Забери моё сердце
Шрифт:
За окном занимался поздний осенний рассвет. Кажется, день всё-таки наступил. Погладив тонкую ладошку, он в который раз тяжело, шумно выдохнул и поднялся с табурета. Хотелось спать, но спать не получалось. На кого он сейчас похож? Выглядит, должно быть, как сбежавший из колонии зэк. Испугает её ещё чего доброго своей рожей…
Подойдя к окну, Сергей выглянул наружу, в предрассветное марево. Романова взяли быстро, тот не сопротивлялся. То ли умным оказался, то ли застали врасплох. А вот Давыдову не повезло. Впрочем, это с какой стороны посмотреть. Стоило бойцам спецназа ворваться в дом, он выхватил не пойми откуда взявшийся у него револьвер и нацелил на одного из парней. А когда его попросили положить оружие, сделать этого не подумал, напротив, попытался улизнуть через заднюю
Тихо застонав, Ярослава заворочалась на постели, и Серёга тут же, каким-то диким, рваным движением обернулся. Она приподняла руку, потрогала лицо, медленно приоткрыла глаза. Что сказать, он не знал – слова вдруг куда-то пропали, а горло сдавило. Подошёл и медленно, словно бы двигался под водой, присел. Она чуть заметно повернула голову. Увидела его, узнала, встрепенулась и приоткрыла губы, чтобы что-то сказать, но он оказался быстрее:
– Твой муж мёртв, - зачем-то выдохнул он, хотя собирался сказать что-нибудь другое.
Яся посмотрела ему в лицо, на его покрытые густой тёмной щетиной щёки, скулы, в валившиеся, лихорадочно блестящие глаза. Шевельнула рукой и тут же ощутила прикосновение его пальцев. Тёплое, осторожное, долгожданное.
Вадим мёртв… Она не знала, что чувствует. Ничего. Абсолютно ничего. Ни испуга, ни облегчения, ни разочарования. Словно бы это её и не касалось. Снова пошевелила лежащей под ладонью Сергея рукой, сглотнула, облизнула губы и прошептала:
– Пить хочу…
Он тут же подорвался. Вскочил, осмотрелся в поисках чего-то, что могло бы помочь, но опомнился и, аккуратно сжав её пальцы, ответил почти так же тихо:
– Я сейчас принесу.
Поняв, что он хочет уйти, она удержала его за руку. Посмотрела в глаза – молча, но с испугом, ожиданием, вопросом. Сергей склонился к ней, тронул пальцами второй руки щёку – мягко, как прикосновение бабочки.
– В коридоре куллер, - сказал он. – Я на минуту.
В коридоре он прислонился лбом к холодной стене. Смял только что вынутый из держателя стаканчик в кулаке. Повезло сукиному сыну! Снова и снова он возвращался к сцене во дворе. Давыдов, захлёбывающийся собственной кровью, понимание неизбежности дальнейшего в его потухающем взгляде. Не должен чувствовать человек того, что чувствовал он: удовлетворение и ярость. Разрядить бы обойму в эту гниду… В какой-то момент взгляды их встретились. Из глотки Вадима вырвался хрип, а Серёге захотелось сплюнуть. Собаке – собачья смерть. Мимо, с заведёнными за спину руками, провели Романова. Увидев любовника, он побелел, остановился как вкопанный и хотел было броситься к тому, но его толкнули вперёд. Он что-то крикнул, рванулся снова… Сергей опять посмотрел на Давыдова. Остекленевшие глаза того были широко раскрыты, но происходящего он уже не видел…
Через мгновение Серёга был в доме. Рванулся бы сразу с группой, но отец не пустил. Чёрт подери! Благо всё продлилось недолго – через считанные минуты после начала операции он стоял возле её постели…
Мотнув головой, Сергей кинул стакан в мусорку и взял новый. Набрал холодной воды, добавил немного горячей и вернулся в палату. Госпиталь ФСБ, лучшие специалисты. Врачи заверяли его, что с Яськой всё будет в порядке, а он не мог взять в толк, что они говорят. Хотел единственного – видеть её глаза. Чуть позже отец сказал, что те двое накачали её наркотиками и транквилизаторами, но последствий это иметь не должно. Кровь почистят, токсины выведут. Хорошо, что сработали быстро, и зависимость выработаться не успела. Он слушал его, а внутри снова и снова, одна разрушительней другой, поднимались волны ярости. Почему он не выхватил пистолет и не всадил гниде всю обойму?! Хотелось вернуться и исправить
это. А ещё тот, второй… Но с тем обязательно разберутся. Обязательно. Уж он проследит, чтобы клетка не показалась ему курортом.Подойдя к постели, Серёга замешкался. Можно было бы позвать медсестру, но подпускать кого-либо к Ярославе ему не хотелось. Собственные же руки казались огромными, недостаточно нежными для неё. Хотелось приподнять Яську, подхватив под спину, и в то же время он опасался навредить ей. Нажал кнопку на пульте и поднял подголовник постели.
