Забава Путятична и змей Горыныч

Никитич что делать – не знает.

Ни людей, ни рыбы, ни леса.

– Да куды ж это влез я? —

стоит, чешет «репу».

– Вляпался ты крепко! —

голос слышен с болота.

– Кому тут ещё охота?

Выходит баба Яга

(хороша иль не хороша):

– Одна я в тундре осталась;

ведь я, мужичок, не якшалась

ни людьми, ни с зверьём, ни с лесом.

А какой у тебя интерес тут?

– Я, бабулечка, тоже не сдался:

с чертями могучими дрался,

народу погубил, ой немерено!

Как жить теперя мне?

А ищу я Забаву Путятичну —

жену царскую. «Пасечник»

нашёлся на нашу «пчёлку»:

уволок её куда-то за ёлку.

Ничего ты о том не слыхала?

– А знаешь, рыцарь… да, прилетала

дева-лебедь, сидит в Озёрском,

плавает в водах холодных

моря Охотского, стонет:

то слезу, то перо уронит.

Говорит, что летать не может —

изнутри её черви гложут.

Помутнело в глазах у Добрыни:

– Ну бабка, – промолвил былинный

и бегом к Охотскому морю. —

Горе какое, горе!

Глава 4. Горыныч кидает Добрыню в море

А бабка вдруг стала змеем

полетела ещё быстрее,

села на камни прибрежные,

морду сменила на вежливую

и обернулась девушкой-птицей.

Ну как в таку не влюбиться?

Тут Никитич к брегу подходит,

глядит на деву да смотрит,

и почти зовёт её замуж:

– Ты бы это… до дому пошла бы уж,

Николаша тя ждёт, не дождётся! —

а у самого сердечечко так и бьётся.

Опустила очи дивчина:

– Ох ты, воин милый,

не люб мне боле муж любимый,

я сгораю по Добрыне!

А Добрыня, он парень честный,

но растаял при виде невесты:

губу толстую отвесил,

грех велик на чаше взвесил,

и полез с объятиями жаркими

на Забавушку. А та из жалкой

превратилась вмиг в дракона

жаром дышит, со рта вони!

– Ну, пришла, былинничек, твоя кончина! —

когтями цап и волочёт в пучину

добра молодца на свет не поглядевшего,

удалого храбреца бездетного.

И кидает змей Добрыню в море синее.

Тонет богатырь. Картина дивная

пред глазами вдруг ему открылась —

это царство подводное просилось

прямо в лёгкие богатырские,

а вокруг всё зелёное, склизкое:

чудные водоросли и рыбы,

караси-иваси, как грибы,

по дну пешеходят хвостами.

Вот они то Добрыню и подобрали

да вынесли на поверхность.

Но до брега далеко. Ай, ехал

мимо рыба-кит великан.

Взял он воеводушку, поднял,

да на спину свою забросил.

А как забросил, так загундосил:

«Гой еси, Добрынюшка победоносный,

ты избавь меня от отбросов:

на спине моей народец поселился

нехороший, дюже он расплодился,

сеет, жнёт да пашет —

кожу мою лопашит.

От боли уж жить мне тяжко.

Скинь их в море, вояшка!»

Вздохнул наш казак, огляделся;

да уж, некуда деться:

сараи, дома и пашни,

люд песни поёт да квасит

капусту в огромных бочках;

сети ставит и бродит

рыбку большую и малую —

солит, сушит и жарит её.

В общем, весело живут, не накладно.

Разозлился богатырь: – Ай да ладно,

помогу я тебе, рыба-кит,

только ты сумей благодарить:

довези меня до столицы,

мне оттуда надобно пуститься

(сызнова да по ново)

на поиски нашей пановы,

племянницы князя Владимира, —

и меч булатен вынул он.

Да вовремя остановился —

мысль темя пронзила. Не поленился

богатырь, взошёл на гору.

И как закричит: – Который,

который год вы сидите на рыбе?

Вы не люди, а грибы!

Не мешайте жить животине.

Знаю я остров в пучине

пустой, а сверху, как рыба.

Вот на нём вам плодиться и треба!

Развернул Добрыня кита

туда, где всё смыла волна,

и поплыли они к Сахалину,

где уже прорастала полынью

земелька после цунами;

и последние нивхи не знали

какая их ждёт беда:

люд дурной напором прёт сюда,

чтоб раскинуть свои шатры.

(Айны, это были не вы?)

Но такова была сила природы:

кит с людьми уже на подходе,

близёхонько к берегу пристаёт,

народ (хошь, не хошь) а на сушу идёт

и дивится откровенно долго:

«Как же так? Есть реки, и ёлки

прорастают особенно смело,

а фонтанов нет; не умеем

жить мы в таких условиях!»

Но кит покинул уже акваторию,

уходя в Атлантический океан,

коня богатырского подобрав.

А Добрыня махал руками обеими:

– Да ладно вам, что из дерева сделано,

то и крепче намного!

Хотя, спросите об этом у бога.

Долго ли, коротко ли рыба-кит плыла,

но до моря Белого, наконец, дошла.

Простилась со спасителем и в обратный путь —

от народа глупого отдохнуть.

Глава 5. Добрыня в гостях у деда Мороза и бабы Яги

А Добрыня Никитич в Архангельске попировав

дня эдак три, не меньше, пустился вплавь

по реке могучей, по Двине Северной,

на лодочке быстрой, белой.

И доплыл он до Устюга Великого,

а там в леса потянуло дикие