Забег на невидимые дистанции
Шрифт:
Первые несколько секунд казалось, что никто не обратил на него внимания. Мальчик повернул голову и попытался найти загадочную пару – мужчину и девочку – но не нашел. Даже странно, как они раньше не затерялись в толпе, ведь сегодня здесь собралось столько людей, что, если посмотреть с вертолета, парк, должно быть, кишел ими, словно опарышами. Мгновение спустя Сет поднял голову и увидел над собой фигуру отца. Каждый ее угол выражал недовольство, от которого мальчик сжался, позабыв о том, чем стал свидетелем.
– Чего разлегся на холодной земле? Думаешь, деньги на лекарства с неба падают?
– Я упал, – тихо ответил мальчик, в ожидании гнева замерший на земле.
– Это я видел.
Мальчик поднялся самостоятельно, так как помощи не последовало. Он твердо решил ничего отцу не рассказывать – в этом не было смысла. Осматриваясь, Сет заметил, что отец немного волнуется. В такие редкие моменты он то и дело поправляет на себе одежду и приглаживает волосы на затылке. Заметив кого-то издалека, он изменился в лице – Сет еще не видел на нем такое выражение и не знал, как его расшифровать – и обратился к сыну, облизнув губы:
– Сделай одолжение, побудь здесь немного. Никуда не уходи.
Потирая ушибленное плечо и привалившись к тыкве, мальчик нахмурился и стал внимательно следить за траекторией движения удаляющейся фигуры. Он чувствовал себя невероятно паршиво – как из-за того, что произошло позавчера, так и из-за того, что произошло сегодня. В обоих случаях он был слишком мал и слаб, чтобы на что-то повлиять, изменить ход событий. Непонятный и не веданный ранее груз вины опустился ему на плечи, хрупкие плечи ребенка, и норовил раздавить, словно пресс, что медленно и неумолимо превращает банку из-под колы в плоский кружок жести.
В конце концов, повинуясь силам навалившихся тягостных ощущений, Сет опустился и сел на землю, не отрывая спины от выпуклых стенок символа Хэллоуина. Вытянув ноги перед собой и обхватив одной рукой предплечье другой руки, он понял, что готов заплакать. Раньше отец не был так холоден и строг, никогда не бросал его одного в таком людном месте, да еще и после заката. Сет смотрел на мельтешаще-галдящее месиво из людей, гирлянд и аттракционов, подавляя истинные эмоции, пока огни не стали расплываться и тускнеть от подступившей к глазам влаги. Чувство одиночества и брошенности выворачивало наизнанку.
Будь мальчик постарше, то сумел бы, прислушавшись к себе, выделить два главных чувства, завладевшие им с того вечера и на долгое время: недоумение и опустошение. Сейчас, сидя на прохладной земле среди столпотворения посторонних людей, впервые один так далеко от дома, Сет позволил себе вспомнить, что случилось позавчера и являлось пока лучшим объяснением новому поведению отца. Этот нынешний отец даже не помог ему подняться с земли, а прежний папа часто таскал его на руках, подбрасывал вверх и ловил, всегда ловил, несмотря на визги мамы, а дома катал на спине, изображая буянящего быка к огромному восторгу сына.
Сет смотрел перед собой немигающим взглядом, как будто внутри все обледенело и умерло, или впало в летаргический сон. И вдруг он понял, что сегодня в Глэдстоун-парк его привез уже не папа, а посторонний человек с внешностью папы. Будь это настоящий папа, они бы провели вечер иначе, а не бродили бесцельно, как будто стараясь убить время ожидания некого события. Они бы стреляли в тире и обязательно что-нибудь выиграли (отец поднял бы его высоко над землей, чтобы тот ясно видел мишени и мог прицелиться), ели мороженое наперегонки (отчего у Сета потом всегда болело горло, но моменты совместного веселья с тем, кого любишь, гораздо дороже, чем собственное здоровье, разве не так?), прокатились бы вместе на электрокарах (отец за рулем, сын – на коленях, сильно сжимая руль до побеления костяшек), подбивая и подрезая других, более осторожных водителей, и хохоча от всей души.