Яся потянулась к стаканчику, коснулась пальцами, но он не выпустил – поднёс к её губам. Рука у неё подрагивала от слабости, и он ясно видел это. Сделав несколько жадных глотков, она надрывисто выдохнула.
– Лучше? – спросил он, отставив пустой стакан на тумбочку. Снова присел рядом и накрыл её ладошку, будто бы это было единственным, что давало ему надежду на то, что чёрная дыра мёртвых секунд не превратилась в его личную реальность.
– Ты совсем оброс, - сказала она и, подняв вторую ладонь, потянулась к его лицу.
Он подался вперёд. Почувствовал её прикосновение, закрыл глаза и, не сдержавшись, прижал ладошку к щеке. Дыхание его было тяжёлым, напряжённым. Он чувствовал её пальцы, а внутри всё выкручивалось, выворачивалось так, словно этот момент был единственно важным в нём, для него, в его жизни.
– Яська… - выдохнул он. Перехватил её руку и прижался к пальцам губами.
Понимая, что происходит, она всё-таки не верила в происходящее. На глазах выступили слёзы, сердце сжалось болезненно и одновременно сладко. И как-то разом накатило всё: собственные чувства, осмысление случившегося, страх и надежда. Всхлипнув, она тихо спросила:
– Там… около дома, ты ведь сказал, что всегда будешь со мной?
Что он говорил ей? Серёга не помнил. Возле того проклятого дома он столько ей говорил. Пока нёс к машине, прижимал к себе и говорил… Видел, как подрагивают её ресницы и говорил… Что не оставит больше, что скотина и что она – его журавль. Не в небе, далёкий и недосягаемый, а вот тут, близко, рядом. Кто-то всю жизнь лелеет своих синиц, а ему судьба подарила журавля. Журавля, которого он едва не потерял…
– Всегда с тобой, - подтвердил он сдавленным сипом. – Вновь взял её ладонь, потёрся носом, уткнулся, выдохнул. Поцеловал раз. И ещё раз, и ещё – каждый пальчик, подушечки, сгибы. – Я люблю тебя, Ярослава.
– Он ещё раз тронул губами её ладошку. Сжал и посмотрел в глаза.
Ярослава всхлипнула. По щекам её бежали слёзы – крупные, горячие, губы подрагивали. Дотянувшись, он мягко стёр её слёзы – вначале с одной скулы, потом с другой. В глазах его, потемневших, блестело серебро, и она не могла отвести взгляда. Только дышала и чувствовала, как он держит её за руку.
– Ты же тогда, у себя дома сказал… Тем вечером…
– Тот вечер был самой большой моей ошибкой, - перебив, отрезал он, понимая, что она хочет сказать. – Из-за этой ошибки я едва не потерял тебя.
Ей бы стоило взять себя в руки, успокоиться. Каждый новый всхлип приносил мучения, но остановить слёзы не было сил. Сергей погладил её по руке, приласкал пальцем бьющуюся на запястье венку. Но ей было мало. И пусть больно – она хотела к нему, хотела его рук, его – горячего, невозможного ещё вчера. Как мог тот, другой, стать её мужем? Как могло быть что-то с другим?!
– Обними меня, - попросила она и попыталась приподняться. Серёга замешкался на миг, но потом склонился и очень мягко прижал её к себе.
Почувствовал её болезненный выдох, но не отпустил. Погладил по спине, ткнулся в каштановые волосы, втянул запах. Мягкая и нежная. Вот она – его женщина. Податливая, смешная и близкая. Вся она его, для него. И он сделает всё для того, чтобы она никогда не чувствовала себя ненужной ему. Всё для того, чтобы она понимала – спиной к спине, плечом к плечу. Через огонь и воду, через все приготовленные им жизнью испытания. Потому что да, чёрт дери, бывает так, как у его отца и матери, как у Яна с Алиной! И у него будет именно так! Будет, потому что вот он – его журавлик, в руках, с ним.