Забавы высших сил

Ну прямо как у Булгакова: порода, кровь! Никогда не просите у сильного… и так далее. Просто его героиня! Это, конечно, несколько осложняет мою задачу, но, как говорится, время покажет. И я решила прощупать почву относительно Костромской:

– Что ж, это ваше право. А вот скажите, Рита, какие у вас тогда складывались отношения с вашей несостоявшейся свекровью? Я имею в виду Анастасию Валентиновну.

– С ней? Да никаких, собственно, отношений у нас не было. Мы и виделись-то с ней не больше трех раз. Один раз Аркадий нас познакомил. Привел к себе домой. Но мне уже тогда показалось, что я ей не понравилась. Она вела себя как-то сухо и высокомерно, что ли. Причину я так и не поняла. Потом еще раз на дне ее рождения. Аркаша снова меня привел в свой дом. А я даже пожалела об этом. Как дура, бегала по магазинам, искала ей приличный подарок, потому что Аркадий хотел обойтись только букетом. Купила ей дорогой миксер. Он сказал, что у нее нет и она до сих пор венчиком взбивает. И тесто, и пюре, и кремы. А она даже не взглянула на него. Только сухое презрительное «благодарю», и, пока за столом сидели, даже не посмотрела ни разу в мою сторону. Да я понимала, конечно, это ревность матери в ней говорит. Представляю, каково ей сейчас. Мне жаль ее. Правда. Чего вы так удивленно на меня посмотрели?

– Поражаюсь вашему великодушию. Сейчас редко такое встретишь. В основном люди все озлобленные. Неискренние. Только выгоду для себя ищут и прощать не умеют. А вы бы простили Анастасию Валентиновну, если бы она перед вами повинилась? – приступила я к тактическим маневрам.

– А за что мне ее прощать? Это она, что ли, меня заставляла аборт делать? Или экспертизу эту дурацкую? Тут спрос только с ее сына. Но я на него тоже зла не держу, – без тени сомнения проговорила эта странная Маргарита. Значит, она даже не подозревала, что зачинщицей всех ее бед была именно она – ревнивая мать. И я опять не могла понять, почему Костромской не понравилась Постникова, но так приглянулась эта повернутая на чистоте Лидочка. Может быть, потому, что в первой чувствовалось приличное воспитание, коим не обладала она сама. Но ей сродни была медсестрица, и она лучше находила с ней общий язык. Да и управлять ею было гораздо проще, чем Постниковой.

– А какое у вас образование? – резко сменила я тему, желая развеять свои сомнения.

– Высшее. Я наш университет закончила. Филфак.

– Понятно. А кем вы работали до декрета?

– Редактором газеты «Наш Тарасов».

– А, знаю. Довольно серьезное издание. Правда, сейчас все больше Интернет в почете. Люди как-то совсем перестали газетами интересоваться.

– Молодые – да. А наш клиент – пенсионеры. Да я, насколько помню даже себя в ранней юности, тоже газетами не интересовалась. Все как-то больше книги увлекали. Причем классика. Достоевский, Толстой, Куприна очень любила. Ну и зарубежка, конечно, тоже. Очень Драйзера уважала, Цвейга. Ой, я, наверное, не о том сейчас говорю, – спохватилась Маргарита. – А вы, собственно, пришли, чтобы про Аркадия рассказать?

– В общем-то, да, Рита. Я посчитала, что вы все-таки должны это знать.

– Да. Вы правильно сделали. Спасибо вам. А мой телефон вы от Анастасии Валентиновны узнали?

– Разумеется. Это она посчитала, что вы должны об этом узнать. Запоздало, конечно. Но, учитывая ее состояние на тот момент…

– Да-да, конечно. Я понимаю, – закивала Постникова, и в этот момент Верочка, оставив в покое мою сумку, сказала «мама».

– Ну надо же! – улыбнулась я. – У вас просто чудесная дочь. Дала нам обо всем поговорить и теперь хочет выразить и свое мнение.

– Да, мы такие, – улыбнулась в ответ Рита. – Нам уже кушать пора. Может быть, вы к нам зайдете?

– Нет, спасибо большое, но я тороплюсь.

– Простите, Таня, а я так и не поняла, почему вас наняли в качестве детектива? – наконец спохватилась Постникова. А я-то уж думала, что обойдется без этого вопроса.

– Ну, дело в том, что водитель, сбивший Аркадия, пока еще не найден. Вот я и пытаюсь его найти, – пояснила я, не желая сейчас открывать всю эту грязную правду. А зачем? Что расскажет впоследствии Верочке мать про ее отца? Что он стал жертвой собственной дурости, решив заняться шантажом? Не стоит.

– Понятно. Только что это меняет? Аркадия ведь уже не вернуть.

– Ну, тут я с вами в корне не согласна. Этак все будут безнаказанно давить людей. Таких преступлений у нас достаточно, вы сами знаете. Так пусть их будет поменьше.

– В принципе, да. Наверное, – с некоторым сомнением в голосе согласилась Маргарита. – Ну ладно, мы пойдем?

– Да. Всего вам хорошего, Рита. У вас замечательный ребенок.

