За тысячи лет до армагеддона
Шрифт:
— Так вашим же, прорицателям, пить запрещали, — удивился Женька, — ты же сам говорил. А у тебя не очень-то получается без спиртного.
— Поэтому и четвертого, — неохотно согласился Ахмед.
На этом тема с местными несуразностями и чудесами себя исчерпала, и выяснилось, что в будущем, к которому я с Юрой и Женькой имели непосредственное отношение, все обстояло значительно запутаннее. Получалось, что мы вроде бы здесь находимся в некой защитной капсуле. И вообще, мы находимся не совсем здесь. И радикальные изменения с нами, как то старение и смерть, могут проистекать только по месту основной прописки во времени. Здесь тоже на неприятности нарваться можно, фингал например получить или руку сломать. Но чем радикальнее возможное воздействие, тем больше вероятность того, что этому воздействию что-то помешает.
— Мы когда с Ахмедом впервые познакомились, — объяснял мне Женька на живом примере ситуацию с вероятностями, — так очень не понравились
— Из ствола дерева Кофир, — гордо подтвердил Ахмед. — Тяжелее камня и тверже железа.
— На лицо потенциально радикальное воздействие на голову, — согласился Женька. — И что ты думаешь отчебучила теория вероятности? Нет, чтобы какой корешок под ногу подсунуть, дабы клиент споткнулся, на худой конец женский образ явить посимпатичнее, в племени пару таких красавец есть, что одним взглядом парализовать могут, а Ахмед у нас натура увлекающаяся, вдруг драться бы и передумал.
— Кто бы говорил, — пробурчал Атлант.
— Так нет же. Ничего умнее, чем ниспослать с неба метеорит, да так точно, чтобы срезать большую часть дубины, окружающая действительность не придумала. Я когда услышал, как Ахмед матерится, хоть и на незнакомом языке, сразу понял — это не петикантроп. Так и живу здесь последние двадцать три года, продолжил Жека, не старею, не нервничаю, даже растолстеть не удается, а если какая крупная неприятность возникает, так все само по себе и рассасывается. Лафа, только вот волком выть хочется. И заметь, в таком режиме предстоит перекантоваться сто двадцать столетий. Это тебе не какой-то убогий Вечный Жид, с его несчастными двумя тысячами лет. А ведь у старика, говорят, крыша поехала на пятой сотне. Мы когда с Юркой сообразили, в какую халепу влипли, так что только не делали. И ядами себя травили и голодом морили, и даже харакири пытались совершить. Ничего не берет.
— Это что же, — уточнил я, можно совсем ничего ни есть, ни пить, и жив останешься?
— Еще как останешься, — подтвердил Жека. — Даже не похудеешь. Но учти, жрать будет хотеться жутко.
— Ну, все не так и плохо, предположил я. Это же практическое бессмертие, мечта всего прогрессивного человечества. Все-таки я не понял, в чем подлянка. С женщинами что ли проблемы?
— Вот тут никаких проблем, — мгновенно отреагировал Жека. Даже дети регулярно рождаются. Видно, секс не попадает в категорию радикальных воздействий.
— Я когда в племя попал, — наябедничал Ахмед, — смотрю половина детей курчавые, как Женя, а вторая половина зеленоглазые, как Юрка.
— Зато сейчас дети меньше шести килограммов весом от рождения, практически не появляются, — парировал мой однокашник. — А проблема, Андрюха, в том, что если тело и готово продержаться двенадцать тысяч лет, то мозги на этот период совершенно не рассчитаны. И дело не в органических повреждениях, тут опасаться нечего. Дело в банальной психике. Ну не выдерживает она больше двухсот-трехсот лет. А что может быть ужасней, чем бессмертный слюнявый идиот. Тебе Ахмед расскажет. Они у себя в Атлантиде давно бессмертие придумали. Провели тотальную вакцинацию вирусом физического бессмертия. Судя по всему, что-то радикально перестраивающее способность к регенерации и блокирующее старение. Думаю, Ахмед под настроение тебе покажет. Ему если палец отрезать, то через три дня новый вырастет. А где-то через триста лет, крыша у всех Атлантов и поехала. Сначала атрофировалась детородная функция, и не то чтобы способности исчезли — интерес пропал. А потом повально все начали с ума сходить. Представляешь, целая нация сумасшедших. Пока друг дружку не извели, такого накуролесили. Но им проще было, если голову отбить, новая вырасти не успевает, да и без пищи они обходиться не умели. Все-таки против закона сохранения энергии не попрешь.
— Ты бровь удивленно не загибай, — отвлекся от основной темы Жека.
— Мы, конечно, без пищи можем обходиться, только знаешь, сколько в нас энергии при переходе закачало. Пол города без света — это так, ерунда. Установка энергию прямо из континуума тянула.
— Короче, все вымерли, один Ахмед остался, — вернулся однокашник к теме безумных Атлантов. — Он у них с одной стороны поздний ребенок, ему и двухсот еще нет. Но дело, думаю, в другом. Скажу по секрету, Ахмед у нас припадочный.
— Сам ты припадочный и придурок, — возразил Ахмед.
Игнорируя гнусные инсинуации, Женька продолжил.
