Забытая ночь

– Чувствуешь?
– мой тихий вопрос, в абсолютной тишине, слышится отчетливо громко. 

– Да. Думаешь, здесь?
– с сомнением в голосе спрашивает, начиная крутить головой по сторонам. 

Здесь ли Жезняков мучил своих жертв? В этом ли подвале он резал, насиловал, потешался над девочками? Не знаю. 

Я сейчас ориентируюсь только благодаря тусклому свету и зловонному запаху. А знать то, чего я не видел и не слышал, просто физически не могу. 

В такие моменты и начинаешь верить в существование чего-то божественного. Меня сковывает страх не от того, что в этом подвале ныкается мразь, а от того, что сейчас, возможно, снова придется смотреть на искалеченное хрупкое тело и животных страх, застывший в глазах девчонки. 

Мне не жалко тех, кто сдох снаружи. Да, они чьи-то дети, мужья и прочее, но... Все они прекрасно знали, куда шли работать, а мертвые, теперь уже, девчонки... Разве они нанимались на роль игрушки психа? Хотели страдать? 

Подобное произошло и с Анютой. 

С одной стороны она была игрушкой педофила, а с другой - забавой на один вечер для Косого и его братвы. 

Херово все это осознавать, находясь в гадюшнике того, кто стал причиной страданий многих неокрепших душ. 

– Эй, я знаю, что ты тут, крыса ты наша, долгожданная.
– повышаю голос, прислушиваясь к посторонним шумам.
– Твои ребята оказались совсем дохлыми, даже скучно стало. Выходи, хоть с тобой повеселимся, Жезя. 

Именно так я называл его, когда хотел вывести из равновесия. Давил на больное, открывал старые, кровоточащие раны и залезал в них пальцами. Точно также, как делал он. Вот только между нами была и есть большая разница: я все делаю в открытую и не зарываюсь мордой в землю, когда чувствую опасность. 

– Несправедливо, Власов.
– раздается хлопок и по помещению разливается яркий свет, являя нашему взору сидящего на потрепанном диване Жезнякова.
– Вас много, а я один. 

– Так кто тебе мешал сдохнуть до нашего приезда, Ваня?
– язвительно спрашиваю, следя за движениями этого козла и за парнями, что разбрелись по периметру подвала, изучая его и ища причину зловония.
– Ты же знал, что мы сегодня навестим тебя. Вон, даже ребят нанял и местонахождение девчонки спалил.
– он усмехается, закидывая ногу на ногу.
– Нахера, кстати? 

– Надоела она мне. Горластой была, да истерила много.
– небрежно пожимает плечами, разглядывая меня. Что, соскучился? 

– Это признание, ты в курсе, мразь?
– подает голос Давид, шаривший по стелажам за спиной Жезнякова.
– Но срок тебе не скосят за это, я уж позабочусь. 

Подвал представлял собой просторное помещение, разделенное на две части деревянными стелажами, заставленными разными банками, коробками и прочей хренью. В части, где сейчас находились мы, стоял диван, кресло, два больших стола слева, у стены, и куча железных балок, валявшихся рядом. 

– И ты здесь, Давид Саныч.
– слегка качает головой и цокает языком.
– Удивительно, но ожидаемо, что именно в таком составе вы решите навестить меня. 

Слишком он спокоен. Эта гнида понимает, что мы здесь не для того, чтобы вести светские разговоры и пить чай, но остаётся внешне спокойным. Он либо что-то задумал, либо поехал крышей напрочь, забыв о чувстве самосохранения. 

– Что ж ты тогда бегал от меня и гадил, как крыса, на расстоянии?
– давид подает знак, означающий, что здесь никого, кроме нас нет и снова скрывается за стелажами.
– На кой черт сдалась тебе эта стройка, а? 

Как же трудно сдерживать свою натуру и вести светские разговоры с тем, кто собственными руками разделывал молодых девчонок. 

– Надоело наблюдать за тем, как ты роешь носом воздух. 

– И поэтому ты вышел из тени?
– скептически спрашиваю.
– Хотел, чтобы все наконец поняли, что убивал девушек не тот нытик Некрасов, а ты? 

– Он не заслуженно получал мои привилегии!
– вскрикивает Иван, взмахивая руками.
– Я мечтал о призании слишком долго. Тебе не понять этого, Власов.
– зло выплевывает, смотря мне в глаза.
– Но, теперь они больше мне не нужны. Я смог превзойти себя, тебя, всех вас. 

Каждый из нас замирает, ожидая последующих слов Жезнякова. А он, словно завороженный, поднимается с места и направляется к куче железных труб. 

Одно резкое движение и я прострелю ему ноги. Уверен, не только мне хочется это сделать. 

Рано. 

Он слишком мало рассказал. 

На самом деле, мне казалось, что придется вытаскивать из него фразы клещами, а он... Он гордится собой, словно сделал открытие, которое перевернет мир с ног на голову. 

– Знаешь, Демьян, как я был рад, когда узнал, что твоя сестричка спуталась с Косым?
– останавливается и слегка поворачивает ко мне голову, усмехаясь. 

Ника... От одного упоминания этой гнидой моей сестры во мне вспыхивает огонь ярости и лютой ненависти. Удобней перехватываю оружие, сдерживая себя, чтобы не убить мразь прямо сейчас. 

– Что ты сделал с ней? 

– Лично я - ничего.
– наигранно опускает плечи, словно хочет пустить слезу от горя. Мразь.
– Антон решил обзавестись послушной собачкой. Приятно иметь сестру того, с кем приходится иметь дела и кому улыбаешься каждый день. Вот только со временем возникла одна проблема. 

Жезняков начинает непринужденно разгребать завалы, совсем не обращая внимания на направленное в его сторону оружие. А мне же... Я застываю на месте, не в силах сделать шаг или вымолвить хоть слово. 

Все то время, пока я искал Нику, она была у меня под боком. Живая... А сейчас? Что с ней сейчас? 

Я впервые в жизни чувствую страх, который иголками проникает под кожу и скручивает внутренности. Как такое безумство может происходить под боком у огромного количества людей? 

– Собачка ощенилась во время отсутствия хозяина. Пришлось мне топить потомство, представляешь? 

Блядь. Я понимаю, зачем он полез в кучу металла и откуда этот гниющий запах. 

– Я убью тебя и твоего дружка. 

Глава 49

Демьян 

Вокруг меня время застыло. Я не заметил, как у меня за спиной оказался Золотов. Все мое внимание было отдано маленьким черными пальчикам, которые ранее скрывались железом. 

Жезняков продолжал неторопливо разбирать завалы, совсем не обращая внимания на готовых в любую секунду прострелить ему череп парней. 

Младенец. Два младенца в подвале Жезнякова. Дети Вероники. Их забрали у матери и убили. Тот, что ближе ко мне, умер не так давно. Судя по хрупкому, маленькому тельцу трудно сказать, когда же наступила смерть. Полгода? Год? Мягкие ткани практически распались, а то, что осталось, трудно назвать кожей. Второй же... Скелет, обтянутый тонкой пленкой, лежащий лицом к полу. Невыносимый запах газов затуманивает разум, становится трудно дышать, а про думать и речи идти не может. 

Весь мой мир в очередной раз перевернулся, лишая возможности к привычному существованию.