и приведет к столкновению, и если оно состоится, то мы окажемся в благоприятных условиях поборников народных интересов.

– Ну, мне это не особенно по душе, – сказал граф Менсдорф. – Я придаю очень мало значения симпатиям ораторов пивных и разных зенгер- и турнферейнов; по-моему, лучше бы у нас была такая армия, как у пруссаков. Но будьте так добры, приготовьте мне об этом небольшой меморандум с инструкцией Габленцу, чтобы я мог предложить их Его Величеству.

Бигелебен склонился почти перпендикулярно, а по лицу Мейзенбуга скользнула легкая самодовольная улыбка.

– Что в Германии? – спросил граф Менсдорф. – В Саксонии? Готовы ли там?

– Как нельзя лучше, – отвечал Бигелебен. – Господин фон Бейст горит нетерпением и прислал записку, в которой излагает необходимость быстрых действий. Он тоже считает созыв голштинских чинов лучшим средством разъяснить положение. Настроение населения в Саксонии превосходно. Не угодно ли вашему превосходительству взглянуть на записку фон Бейста?

Он открыл портфель, лежавший перед ним на столе. Менсдорф отодвинул и сказал со слабой улыбкой и легким вздохом:

– Откуда этот Бейст берет время столько писать! Что в Ганновере? – прибавил он. – Есть ли там надежда?

– Только что прибыл курьер с донесением графа Ингельгейма, – отвечал Бигелебен, вынимая из своего портфеля депешу и просматривая ее, – он доволен. Граф Платен вернулся из Берлина и уверяет, что все предпринятые там старания задобрить его и перетянуть ганноверскую политику на прусскую сторону остались тщетными. Он ничего не обещал и выразил графу Ингельгейму надежду, что в Вене оценят его образ действий.

– Да, я знаю ему цену, – сказал Менсдорф почти про себя, слегка пожав плечами. – А король Георг? – спросил он снова.

– Король, – отвечал Бигелебен, – слышать не хочет о войне и не перестает твердить, что спасение Германии в дружеском согласии Пруссии с Австрией. Но несмотря на это, если дело дойдет до разрыва, то король, конечно, будет на нашей стороне.

– Сомневаюсь, – протянул граф. – Король Георг, насколько я его знаю, немец и вельф, но не австриец. И наконец, в нем живы традиции Семилетней войны.

– Совершенно справедливо, – заговорил теперь Мейзенбуг, – что ганноверский король не австриец в душе, но я все-таки думаю, что он нам предан, несмотря на сильные прусские влияния. Нужно сперва попробовать предложить что-нибудь, отвечающее его идеям, – король грезит о величии Генриха Льва – граф Ингельгейм проведал через доктора Клоппа, что король сильно интересуется историей своих несчастных предков.

– Доктор Клопп? Кто он? – спросил граф Менсдорф с легким нервным зевком.

– Бывший учитель, который в тысяча восемьсот сорок восьмом году сильно скомпрометировал себя как демократ и защитник конституции, но теперь обратился.

– В нашу веру? – спросил Менсдорф.

– Нет, но к нашим воззрениям и интересам. Он обнаруживает большое искусство в исторических изложениях, соответствующих нашим интересам, и приобрел этим некоторую известность, так что ему поручили издание энциклопедии «Лейбнициана». Он часто видится с графом Платеном и очень нам полезен.

– Так-так, – сказал, усмехаясь, граф. – Это уже по вашей части, любезный Мейзенбуг?

– Я весьма интересуюсь этим талантливым писателем, – отвечал спокойно тот, – и кроме того, ему в Ганновере сильно протежирует граф Ингельгейм.

– Ну, а что мы предложим королю Георгу? – спросил Менсдорф.

– По-моему, – сказал Мейзенбуг, – за ганноверский союз следует предложить прусскую Вестфалию и Гольштейн, при благоприятном исходе войны. Мы приобретем этим путем сильную позицию на севере, и таким образом увеличенный Ганновер никогда не смог бы установить дружеские отношения с Пруссией и совершенно перешел бы на нашу сторону.

– Раздел медвежьей шкуры, обладатель которой еще ходит по лесу, – сказал Менсдорф. – Ну, составьте заодно и об этом записку, я покажу ее государю, хотя и сомневаюсь, чтобы ганноверский король стал подвергать свою страну такой опасности из-за таких перспектив.