— Сравнительно регулярно, с интервалом лет в пятьдесят, Ахмед впадает недели на две в кому. А когда приходит в себя, почти ничего из прежней жизни не помнит. Он последний раз этот фокус исполнял уже в нашем с Юркой присутствии. Родной язык почти не помнит, так, отдельные слова, в основном матерные, зато по нашему видишь как шпарит. Этакая радикальная психическая клизма. Мы вот думаем, как себе нечто подобное устроить. Конечно информация теряется, считай, процентов на девяносто пять. Но только если основные события
записывать, то жить можно.— При условии, что кто-нибудь после процедуры тебя научит пить, курить и разговаривать, возразил я.
— Да, есть определенные сомнения организационного плана, — согласился Женька. — Но учти, у нас в запасе еще лет сто пятьдесят. Вполне можно выстроить работающую систему. Главное — разработать методику промывания мозгов.
Третий блок беседы, опять же в соответствии со стандартами классического гадания на картах, что было, что будет, на чем душа успокоится, был посвящен стратегическим перспективам. Оказывается, мои институтские коллеги не просто так слиняли в прошлое, спасаясь от пришельцев-агрессоров. Здесь они решили сформировать форпост будущего движения сопротивления, с тем, чтобы через двенадцать тысяч лет встретить врага всеми орудиями главного калибра. В качестве рабочей гипотезы было принято предположение, что ежели бы вторжение случилось на тысячу лет позже, то человечество к тому времени уже обладало бы знаниями и возможностями, способными обуздать агрессора. Цифра в тысячу лет, если я правильно понял, была выбрана совершенно условно, как среднепотолочная аппроксимация частоты научных открытий и магия цифры с тремя нулями. А фишка заключалась в том, чтобы силами трех научных сотрудников — меня заочно включили в команду — и одного Ахмеда, который в силу врожденного пофигизма не очень-то и возражал, форсировать развитие человеческой цивилизации и пройти путь в тринадцать тысяч лет, долой суеверия, за двенадцать тысячелетий. Уж, во всяком случае, арифметически легче, чем пятилетку в три года. Далее перешли к практической реализации. Как в соответствующем анекдоте. Сначала пустим вперед десять миллионов человек, а потом танки, танки, танки. Осталось решить проблему, пускать оба танка вместе или по одному. Коллективный разум склонился к решению — по одному. Исходя из этого решения, Юра, как наиболее продвинутый в области мистической культуры — в ранней юности увлекался йогой — отбыл пять лет тому назад на разведку в район Индостана, с задачей повсеместно развивать философию и внедрять в общественное сознание элементы индуизма, буддизма и конфуцианства. Жека с Ахмедом ожидали меня, с тем, чтобы передать местные наработки, а потом отправиться в район Средней Азии — условная территория арабского халифата. Задача — развитие астрономии, математики и научной методологии. На меня возлагался контроль за европейской ойкуменой и развитием производительных сил, в первую очередь добычей полезных ископаемых: уголь, железо, по возможности нефть. Опять же, развитие архитектуры и военного дела. Встреча через тридцать лет. В июне, в Крыму, в районе Балаклавы, это чтобы не заблудиться.
Глава пятая. Пойти туда, куда подальше
Глава пятая. Пойти туда, куда подальше
В которой главный герой сначала возмущается безалаберностью своих друзей, потом соглашается, что деваться некуда и в конце-концов пытается понять, а куда, собственно говоря его занесло. Но в заключении утешается шашлыками из осетрины.
Из всего бреда, произнесенного моим другом до настоящего момента, меня больше всего возмутило предложение заняться нефтедобычей на территории Европы. Хотел бы я понят, где я в Европе нефть найду? Нет, я конечно слышал, что Гитлер начал Вторую мировую ради того, чтобы захватить Румынские нефтяные скважины. А в Ивано-Франковске, в начале прошлого века, эту самую нефти ведрами из колодцев черпали. Только спрашивается, а почему сразу не начать осваивать запасы Персидского Залива. Ах да, забыл. Мы еще нефтеналивные танкеры построить не удосужились. Прожектеры чертовы.
— К этому времени надо решить проблему, как прочищать собственные мозги, дабы не впасть в маразм и, конечно, повсеместно способствовать генетическому обновлению человечества, — продолжил вдохновенно излагать радужные перспективы мой однокашник.
Тут я совсем не въехал.
— Это как. А чем тебе, собственно говоря, нынешний человеческий генофонд не устраивает. По моим понятиям он еще не проявил в полной мере свой нереализованный потенциал, — возмутился я. — Хочу обратить твое внимание, что и Леонардо да Винчи и Галилей и Ньютон, не говоря уж о Мерлин Монро появились безо всякого вмешательства в эту интимную сферу. Евгеника, конечно, штука перспективная, с одной стороны, а с другой весьма стремная. От нее всего-то один шаг к национальной исключительности. Хотя при нынешнем отсутствии наций как таковых, эту угрозу на ближайшую тысячу лет можно игнорировать.
— Вот только не надо путать мягкое с кислым, — тут же отреагировал мой друг.
— Понимаешь, — пояснил Жека, — Юрка предположил, что за двенадцать тысяч лет, отделяющие наше время от нынешнего, наше в смысле то, в котором мы родились, произошли кое-какие полезные мутации. Поэтому головы у нас работают лучше, чем у троглодитов. И если мы передадим свои гены большому числу потомков, то, возможно, это стимулирует прогресс.
— Как же, — фыркнул из угла Ахмед. — Банальная попытка заменить работу головой на работу другим местом. Которое ниже пояса.