– Спасибо.

* * *

Перед тем как отправиться домой, я заехала в кафе, пообедала стейком форели и отварным рисом и выпила чашечку зеленого чая с жасмином. Дело свое я, в сущности, завершила. Сейчас немного отдохну, подготовлю для Костромской речь и вечером поеду к ней с отчетом о проделанной работе.

Дома, лежа на диване, я еще раз прокручивала в голове то, что должна ей сказать, а чего не должна. Я, конечно, понимала, если Анастасия Валентиновна будет присутствовать на суде над Осипенко, она и так все узнает. Но пусть лучше не от меня. В конце концов, я ей четко доложу, что дело о наезде возобновили, теперь оно расценивается не как несчастный случай, а попадает под сто пятую статью. То есть рассматривается как преднамеренное убийство. Но не разозлится ли она на меня, если узнает всю правду именно там? Вот дилемма. И как мне поступить? Ладно, война план покажет. А может быть, и сам Александр Степанович ей во всем признается? Сейчас она как раз у него. Вот тоже мне, мужчина, сотворил преступление, возложил на меня такую миссию, а сам в кусты. Я, мол, помру, а уж ты потом отдувайся. А когда это произойдет, одному богу известно. Можно, конечно, все перевалить теперь на Владсона. Ему все равно. Он – парень без этой дурацкой рефлексии, которая поселилась в моей душе. Сонин сейчас в курсе всех дел, вот пусть сам и думает, как дальше вести дело. В принципе, это самое разумное решение с моей стороны. Я все равно уже выключена из процесса.

В девять вечера я позвонила своей клиентке, но она не ответила. Скорее всего, еще не успела вернуться от своего любовника. В десять я повторила попытку, и снова тот же результат. А в половине одиннадцатого Анастасия Валентиновна позвонила сама со своего домашнего телефона на мой:

– Извините меня, Татьяна Александровна, что подвела вас, но полтора часа назад Александр Степанович умер, – скорбным и едва слышным голосом проговорила она.

Это известие хоть и было ожидаемым, но все-таки меня немного задело. Я только сейчас вспоминала о Степаныче нелицеприятно и даже мысленно торопила его смерть, и вот теперь мне даже как-то стыдно. После нашей с ним недавней и единственной встречи мне не давали покоя его слова об одиночестве: «Ни детей, ни любимого человека рядом. Это очень страшно. Особенно в твои последние часы». Я, конечно, надеюсь, что мои последние часы пробьют не скоро, но о будущем, наверное, пора задуматься. Вон один жених уже женится на моей подруге, другой уже женился. Да и верный капитан Владсон скоро тоже потеряет надежду, что я приму его предложение руки и сердца. А потом мне перевалит на четвертый десяток, и кому я буду нужна такая старая, да еще и не дева? А не выйти ли мне замуж? Родить настоящих Коленьку и Наденьку, о существовании которых я так кощунственно врала администраторше из дома отдыха. «Ой», как скажет Лидуня, и куда это меня понесло?

– Примите мои искренние соболезнования, Анастасия Валентиновна, – после некоторой паузы отозвалась я и тут же пожалела о лишнем слове «искренние». Мне ведь сейчас предстоит ей рассказать всю правду. Александр Степанович попросил это сделать за него именно меня, наверное, надеясь, что я сумею как-то смягчить его вину. Что ж, воля умирающего – закон. Даже если он этот закон переступил? Да, трудная ситуация. В таких я еще не бывала.

– Теперь нам лучше отложить встречу до утра? – безжизненным тоном поинтересовалась Костромская.

– Это как вам лучше.

– То есть если сейчас, то для вас не поздно? – немного оживилась она. – Я-то все равно не засну сегодня, наверное. Да и плохо мне сейчас одной быть. И там не смогла остаться. Вот обмыла его, одела и ушла. А завтра тяжелый день предстоит. Приготовления к похоронам. И все на мне одной. Так вы приедете?

– Договорились. Я скоро буду.

– Большое спасибо, Танечка. Жду вас. – И она первой положила трубку.

Я живо представила себе, как бедная женщина в пустом частном доме обмывает труп своего бывшего возлюбленного. И хоть у нее медицинское образование и ей, наверное, не впервой видеть мертвецов, все равно жутковато. И никого рядом. Или все-таки соседку позвала? Что-то я совсем сентиментальной стала в свете последних событий, подумала я, застегивая джинсы.

Когда я приехала к Костромской, было без четверти одиннадцать. Опустевшие к этому времени дороги не создавали проблем с пробками. Она встретила меня в черном платке, а в комнате, возле небольшой иконки горела высокая церковная свеча. Мы обе сели на диван и некоторое время молчали. Она, наверное, думала о своем ушедшем в мир иной Александре Степановиче, а я о том, с чего начать. И стоит ли вообще сейчас ей что-либо рассказывать. Да, данная обстановочка не располагала к беседе. А уж тем более к отчету о проделанной работе. Но вскоре Анастасия Валентиновна сама взяла инициативу в свои руки и, нарушив тягостное молчание, спросила: