Забвение пахнет корицей

Второе, что бросается мне в глаза, – в саду стоит женщина в розовом лифчике от купальника и джинсовых шортах с коротко обрезанными штанинами, хотя температура воздуха сегодня не выше тринадцати градусов. Она минимум лет на десять моложе меня, блондинка, светлые волосы стянуты в такой тугой хвост, что, кажется, голова у нее должна лопаться. Надеюсь, ей больно. Я могу лишь догадываться, что это и есть Саншайн, мучительница моей дочери. Внезапно я осознаю, что больше всего на свете мне сейчас хочется дать полный газ и раскатать ее в лепешку. К счастью, в душе я все же не убийца и воздерживаюсь от реализации своего желания. Но как было бы приятно по крайней мере оттаскать ее за этот задорно торчащий хвост, да так, чтобы заорала.

Я паркую автомобиль и извлекаю ключ из зажигания. Девица, выпрямившись, наблюдает, как я выхожу из машины.

– Вы кто? – интересуется она.

«Ну и ну, пятерка тебе за хорошие манеры», – думаю я.

– Я мать Анни, – резко отвечаю я. – А вы должно быть, как вас там, Рэйнклауд [17] ?

– Саншайн, – поправляет она.

– Ах, ну да, конечно. Роб дома?

Она закидывает хвост за правое плечо, потом за левое.

– Ага, – следует наконец ответ. – Он, типа, внутри. Да у этой крали лексикон двенадцатилетнего подростка.

17

Дождевая туча (англ. raincloud).

Неудивительно в таком случае, что в моей дочери она видит соперницу – они явно находятся на одном уровне развития. Вздохнув, направляюсь к входной двери.

– Вы даже не собираетесь сказать спасибо? – бросает она мне в спину.

Оборачиваюсь и мило ей улыбаюсь.

– Я? Нет. Не собираюсь.

Я жму на звонок, и спустя минуту на пороге появляется Роб, облаченный лишь в купальные шорты. Что это у них, день нудиста? Им невдомек, что к вечеру температура упадет почти до нуля? Надо отдать Робу должное, увидев, кто перед ним, он явно начинает нервничать.

– А, привет, Хоуп. – С этими словами он отступает на пару шагов вглубь, хватает футболку, которая валяется сверху на корзине для грязного белья у входа в прачечную каморку, и поспешно ее натягивает. – Как-то это немного неожиданно. Как там, э-э-э, твоя бабушка?

Его интерес, притворный или подлинный, на миг сбивает меня с толку.

– Прекрасно, – быстро отвечаю я. И мотаю головой: – Да нет же, ничего хорошего. Не знаю, почему я так сказала. Она по-прежнему в коме.

– Печально это слышать, – реагирует Роб.

– Спасибо за сочувствие, – бормочу я.

Мы стоим, глядя друг на друга, пока наконец Роб не вспоминает о приличиях.

– Прости, может, зайдешь?

Я киваю, и он делает шаг в сторону, пропуская меня в дом. Оказаться в своем старом доме для меня – как войти в сумеречную зону собственного прошлого. Все, казалось бы, так же, и все по-другому. Тот же вид на залив из окон, но на окнах висят другие занавески. Та же самая винтовая лестница ведет на второй этаж, но на лестничной площадке лежит сумочка другой женщины. Я встряхиваюсь и следую за Робом на кухню.

– Может, хочешь холодного чаю или еще чего-нибудь? – предлагает он.

– Нет, спасибо. Я ненадолго. Мне еще нужно в больницу, к Мами. Но сначала необходимо кое о чем с тобой переговорить.

Роб со вздохом почесывает голову.

– Слушай, ты опять про этот макияж? Мне кажется, ты слишком болезненно реагируешь, но я все учел и стараюсь вести себя построже. На днях она явилась с накрашенными губами, так я заставил все смыть и отнял помаду.

– Это замечательно, я ценю, – перебиваю я его. – Но сейчас речь о другом.

– Ну что там еще? – Роб картинно разводит руками. Мы стоим друг против друга, не делая попытки сесть или расслабиться.

– Саншайн, – ровно произношу я.

Роб растерянно моргает, и по этой его реакции я понимаю: он знает, о чем пойдет речь, и знает, что я права. Забавно, как за десяток лет, прожитых бок о бок, мы обретаем способность понимать друг друга без слов.

Мой бывший муж выдавливает нервный смешок.

– Да брось, Хоуп, у нас с тобой все давно кончено, – заявляет он. – Глупо ревновать и обижаться, что я нашел другую.

– Роб, ты это серьезно? – Я гляжу на него во все глаза. – Ты что, в самом деле решил, что я могла из-за этого сюда приехать?

Он глупо хихикает, но я не отвожу глаз, и деланая улыбка на его лице тускнеет.

– Не знаю, – пожимает он плечами. – А из-за чего же ты приехала?

– Слушай, – начинаю я. – Мне никакого дела нет до того, с кем ты встречаешься. Но если это плохо действует на Анни, тогда это касается и меня. А ты встречаешься с женщиной, которая явно видит в Анни конкурентку и всерьез намерена бороться с ней за твою любовь.

– Ты преувеличиваешь, никто тут не борется за мою любовь, – парирует Роб, но по намеку на улыбку в слегка приподнятых уголках его рта я вдруг ясно понимаю: он превосходно знает, что происходит, и получает от этого болезненное эгоистическое удовлетворение. В миллионный раз я сокрушаюсь, что в двадцать лет с небольшим, заведя ребенка от конченого эгоиста, не подумала, что этому ребенку предстоит всю жизнь иметь дело с его эгоизмом. Я была тогда слишком наивна и не понимала, что исправить такого человека невозможно. А теперь за эту ошибку расплачивается наша дочь.

Прикрыв глаза, я пытаюсь сохранять спокойствие.

– Анни рассказала мне про серебряную цепочку, – тихо говорю я, – которую обнаружила в своей ванной, куда ее наверняка подложила Саншайн – вместе с твоей записочкой. Она хотела утереть Анни нос, показав, кому ты отдаешь предпочтение.

– Никому я не отдаю предпочтение, – протестует Роб, но вид у него смущенный.

– Вот именно, и в этом все дело. Ты отец Анни. И это перевешивает все, что ты можешь чувствовать к девице, с которой встречаешься тридцать пять секунд. Ты обязан отдавать предпочтение Анни. Всегда. В любой ситуации. И если она виновата – да, ты должен ей на это указать, но не в такой форме, чтобы у нее возникло чувство, будто ты ее разлюбил и выбрал кого-то другого. Она твоя дочь, Роб. И если ты не перестанешь так себя вести, это ее сломает.

– Я не хотел ее обидеть, – отбивается Роб, и по его жалобному тону я почему-то сразу понимаю, что он говорит правду.

– Ты должен внимательно следить и за тем, как к ней относятся те, кого ты впускаешь в свою жизнь, – не успокаиваюсь я. – Ты встречаешься с девицей, которая лезет вон из кожи, стараясь насолить твоей дочери, – не кажется ли тебе, что в этой ситуации есть что-то ненормальное?

Роб мотает низко опущенной головой.

– В конце концов, ты ведь не можешь знать ситуацию в целом!