За землю русскую. Век XIII

Дворец был из белого тёсаного камня, с преизбыточной резьбою и прилепами, и со множеством цветных стёкол — красных, синих и жёлтых — в узких, симметрично расположенных окнах.

Пока они шли, князю Владимирскому крепко-таки досталось от брата за чрезмерное упоенье охотою.

Андрей вздумал было отшутиться.

— Да ведь, Саша, — возразил он, смеясь, — припомни деда нашего Мономаха. Не Владимир ли Всеволодич поучает: «Всё же то дал бог на угодье человеку, на снедь, на веселье»?

Невский сурово оборвал брата:

— Всякое дело мера красит! — сказал он.

На другое утро в покоях Андрея, которые, сколь ни противился тому Александр, а уступил-таки ему радушный хозяин, Невский проснулся, сильно проспав с дороги против обычного: солнце уже успело подняться над землёю в треть копья. Даже Александра Ярославича вымотал этот тысячевёрстный, сквозь болота и дебри, то лошадьми, то водою, и чрезвычайно быстро свершённый им путь: из Новгорода во Владимир на Клязьме он ехал всего двадцать дней.

Невский успел уже выкупаться в большом мраморном, вделанном в пол водоёме, который ещё дедом их, Всеволодом, был устроен тут же, рядом с великокняжеской спальней, и теперь отдыхал в глубоком кожаном кресле, облачённый в просторный цветастый халат с золотыми драконами и химерами. Невский сидел, установив ноги в шагреневых красных туфлях на подножную расшитую подушку, брошенную поверх дубового кладеного пола, и, обдумывая очередное, неотложное, занимался лёгкой отделкой ногтей с помощью ногтечистки из слоновой кости и выдёргиванием заусениц на руках своих, сильно обветренных за дорогу и пошорхлых от повода: путевых перчаток Александр не любил.

...Вошёл Андрей — светел как стёклышко. Вчерашнего в нём и следа не было. Только чрезмерно кроток был его взгляд, вскидываемый на брата.

Александр Ярославич встретил его ласково: Александру приятно было, что Андрей встал рано и, не опохмеляясь (это чувствовалось по его дыханью), тотчас поспешил к старшему. Это означало раскаянье.

— Пришёл в меру? — произнёс Александр, не то спрашивая, не то одобряя.

Андрей Ярославич смущённо усмехнулся и промолчал.

Однако, опасаясь возобновления вчерашних, не очень-то радостных ему разговоров, он поторопился завладеть разговором сам.

Беседуя, коснулись многого — и внутри страны и за рубежом. И всякий раз, в ответ на пространно и страстно излагаемые Андреем намеренья и предначертанья, сетованья и жалобы, старший, выслушав молча, внимательно, отвечал ясно и сжато.

Жаловался брату Андрей на непрерывные происки в Орде согнанного с великого княженья престарелого их дяди — Святослава [19] .

Впрочем, не только старый Святослав с сыном своим Владимиром, но и углицкий Владимир, Константинович, да и родной братец Ярославушка — так назвал его сейчас Андрей — копают под ним в Орде.

19

Князь Святослав Всеволодович (1196—1254), сын Всеволода Большое Гнездо, после смерти брата Ярослава в 1246 году по праву старшинства занял великокняжеский стол, однако вскоре был согнан с владимирского княжения князем Михаилом Хоробритом, старшим братом Александра Невского. Предположения историков о его вражде с Ярославом и его сыновьями Александром и Андреем не имеют прямого подтверждения в источниках. Единственный сын Святослава — Дмитрий, а не Владимир.

Все четверо они сидят невылазно у Сартака, в Донской его ставке. А до того у Батыя сидели. Обозы подарков поволокли...

Александр с большим вниманием слушал Андрея. Кроме происков дяди Святослава, имевшего, в силу старшинства, законные права на великокняжеский стол, потуги и замахиванья прочих родичей на брата Андрея нисколько его не волновали.

Правда, горько ему, едва приехал из Новгорода, сызнова разбираться в этой волчьей грызне братьев, дядьёв, племянников — всего этого «большого гнезда», которое оставил по себе покойный дед Всеволод [20] . Горько, но придётся! А то ведь врозь раздерут, растащат Землю!

20

Всеволод Юрьевич Большое Гнездо (1154—1212) — с 1176 года великий князь владимирский. При нём Владимиро-Суздальская Русь достигла вершины своего могущества.

Андрей, сидящий во Владимире, пока он под рукою ходит, — это ещё исправимое зло!.. Хуже будет, если Святослав Всеволодич себе ярлык на великое княженье охлопочет! Этот на всё пойдёт! Обезумел старый от обид, честолюбием разжигаем!.. Да, впрочем, и прежде умом не перегружен был!..

Так думалось Александру.

— А ты виделся с ним перед Ордою? — спросил он Андрея, откладывая в раскрытый ящичек чёрного дерева ногтечистку.

Андрей, то сидевший насупротив его в перильчатом, без спинки, кресле, то вскакивавший и начинавший стремительно расхаживать по ковру, остановился, услыша вопрос.

— А как же! — воскликнул он. — Трое суток то пировали с ним, то рядились! Охрип аж от него... Так лапа моя к бородище его и тянулась...

Александр в сердцах захлопнул крышку ларца.

— Ну-ну-ну! — оборвал он брата. — Стыжусь и слышать такое!

Андрей смутился.

— Что же он говорит? — спросил после тяжёлого вздоха Невский.

Андрей презрительно рассмеялся:

— Да то же всё долдонит, что и обычно: я-де старей всех вас в Володимирове племени — мой престол!..

— Ну а ты?

— Я... — Андрей Ярославич дёрнул плечом. — А я ему — и добром и худом. А потом не стерпел: «Ведь ты, говорю, дядя, тупой ко княженью! Как ты, говорю, дядюшка, не поймёшь того?..»

Как ни старался Ярославич-старший сдержаться, блюдя уважение к старейшине их рода, но смех всё же прорвался у него.

— А он что тебе? — снова принимая спокойно-суровый вид, спросил Александр.

— А он мне и говорит: «Вячеслав Владимирович Белгородский, тот, говорит, и потупее меня был ко княженью, а как его почтил Изяслав, дядю своего, племянник? Рядом с собою на великое княженье посадил! Так бы вот и вы меня, племяннички, почтили!.. То было бы по-божески!»

Александр презрительно вздёрнул головой.

— Княженье великое Владимирское не богадельня! Особливо теперь... И не всё ж слепцы в певцы!.. — сурово отозвался Невский.

Княжой отрок, светловолосый, с чёрными, опущенными долу ресницами, одетый в шёлковый кафтанчик с золотой отделкой, неслышно вступил в комнату, неся на расставленных врозь перстах серебряный поднос, отягощённый яствами на хрустальных, серебряных и фарфоровых блюдах.

Расставив блюда на круглом столе, застланном белой скатертью, отрок в пояс поклонился князьям.

— Ступай, — коротко распорядился, не глядя в его сторону, Андрей.

Продолжая беседу, братья уселись за стол.

Подана была жареная тетёрка с шафранной подливою и черносливом; затем — большой фарфоровый кувшин с красным грузинским вином и, сверх того, тарелка с белыми маленькими хлебцами; тарелка с нарезанным русским сыром — ноздреватым и как бы с крупною росою; да в довершенье — два блюда с заедками и усладенькими: блюдо пупырчатых, сочных груш, которые были до уродливости крупны, и ещё блюдо гнетённого инжира.