Заблудшая душа

— Дождевики.

— Зачем?

— Чтобы не испачкать одежду.

Библиотекарь взял дождевик, расправил его, осмотрел и заметил с улыбкой:

— Вижу, вы хорошо подготовились.

— Я старался.

Через несколько минут, надев дождевики и хлопчатобумажные перчатки и вооружившись фонариками, которые Глеб также извлек из сумки, Глеб и Юрий Петрович вошли в музей.

Копаться в обугленных вещах было делом тяжелым, кропотливым и противным. Юрий Петрович то и дело тягостно вздыхал и робко спрашивал:

— И все же, что мы с вами собираемся найти?

— Узнаем, когда найдем, — отвечал Глеб.

В конце концов, Клинков замолчал и сосредоточился на поисках. Осматривая сгоревшее пианино, библиотекарь извлек из-под крышки обгоревший листок партитуры.

— Последнее, что сыграл на этом пианино ваш дядя, — трагическим голосом сообщил он Глебу.

Глеб взял листок, выхватил взглядом строчку над нотами: «Ludwig van Beethoven. F"ur Elise».

— Бетховен?

— Да, — кивнул Клинков. — Ваш дядя очень его любил. И часто наигрывал. Без особого, впрочем, искусства.

Глеб пожал плечами и вернул листок библиотекарю. Затем продолжил поиски.

Минут через двадцать среди обугленных досок и почерневших кирпичных обломков Глеб обнаружил закопченный железный сейф. Сейф был не заперт, однако дверца под воздействием высокой температуры перекосилась, и Глебу пришлось здорово потрудиться, чтобы его открыть. Наконец, дверь поддалась.

— А вот и первый трофей! — сказал Глеб, вынимая из сейфа картонную коробку из-под обуви. Коробка была черной от копоти, но не потеряла форму. Глеб обтер ее влажной салфеткой, после чего открыл.

— Что там? — с любопытством спросил Юрий Петрович.

Глеб осторожно извлек из коробки толстую стопку распечатанных на принтере страниц.

— Похоже на рукопись, — сказал он.

Некоторые страницы обгорели по краям, но текст не пострадал. Глеб скользнул взглядом по первой странице и нахмурился. Юрий Петрович, напротив, пришел в радостное волнение.

— Боже! — воскликнул он. — Это роман Бориса Алексеевича! Тот самый, о котором он мне рассказывал!

— Что-то вы слишком сильно возбудились, — усмехнулся Корсак. — Будто нашли неизданный роман Достоевского.

Юрий Петрович одарил Глеба укоризненным взглядом и тяжело вздохнул.

— Поменьше цинизма, молодой человек! Борис очень трепетно относился к своему роману. Не удивлюсь, если он считал его главным делом своей жизни.

— Мелковата, значит, была жизнь, — проворчал Глеб и нагнулся, чтобы осмотреть сейф.

Библиотекарь поправил пальцем очки, внимательно посмотрел на Корсака и вдруг спросил:

— Отчего вы его так не любили, Глеб Олегович?

— Что? — не понял Глеб. — Кого не любил?

— Своего дядю. Что он вам такого сделал?

Глеб пошарил на всякий случай в сейфе, но, больше ничего не обнаружив, выпрямился и отряхнул руки. Затем покосился на библиотекаря и насмешливо проговорил:

— А вы, я вижу, из тех, кто любит приоткрывать занавес семейных тайн?

— Значит, тайна все-таки есть? — ответил Клинков вопросом на вопрос.

— Тайны есть у всех, — сказал Глеб. И вдруг уставился куда-то в угол. — Посмотрите! Что это там?

Юрий Петрович повернул голову и взглянул туда, куда указывал Корсак. Там было что-то вроде закопченного кирпичного короба, накрытого сверху, под углом градусов в двадцать, не то железным люком, не то дверью.

— Это вход в подвальное помещение, — сообщил Клинков, поправив очки. — И виновато добавил: — Я совсем о нем позабыл.

— А что в подвале?

— Думаю, те самые экспонаты, которые Борис пытался разобрать и каталогизировать.

Глеб подошел к подвалу и осмотрел железную дверь.

— Со времени пожара ее еще никто не открывал, — констатировал он. — Неужели это никому не интересно?

Клинков виновато пожал плечами. Глеб поправил на руках перчатки, передал фонарик Клинкову, нагнулся и ухватился за уголок засова.

— Юрий Петрович, вы можете мне посветить?

— Да, конечно.

Библиотекарь направил луч фонарика на дверь, ведущую в подвал. Глеб с усилием сдвинул засов, затем ухватился за железную ручку и потянул дверь на себя. Она со скрежетом поддалась. Из глубины подвала пахнуло прохладой, особенно ощутимой на фоне удушливого запаха гари.

— Посветите на лестницу, — попросил Корсак.

Клинков направил луч фонаря на косую железную лестницу, уводящую вниз. Глеб, держась за две скобы, приваренные к нижней планке железного косяка, ступил на лестницу и стал осторожно спускаться вниз. Лестница подозрительно поскрипывала и подрагивала под его ногами.

Ниже… Еще… Глеб спустился метра на два, когда в месте, где лестница была приварена к верхней площадке-порожку, что-то щелкнуло, хрустнуло, и вдруг ступеньки поехали у Глеба под ногами.

— Осторожно! — крикнул сверху Клинков.

Но было поздно. Глеб понял, что падает.

— Глеб! — крикнул сверху Юрий Петрович. — Глеб, вы живы?!

Корсак открыл глаза и посмотрел на светлый квадрат, из которого бил лучик фонаря. Упав Глебу на лицо, луч заставил его снова зажмуриться.

Глеб попробовал пошевелить руками и ногами. Затем перекатился на живот, уперся руками в пол и тяжело поднялся на ноги. Правое плечо болело, правая ладонь была ободрана в кровь, но главное — обошлось без переломов и сильных ушибов.

— Глеб! — снова крикнул библиотекарь. — Как вы?!

— Могло быть и хуже, — хрипло ответил Корсак.

— Что?!

— Я в порядке! — крикнул Глеб.

— Слава богу! — с облегчением воскликнул Клинков.

Глеб посмотрел под ноги. На полу что-то блеснуло. Он нагнулся и осторожно коснулся пальцами блестящего предмета. Это было серебристое колечко. Оно застряло между досками настила. Глеб зажал его между большим и указательным пальцами, вырвал из щели, поднял и поднес к глазам.

Колечко было сделано из узкой полоски серебристого металла. Сбоку к нему довольно грубо был приделан черный камушек. Глеб провел пальцем по камушку и нащупал что-то вроде гравировки.

— Юрий Петрович, светите ровнее! Не дергайте фонариком!

— Я стараюсь!

Глеб напряг зрение и действительно различил на черной, мерцающей поверхности камушка искусный рисунок. Это было крохотное изображение головы в профиль — вроде бы человеческой, но с чуть вытянутым, по-звериному, лицом и без ушей.