Забой номер семь

Клеархос очутился в безвыходном положении. Каждый день хозяин грозился упрятать его в тюрьму. Но самыми страшными были не денежные затруднения, а угнетенное душевное состояние. Ему уже исполнилось восемнадцать лет. Надежды приобрести со временем собственный магазин улетучились, но желание обзавестись деньгами грызло его, как жук-древоточец. Патриархальный уклад жизни и моральные преграды, которые он сам для себя создал, доставляли ему раньше радость и самоудовлетворение, а теперь все это представлялось бессмысленным и глупым. Он начал курить. Уединенная жизнь стала для него невыносимой; он примкнул к компании молодежи и молча прислушивался к их разговорам и шуткам. Постепенно он ощутил в себе какое-то стремление спастись. Но от чего спастись? От долгов и постылой работы, с которой он связался? От жалких надежд, разлетевшихся в пух и прах? Или нужно, искать спасения от самого себя, от своей чистоты? Он казался самому себе бесконечно смешным, бесконечно униженным. Но вместе с тем день ото дня чувствовал все больше, как в нем растет другая, новая сила, страшная, неумолимая: слепая сила, более могучая, чем порядочность, воля и обостренная юношеская чувствительность. Его удерживала и мешала решиться на что-то только трусость.

Изо всех сил он старался побороть ее.

В течение нескольких месяцев Клеархос жил в каком-то оцепенении. Он небрежно относился к работе, пропадал в кофейне и бильярдной, ходил в кино или кутил с кем придется. То и дело он возвращался домой за полночь. Мать никогда не жаловалась, не ворчала, что он оставляет ее одну, но стала стелить себе на полу, по-своему выражая свою обиду. Сын делал вид, что не замечает перемены, и ложился на кровать. Теперь он спал крепко, глубоким сном и поздно просыпался.

В это самое время Клеархос свел знакомство с одним парнем, Зафирисом, и они стали неразлучными друзьями. Зафирис продавал контрабандные сигареты и просаживал деньги, играя в кости в «Мазик-сити» и в кабаках, где можно послушать бузуки. [3] Клеархос вначале бессознательно искал общества Зафириса. Потом он пригляделся к нему, и у него стал вызывать удивление или, вернее, зависть уравновешенный характер нового приятеля и полное равнодушие, с каким тот смотрел на жизнь. С Зафирисом он нередко проматывал дневную выручку конторы. Чтобы не навлечь на себя гнев хозяина, он подтай совывал цифры на карточках клиентов, лгал и прикидывался дурачком. Что касается брани, то он уже привык выслушивать ее и только иронически усмехался.

3

Бузуки – народный музыкальный (струнный) инструмент.

В этом падении Клеархос обрел душевное равновесие. Теперь он чувствовал себя более сильным, уверенным, крепче стоящим на ногах в том мире, который его окружал. К нему вернулись хорошее настроение и аппетит. Рано он никогда не возвращался к себе в подвал, чтобы избежать разговоров с матерью. Ему нравилось шататься по улицам небритым, заложив руки в карманы, нагло поглядывая на прохожих. Временами он казался рассеянным, словно погруженным в свои думы, и тогда его глаза цвета черного дерева загорались и напоминали хищные глаза ястреба.

Однажды вечером, войдя в контору господина Герасимоса, он застал своего хозяина и его племянника за какими-то подсчетами. Племянник состоял членом христианского союза, и его мать мечтала, чтобы он стал священником. У него были глупые, вытаращенные глаза и мясистая родинка на остром подбородке. С тех пор как дядя взял его в свою контору в качестве помощника, он повадился каждый вечер прятать потихоньку себе за пазуху пару чулок или женское белье, а потом продавал их за полцены в галантерейные лавки.

Господин Герасимос казался необыкновенно взволнованным. Ломая пальцы, он нервно шагал из угла в угол. Он уже принял решение закрыть контору и надуть таким образом своих кредиторов. Все до мелочей было продумано. Чтобы его не арестовали, он спрячется у своей любовницы в районе Перистери и даст указание племяннику собрать все счета, изъяв их у клиентов. Он даже не ответил на приветствие Клеархоса. Словно не замечая его, I продолжал ходить взад и вперед. Вдруг он остановился перед Клеархосом и с угрозой в голосе потребовал у него выручку. Юноша ответил, что не получил сегодня ни драхмы, и в доказательство своей правоты протянул хозяину карточки.

– Кому ты это говоришь, мошенник? Кому, жулик?

Клеархос глядел на него с той обычной нагловатой усмешкой, с которой в последнее время смотрел на людей. Тогда господин Герасимос, выйдя из себя, схватил, карточки и швырнул их на пол.

– А ну, собирай-ка их, да побыстрей, и проваливай! – заорал он, дрожа от гнева.

– Вы меня выгоняете, господин Герасимос? – спросил удивленно Клеархос.

– Проваливай, тебе говорят!

– Хорошо. Как вам будет угодно.

Клеархос нагнулся, чтобы подобрать карточки. Но хозяин, подбежав, наступил на них ногой.

– Подними их и положи вместе с другими карточками! – крикнул он своему племяннику.

– Нет, обождите, хозяин, покупатели ведь мои.

Господин Герасимос буквально захлебнулся от злости, слова со змеиным шипением полетели у него изо рта.

– Что ты сказал, мерзавец, подонок! – И он наградил Клеархоса увесистой оплеухой.

Перед открытой дверью конторы собрались подмастерья и девушки из соседних мастерских.

Чтобы защититься, Клеархос закрыл лицо рукой и попятился к двери. Крупные капли пота выступили у него над верхней губой.

– Нет! – вскинув голову, крикнул он страдальческим голосом, и на его лице отразилась детская растерянность.

Зрители отпускали шутки и подзадоривали его:

– Наподдай ему, каланча!

– Силенок, видно, маловато.

– Ах, бедняга, у него кровь пошла носом! – закричала с притворным испугом какая-то девушка.

Племянник господина Герасимоса надрывался от смеха.

– Прохвост! – завизжал хозяин и отвесил Клеархосу еще одну оплеуху.

– Ох! Как он вывеску ему разукрасил! – комично пропищал член христианского союза и сделал вид, что чешется, чтобы поглубже запрятать к себе под рубашку украденные чулки.

Вокруг все так и покатывались со смеху.

Вдруг Клеархос с силой оттолкнул столпившихся у двери людей и, выскочив в коридор, прислонился к стене. Из носа у него шла кровь, дыхание было прерывистым. Он вытер ладонью лицо, размазав кровь по подбородку.

Ему хотелось убежать, скрыться, но он стоял как прикованный, прижавшись к стене. Видел, как портной схватил хозяина за руку… В голове у него шумело, ему казалось, что он катится в пропасть и должен немедленно за что-нибудь ухватиться, иначе ему крышка. Он с остервенением вонзил зубы себе в палец и ощутил острую боль.

Портной тащил за руку господина Герасимоса. Ему помогал подмастерье. Девушки визжали. Хозяин вопил, что банда разбойников – торговых агентов – погубила его и еще доведет до сумасшедшего дома или самоубийства.

Но понемногу шум стал стихать.

Клеархос больше не дрожал. Он совсем успокоился. Кто-то сказал ему тихо:

– Теперь уходи, потом разберешься.

Клеархос ничего не ответил. Его взгляд был прикован к ножу, торчавшему у сапожника из кармана фартука.

Быстрым движением он выхватил нож и зажал в правой руке. Какой-то подмастерье подскочил к нему, чтобы предотвратить несчастье.