Забрать ее душу

Он постучал по сигаре.

— Нетерпеливые эти двое. Всегда соревнуются. На мой взгляд, здоровый механизм выживания. Знаете, они тоже сталкиваются с неизбежным. Три жизни, которые когда-то были спасены, теперь — это три души, которые нужно отдать. Наш Бог ясен. Лоусон, Кайнс, Хэдли. Три жизни, три души.

— Ты собираешься пожертвовать одним из своих собственных детей, — прошептала я, и меня осенило. Кент торжественно кивнул и еще раз затянулся сигарой. Как будто это ничего не значило. Как будто это было нормально.

— Мой отец подготовил меня к такому повороту событий, — сказал он. — Мне жаль, что твой не сделал того же для тебя. Твой отец, каким бы параноиком он ни был, всегда предпочитал, чтобы его убеждения основывались на логике. Никогда не позволял себе думать, что существует более широкая картина. Но есть вещи, которые не поддаются логике. Вещи, которые бросают вызов всем человеческим знаниям, всей науке.

Он затушил сигару и встал, не опуская пистолета. Леон дернул меня в сторону, поближе к двери, и Кент поднял руку.

— Я здесь еще не закончил. Возможно, мы зашли в тупик, демон, но мне все еще нужно кое-что сказать мисс Рэйлинн. Что-то, что она заслуживает услышать.

— Она не заслуживает твоих лживых слов, — прорычал Леон. Но пистолет все еще был взведен, все еще нацелен, и даже демон не смог бы остановить пулю.

— Мои дети сказали мне, что ты интересуешься оккультизмом, — сказал Кент. — Это меня завораживает. Так что я знал — я знал — что ты поймешь мудрость, от которой отказался твой отец.

— Какая мудрость?

Мой голос казался таким пустым, а тело — как раковина. Как будто я могла освободить его и оставить этот кошмар, вернуться в мир, где все было намного менее опасным и имело гораздо больше смысла. Мой отец посмеялся бы над всем этим, покачал бы головой, назвал бы это чепухой. Он бы всему нашел совершенно логичное объяснение.

За исключением того, что здесь не было никаких логических объяснений. Логика вылетела из гребаного окна, врезалась в телефонный столб и сгорела в пылающем пламени.

— Эти жертвы не из жадности, мисс Рэйлинн, — сказал Кент. — Это просто необходимость. Для людей естественно сопротивляться собственной смерти, зацикливаться на выживании, но это гораздо больше, чем просто три жизни. Глубинный просыпается.

Рэйлинн.

Я подпрыгнула. Как будто имя прошептали прямо мне на ухо, как будто слоги скользнули по внутренней части моего черепа и прижались к мозгу. Кент кивал.

— Ты слышишь Его зов. Все, кто предназначен для этого, слышат. В течение многих лет мои дети мечтали об этом. Они понимают, что, когда один из них в конце концов будет избран, их судьба поможет обеспечить милосердие всему человечеству.

— Чушь собачья, — прошипел Леон, но Кент был невозмутим.

— Бог проснется, помогаем мы ему или нет. И когда это произойдет, когда Он вернет себе власть над Землей, Он будет знать, что мы, люди, выполняем свои обещания. Что мы хорошие слуги. Что мы достойны милосердия.

— Спроси любого Архидемона, каково было жить в мире, которым правили Древние Боги, — огрызнулся Леон. — Каждый из них скажет тебе, что они не существа, способные на милосердие.

— Демон лжет. Как типично.

Наконец, медленно, Кент опустил пистолет. — Ты не пойдешь к Глубинному сегодня, Рэйлинн. Но скоро. Скоро ты это сделаешь, и я прошу только, чтобы ты обдумала мои слова: твоя жертва обеспечивает милосердие всем людям. Мир меняется. Великое пробуждение вот-вот произойдет. И будет боль, и кровопролитие, но в конце концов… наступит мир. Мир благодаря твоей жертве. Так что, когда ты придешь умирать, мисс Рэйлинн, знай, что ты была создана для этого.

Пистолет был опущен, и, не говоря больше ни слова, Леон схватил меня и вытолкнул за дверь.

36 Рэй

Мы нашли запасной выход, стеклянную дверь, которая вела на террасу. Леон осторожно спустил меня с борта, прежде чем спрыгнуть сам. Затем он потащил меня, задыхающуюся, в темноту, к деревьям, которые густо росли вокруг дома, моя грудь болела от паники и холодного воздуха, пока, наконец, мне не пришлось умолять его остановиться.

— Мы должны действовать быстро, — настаивал он, расхаживая взад-вперед, пока я сгибалась пополам, стоя на коленях на земле, неуверенная, то ли меня вот-вот вырвет, то ли я потеряю сознание, то ли все вместе.

— Тебе нужно убираться из Абелаума, Рэйлинн. Туда, где он не будет искать, где они не смогут тебя найти.

Все еще расхаживая, сжимая и разжимая кулаки, яростно стискивая зубы, он пробормотал:

— Он думает, что может забрать тебя у меня. Я скорее оторву ему руки, чем позволю ему…

— Леон…

Я покачнулась, поднимаясь на ноги, паника все еще так сильно сжимала мое сердце, что оно болело.

— Не оставляй меня снова… пожалуйста… пожалуйста, не надо… я… я не выдержу…

— Я никуда не уйду.

Он схватил меня, наполовину нежно, наполовину злобно — как будто мог заставить поверить в то, что говорил, чем крепче он сжимал мои руки. Белки его глаз потемнели, золото в них стало пламенем в ночном небе, и даже вены на его предплечьях теперь почернели.

— Ничто не отнимет тебя у меня. Ничто.

— Но… но, душа моя, ты сказал… ты сказал…

Он прижал ладонь к моему рту.

— Тсс, тсс, прекрати. Прекрати.

Его рука дрожала. Его когти впивались мне в щеку маленькими уколами боли.

— Даже не смей, черт возьми, сомневаться в том, что твоя душа принадлежит мне. Я не позволю тебе уйти. Я ничему не позволю, — он обнял меня так сильно, так крепко, что я едва могла дышать, его жар волнами накатывал на меня. — Ничему не позволю отнять тебя у меня. Я разорву Рай, Ад и эту чертову Землю на части, прежде чем позволю им украсть тебя у меня.

Он и раньше заявлял, что я принадлежу ему, но всегда с оговоркой, что моя душа была обязательным условием. Сейчас? Как будто сама мысль о том, что меня могут похитить, была противна, оскорбительна. Возможно, это должно было напугать и меня, но боль в моей груди утихла, хотя сердце все еще колотилось. В течение нескольких секунд единственным звуком между нами было наше дыхание: тяжелое, прерывистое.