Забвение пахнет корицей

Ален торжественно пожимает протянутую руку, несколько раз открывает рот и закрывает, не произнося ни звука. Я поглаживаю его по спине, улыбаюсь своей дочурке и ласково говорю:

– Познакомься, Анни, это брат Мами. Получается, он твой двоюродный прадедушка.

Анни таращит на меня круглые глаза.

– Брат Мами?

И снова разворачивается к Алену.

– Вы правда брат Мами?

Ален кивает, и к нему наконец возвращается дар речи.

– Твое лицо кажется мне таким знакомым, дорогая. Анни озадаченно смотрит на меня, потом на Алена.

– Я что, типа, похожа на Мами, когда ей было столько, сколько мне?

Ален задумчиво покачивает головой.

– Возможно, немного. Но ты напоминаешь мне не ее.

– Тогда, наверное, кого-то, кого звали Леона? – выдвигает предположение заинтригованная Анни. – А то Мами меня все время так зовет.

– Не припомню, – слегка хмурится Ален, – чтобы я когда-нибудь был знаком с Леоной.

Разочарованная Анни сникает, а я замечаю, что Гэвин тоже подошел к нам и стоит в паре шагов от моей дочери. На какую-то долю секунды я испытываю сильнейшее желание обнять его, но сдерживаюсь и просто знакомлю его с Аленом.

– Гэвин, – говорю я, – это мой дядя. Брат моей бабушки. Ален, это Гэвин. – И после секундной паузы, соображая, как его представить, добавляю: – Мой друг.

Брови у Гэвина ползут вверх. Он делает шаг вперед и пожимает руку Алену.

– Поверить не могу, что Хоуп удалось вас разыскать. Ален косится на меня, потом переводит взгляд на Гэвина.

– Могу предположить, что от вас, молодой человек, она получала и помощь, и поддержку.

Гэвин отводит глаза и пожимает плечами.

– Нет, сэр. Она все сделала сама. Я только немного рассказал ей о холокосте, что сам знал.

– Не преуменьшайте важности того, что вы сделали, – возражает Ален. – Вы помогли семье воссоединиться.

Поморгав, он снова обращается к Гэвину.

– Не можем ли мы увидеть ее сейчас? Мою сестру? Гэвин колеблется.

– Формально часы посещений уже закончилось. Но я тут успел познакомиться кое с кем из сестричек. Посмотрим, что можно сделать.

Я наблюдаю, как Гэвин подходит к симпатичной белокурой медсестре лет двадцати с небольшим. Та хохочет и крутит локон, разговаривая с ним. К собственному недоумению, я вдруг ощущаю нечто подозрительно похожее на ревность. Отвернувшись, чтобы не смотреть на них, я беру за руку Алена.

– Как вы? Наверное, ужасно устали.

– Мне бы только посмотреть на Розу.

Анни тут же разражается пулеметной очередью вопросов: «Когда вы последний раз видели Мами?», «Как это вышло, что вы решили, что она умерла?», «Как вам удалось смыться от этих наци?», «Что случилось с вашими родителями?» Ален терпеливо отвечает на все. Видя, как Анни склоняет свою головку к голове Алена и продолжает возбужденно что-то тараторить, я невольно улыбаюсь.

Вскоре возвращается Гэвин и кладет ладонь на мою руку. Меня при этом внезапно словно током бьет. От неожиданности я испуганно отдергиваю руку, как будто обожглась.

Гэвин хмурится, кашляет.

– Я поговорил с Кристой. Медсестрой. Она обещала тихонько провести нас к ней. Но только на пару минут. Здесь с этим строго, а время посещений давно закончилось.

– Спасибо тебе, – благодарю я. Удивительно, но я не могу заставить себя поблагодарить и Кристу, когда она ведет нашу компанию по узкому коридору, задорно помахивая упругим хвостиком светлых волос и, как мне кажется, подчеркнуто покачивая вправо-влево узкими бедрами. Могу дать голову на отсечение, что все это она проделывает ради Гэвина, но он будто не замечает этих ухищрений – положив руку Алену на плечо, он заботливо направляет старика к двери в конце коридора.

– Пять минут, – громко шепчет Криста, остановившись у последней двери справа. – Или у меня будут серьезные неприятности.

– Огромное тебе спасибо, – откликается Гэвин. – Я твой должник.

– Может, пригласишь как-нибудь поужинать? – говорит Криста. Фраза звучит как вопрос, а не как утверждение. Блондинка усиленно строит Гэвину глазки, напоминая мне персонаж какого-то мультика. Мне не хочется слушать его ответ. И я побыстрее, повторяя про себя, что все это полная ерунда, следом за Анни и Аленом вхожу в палату. И ахаю при виде фигурки, неподвижно лежащей на больничной койке под ворохом простыней.

Мами кажется совсем крошечной, она ужасно бледная, хрупкая, будто вся усохла. Соприкоснувшись плечом с Аленом, чувствую, как он вздрагивает. Надо бы сказать ему, что в последний раз, когда я видела бабушку, она выглядела совсем не так. Вообще-то я едва узнаю ее без привычной красной помады на губах и темной подводки для глаз. Но я онемела, как, впрочем, и сам Ален. Мы подходим поближе, за нами крадется Анни.

– Неважно она выглядит, да? – бормочет девочка. Я, оглянувшись, обнимаю ее за плечи, она не вырывается. Я касаюсь руки Мами – рука кажется мне холодной. Бабушка остается неподвижной.

– Ее нашли на полу возле стола. Забеспокоились, когда она не вышла к ужину, – негромко сообщает Гэвин. Я и не заметила, как он появился в дверях. – И сразу же вызвали «скорую».

Я слишком подавлена, чтобы поддержать разговор, и просто киваю. Чувствую, как дрожит Анни, и, скосив на нее глаза, я вижу, как она вытирает слезы. Я крепче прижимаю ее к себе, а она вдруг обхватывает меня двумя руками. Мы смотрим, как Ален подходит к кровати и опускается на колени, так что его лицо оказывается вровень с лицом Мами. Он что-то шепчет ей, своей сестре, потом нежно гладит ее по лицу. У него в глазах тоже поблескивают слезы.

– Я уж думал, что больше никогда с ней не увижусь, – шепотом повторяет он. – Почти семьдесят лет прошло.

– Она поправится? – спрашивает Анни у Алена. Она впилась в него глазами, как будто от его ответа зависит решительно все.

Ален, помедлив, все же кивает.

– Анни, я не знаю наверное. Но не могу поверить, что Бог позволил нам встретиться сейчас только для того, чтобы забрать ее, даже не дав нам попрощаться. Я хочу верить, что во всем этом есть какой-то смысл.

Анни с жаром мотает головой.

– Я тоже!

Прежде чем кто-то из нас успевает что-то добавить, в дверях вновь появляется бойкая сестричка.

– Вам пора, – объявляет она. – Скоро мой начальник подойдет.

Мы с Гэвином переглядываемся.

– Ладно, – отвечает Гэвин. – Спасибо, Криста. Мы уже уходим.

Он делает мне знак, и я, взяв Анни за руку, увожу ее от кровати Мами. Уже от двери, глянув назад через плечо, я вижу, что Ален снова низко склонился над Мами. Он целует ее в лоб, потом поворачивается, и становится видно, что лицо у него мокрое от слез.