Прелести жизни, из которых складывается бытие маленького
мальчика, которому важен его отец, исчезли без возврата. Осознавая это, Сет чувствовал себя гораздо старше своих лет. Несмотря на возраст, ему была очевидна связь между новым порядком вещей и позавчерашним происшествием, которое невозможно себе представить в счастливой молодой семье. Сначала родители кричали и гремели дольше обычного. Прислушиваясь к озлобленной перепалке (в голове была картинка двух бойцовских псов, которых вот-вот спустя с поводка) и пытаясь разобрать слова (звучало много таких, которые маленький Сет прежде не слышал), мальчик боялся шевельнуться и вдохнуть полной грудью, как будто от его движений или дыхания зависел исход поединка, развернувшегося на арене кухни.А затем все стихло так же мгновенно, как и началось, только дверь хлопнула напоследок, так оглушительно, что Сету показалось, будто на него с потолка посыпались белые крошки. Мальчик долго еще терпел, боясь выйти из комнаты, но в итоге не выдержал – ему уже до болей хотелось в туалет. Ступая по возможности тихо по линолеумному полу, Сет мельком заглянул в проем: мама сидела за столом, шмыгала носом и курила, погрузившись в изучение каких-то бумаг. На ней был красивый шелковый халат, который она редко надевала, и черные полоски под глазами – следы покрашенных слез. Одна ее щека была цвета томатной пасты, а волосы некрасиво растрепаны. Мальчик не сразу догадался, почему.
Как всегда, он был слишком мал, чтобы помочь ей. Попытка разузнать, что случилось, даже в воображении выглядела нелепо, поэтому Сет так же тихо вернулся к себе и с головой залез под одеяло, убеждая себя, что дела взрослых его не касаются, и вообще, он даже не знает полной картины. Его сердце ныло от дурного предчувствия, вынуждая ворочаться с одного бока на другой и тревожно прислушиваться к звукам ночи. Подушка была слишком теплой, а одеяло то согревало до духоты, то не грело совсем. Но в конце концов Сету удалось забыться глубоким сном, каким спят тихие по натуре, напуганные дети.
Утром отец был дома, а мамы не было, как и многих ее вещей. Сет удостоился емкого комментария: «Она ненадолго уехала, устала от нас с тобой», и больше ничего не спрашивал. Не имело смысла выспрашивать подобное у отца. А на следующий день мужчина, несколько раз созвонившись с кем-то, повез его сюда. Это вся информация, которой располагал пятилетний мальчик.
Очнувшись от неприятных воспоминаний, словно всплыв на поверхность жидкого морока, Сет шевельнулся и потрогал кожу лица. Она была холодной, настывшей. На улице стремительно холодало, и футболка с изображением атома оказалась совсем не по погоде. Ему хотелось попасть в машину, и внезапная мысль, что отец за ним не вернется, обожгла, словно пары ядовитого химиката. Тогда он поднялся на ноги и последовал тем же курсом, каким удалился его родитель четверть часа назад. Многоножка толпы неохотно расступалась перед мальчиком, погашая его решительный шаг. Минуту спустя от уверенности ничего не осталось, и Сет как будто брел по заколдованному лесу с великанами, чувствуя себя осторожным муравьем.
Мальчик силился различить в окрестностях темно-зеленую куртку с орлами или услышать знакомый голос, но вместо этого вскоре услышал заливистый женский смех, чем-то напоминающий мамин, и пошел на него, как на маяк. Но пришлось остановиться и сесть на мель – Сет увидел, как его папа обнимается с чужой женщиной и целует ее в губы, хищно озираясь по сторонам. В первые мгновения мальчик подумал, что это, может быть, мама, но цвет волос незнакомки исключил этот волшебный вариант. У нее были светлые локоны, а у мамы темные. Остальные различия тоже бросились в глаза при дальнейшем наблюдении.