За тридцать тирских шекелей

– Один, – сказал сержант. Его напарник утвердительно кивнул.

– Значит, вам придётся извиниться перед Иваном Родионовичем! – нарочито вежливо сказал Яков Аронович. И уже другим, угрожающим тоном сказал что-то на иврите, обращаясь ко всем троим полицейским.

После этого он встал и вышел из кабинета. Присутствующие, понурившись, молчали ещё пару минут.

– От лица полиции Израиля приношу вам извинения! – официальным тоном заявил по-русски инспектор. – Вот ваша монета и паспорт. Если пожелаете, можете обжаловать наши действия. Мои подчинённые вас проводят.

– Я не буду никуда жаловаться, – сказал Трофимов. – Только не могли бы довезти меня до гостиницы?

– Да, конечно, вас доставят прямо ко входу!

Патрульные развернулись и молча вышли, Трофимов пошёл за ними. На этот раз, садясь в полицейскую машину, он испытал облегчение.

* * *

В кампус он приехал около трех часов ночи. В коридоре общежития было тихо и пусто: все уже спали. Его неугомонный сосед Лукас Бланше тоже мирно похрапывал, хотя Трофимов опасался, что энергичный и бесцеремонный француз дождется его и будет приставать со своими вопросами.

Сам он, хотя и устал, долго не мог заснуть: доставление в полицию выбило из колеи, и он лихорадочно размышлял – чем эта история может для него обернуться. Конечно, полицейские не станут никуда сообщать, но может информация о задержании просочится по каким-то иным, неведомым ему каналам? Хотя в группе никто ничего не знает, да и соотечественников среди участников конференции нет! И все же, все же… От неприятного предчувствия он испытывал беспокойство и тревогу.

На фоне тягостных размышлений отошла на второй план странная встреча на раскопках… Да и вообще – была ли она? Может, так подействовало монастырское вино? Но откуда тогда взялась монета в кармане? Причем ведь первоначально это был настоящий старинный тирский шекель! Или ему он тоже привиделся? Однако и полицейские видели антикварную монету, именно из-за нее они вызвали Якова Ароновича… Куда же она делась? К тому же сувенирной у него тоже не было, а сейчас она есть. Откуда? Ответа на эти вопросы он так и не получил, усталость взяла свое, и он незаметно провалился в глубокий освежающий сон.

Первое, что Иван Родионович увидел, проснувшись – веселое лицо Лукаса Бланше, который тряс его за плечо.

– Будьте вставать, а то завтрак закроется! Я ждать вас вчера и сегодня не стал идти один. Как вам понравилась литургия?

«Ах да, полуночная литургия!» – вспомнил Трофимов и обрадовался: француз сам подсказал объяснение позднего возвращения!

– Я получил большое удовольствие! До сих пор под впечатлением!

– Но все приехали раньше вас! – француз округлил глаза. – Я ждал, ждал…

– Я заблудился и вышел не к тем воротам. Потом долго искал такси. Жалко, что вас не было. И никого из знакомых.

Бланше закивал.

– Да, да! Мсье Крайтон и Бреннер спали. Я всех расспрашивал, но вас никто не видел…

– Было много народу. Я тоже вряд ли узнал бы наших коллег, – зевая, ответил Иван. А сам подумал: «И на хрена тебе обо мне расспрашивать? Я же о тебе не расспрашиваю?»

В этот день конференция затянулась до вечера, но когда начались секционные доклады, мэтры снова ушли в город. Однако на этот раз Трофимов удовольствия от прогулки не получил: ему казалось, что за ним наблюдают – то какая-то женщина бросила пристальный взгляд, то оборванец шел за ними два квартала, то полицейские осмотрели его с головы до ног…

Улетали они на следующий день вечером. В полдень автобус отвез гостей в Тель Авив. В «Бен Гурионе», как всегда, было много народу, самолеты садились и взлетали через каждые пять минут. Здесь их пути расходились: Гарри Оливер Крайтон отправлялся в Лондон, Манфред Бреннер – во Франкфурт-на-Майне, Лукас Бланше – в Париж. Первым улетал Трофимов – «Боинг» на Москву отправлялся через два часа. Ученые пожали друг другу руки, Лукас обнялся со всеми. Пожелали счастливого возвращения домой, новых встреч и успехов в науке.

При прохождении границы полная женщина в тугой форме подробно расспросила Трофимова: с кем он встречался в Израиле, есть ли у него здесь родственники или знакомые, не передавали ли они с ним каких-либо вещей багажа, предметов или писем. Надо сказать, что сертификат об участии в международной конференции на этот раз несколько ускорил процедуру – возможно оттого, что иностранец покидал страну, а не въезжал в нее. Перед прохождением металлодетектора, Иван выложил сувенирный шекель в лоток вместе с остальной мелочью. Худощавый молодой таможенник лишь мельком взглянул на монеты и сделал разрешающий жест рукой.

В Москве таможенник то ли меньше разбирался в израильских монетах, то ли был более бдителен, но он пересмотрел все, а тирский шекель даже взял в руку. Впрочем, и его интерес быстро угас – было ясно, что никакой ценности этот новодел не представляет.

В Ленинград Трофимов с комфортом добрался на «Красной Стреле», знакомая обстановка успокоила, он с аппетитом поел в вагоне-ресторане, выпил немного коньяку, расслабился и пришел к единственному правильному выводу о происшедшем: встреча в археологическом раскопе привиделась под влиянием крепкого вина, а сувенирную монету тайно положил ему в карман Лукас Бланше, чтобы щепетильный русский не отказался от подарка. А что там не срослось в провокации израильских полицейских и израильского контрразведчика, его и вовсе не касается – это их собачье дело!

В хорошем настроении он взял такси, приехал домой. Ира, как всегда, радостно выбежала в прихожую. За прошедшие годы она немного располнела, но толстой не стала – просто девчоночья угловатость сменилась округлостями взрослой женщины. Покладистая, умная, она также работала в Публичной библиотеке и, в свое время, хорошо помогла ему в розыске документов по перстню, а потому глубоко вникла в тему диссертации. С ней всегда было о чем поговорить, жили они хорошо, только вот за шесть лет брака детей так и не появилось, хотя врачи не нашли у них причин этого: оба вполне репродуктивны.

– Ну, как конференция? Не жалеешь, что поехал? – с порога спросила она, бросившись мужу на шею.

– Да, в общем, ничего, – уклончиво ответил Трофимов. – Хотя вопросы всякие задавали… Про мистику, про…

Холодными пальцами она закрыла ему рот.

– Понятно, понятно… Все как обычно! С твоей темой надо быть осторожным, каждое слово взвешивать. Лучше бы ты вообще про этот перстень забыл. Возьми смежную проблему и разрабатывай на здоровье!

Он вздохнул.

– Сколько раз мы об этом говорили… Зачем опять-то?

Ира отстранилась.

– Я помню. Проголодался?

– Пожалуй…

– Сейчас приготовлю!

Ира скрылась на кухне. Трофимов стал раздеваться.

Жена, конечно, права. Но правду знают все, а истину – немногие. И истина в том, что на самом-то деле ничего значительного в его жизни не было… Кроме перстня. Перстень смысл всего – стержень его научных успехов, его известности, его авторитета. Это один-единственный весомый результат всего, чего он добился. Все остальное лишь зыбкий размытый фон… А если убрать палочку, то что останется? Какой смысл во всех последующих нолях, сколько бы их ни было?!