Забытые письма
Шрифт:
Как хорошо, что Гай идет на поправку. Целебный воздух йоркширских долин оказывает волшебное действие, заживляет пострадавшие легкие. Попозже утром она еще раз объяснит Энгусу, сколь нелепа и опасна эта его затея. Нельзя, как он, думать исключительно о себе. Скоро вернутся раненые, он будет нужен здесь. Управлять хозяйством в усадьбе Ватерлоо-хаус вовсе не так просто: он почувствует свою необходимость, и все встанет на свои места. Уж сидеть без дела ему не придется.
Она постаралась снова заснуть, но мысли не давали покоя. Светает зимой поздно, на ноги она поднялась в быстро светлеющем утреннем сумраке. После вчерашнего снегопада небо было затянуто густым серым шелком, строгие краски природы пронзали торжественным великолепием, и она остановилась полюбоваться заоконным пейзажем: ветви деревьев, склоненные
Почтальону или молочнику еще рано, к тому же следы ведут от дома к воротам. Как интересно. Улыбаясь, она приоткрыла дверь в комнату Гая и услышала его храп; окно было раскрыто совсем нараспашку, на подоконнике намело горку снега. Заглянула к Энгусу – какое счастье, оба мальчика рядом с ней! – но его кровать оказалась пуста. Сердце бухнуло и подпрыгнуло.
Что это? Со столика убраны все серебряные кувшины, расчески и щетки. Комната до странности опустела. Она бросилась в бывшую спальню Гая в дальнем крыле дома. Его военная форма, ботинки, новый китель – все, все исчезло! Все, с чем он приехал, – исчезло. Энгус забрал. Молча, недвусмысленно. Ничего ей не сказав, не попрощавшись, он поменялся жизнями с Гаем, и уже поздно бросаться вдогонку. Он торопился на шестичасовой молочный поезд, нечего и сомневаться. Выскользнул как раз тогда, когда ей снился этот кошмар.
Хестер без чувств рухнула на кровать сына. Что сказать Гаю? Боже милостивый, что же они наделали?
Снег валил несколько дней не переставая. Дороги замело сугробами – они высились всюду, словно гигантские рожки мороженого, крыши ощерились сосульками, стены домов поседели от инея, а овцы на пастбище оказались отрезаны от дома. Булыжная мостовая обледенела и сулила жителям множество неприятностей, пока Эйса Бартли не присыпал ледяную корку золой – и Проспект-роу оказалась единственной улицей, пригодной для передвижения. Все фермерские работы, конечно, встали, и в кузнице взялись за починки, которые откладывали на плохую погоду – носики чайников, чугунные утюги, ручки ведер, каминные решетки и прочая мелочовка. А у Сельмы стало еще больше времени, чтобы предаваться горестным размышлениям. Гай ее предал… Что ж, во всяком случае, в кузнице тепло. И мама то и дело заглядывает с плошками горячего бульона.
– Вот так метель. Пуржит… На несколько дней зарядило… – пробормотал Эйса.
– Скорей бы оттепель, – вздохнула в ответ Сельма, чувствуя себя как в мышеловке.
– Не торопи жизнь. Вот ночи пошли на убыль, радуйся и тому.
Сельма ощущала непонятное ей беспокойство, какого она не испытывала никогда прежде. Многие месяцы письма от Гая становились для нее опорой на всю неделю. Ей так нравилось забраться с конвертом в уголок поукромней, достать письмо и перечитывать его снова и снова и только потом садиться писать ответ. А теперь он бросил ее, ничего не объяснив, не простившись. Кто-то из фермерских жен видел, как он садился в вагон первого класса на вокзале в Совертуэйте. Да уж, в Вест-Шарлэнде ничто от любопытного глаза не укроется. Что же случилось? Конечно, она сама виновата. Неотесанная замарашка.
Ну хватит, сколько можно ныть, ничего не изменится, лучше сосредоточиться на работе. Но мысли витают так далеко, и Сельма с грохотом уронила огненную заготовку, а та рикошетом ударила ее по щиколотке. Эйса в сердцах заорал на нее, она разревелась. Нет, не от боли, а от бесконечной жалости к себе. Тоска необъятным комом свернулась в груди, густо накрыла ее своими чернильными прядями.
– А ну, живо ступай домой и очухайся! Нужна ты мне здесь, такая раззява! Ни проку, ни пользы, один только вред. Что руки дырявые, что голова с прорехой… Мозги – те и вовсе сползли набекрень… Давай, душенька неразумная, соберись, и хватит уж сохнуть по этому парню. И сразу-то было любому ясно, что коль вы не ровня, дак и не склеится у вас ничего путного, не заладится. Ни сейчас, ни когда-нибудь после… И ладно, что он одним ударом обрубил все эти глупости. По-мужски. Одобряю. Видать, до него дошло, просветлело в
башке, так что нечего нюни-то зря распускать. Дальше было бы только хуже. А так оно к лучшему. В нашем-то храме полно ребят! Ты только пальчиком помани – попробуй! – и побегут за тобой, только успевай оборачиваться и улыбочки посылать. И найдется такой, да-да, который будет предан тебе на всю жизнь, гладь ли, ухабы ли… А ну дуй к матери, ей тоже какая-никакая подмога нужна, а мне тут с тобой, размазней, возиться совсем не с руки!Хромая, Сельма побрела к дому. Над холмами обозначилась багряная кромка заката, с неба летели снежные хлопья. До чего же наскучил ей этот снег! Чтоб покататься на санках – то она давно выросла. А жаль. Вот бы вернуться в школу сейчас… Мэриголд Плиммер уроки ведет…
И вдруг она заметила, что хлопья становятся все крупнее. Пышные снежинки словно набираются влаги – а это значит, что оттепель не за горами. Пора бы уж, вздохнула она. Она сможет жить дальше и не оглядываться поминутно на дверь кузницы в зряшной надежде, что там появится Гай. Может, его пока отправили в какой-то учебный лагерь? Тогда он скоро снова вернется домой.
– Где Энгус? – спросил Гай, проснувшись и не увидев, как обычно, поблизости брата.
– Поехал по делам в Лондон, я его кое о чем попросила… И вообще… Он должен учиться самостоятельности… – подготовленно и размеренно отвечала Хестер, хлопоча вокруг сына. – Надеюсь, ты не помышляешь отправиться на прогулку в такой мороз?
– Странно, он не говорил мне, что собирается куда-то. Мог бы захватить мои письма… Уже почти неделя прошла.
– Энгусу определенно пора начать жить собственной жизнью, – отрезала Хестер.
– Да я не против! Просто удивлен. Так неожиданно… И погода очень уж нерасполагающая… Когда он возвращается?
– Давай-ка лучше подумай о себе и постарайся скорее поправиться. Я не нянька твоему брату. Вот, он оставил тебе томики своего любимого Бакена. Почитай в тишине и спокойствии, наслаждайся. Не так много у нас времени осталось – думаю, совсем скоро сюда пожалуют раненые.
– Я буду рад встретиться с ними, – сдержанно отозвался Гай.
– Вот и славно. А пока читай и отдыхай. У нас все под контролем, – заверила его она, зная, что дела обстоят совершенно иначе. Она толком не спала всю эту неделю, ломая голову, где же Энгус, и молясь Всевышнему, чтобы он черкнул ей хоть строчку. Но нет, тишина. Она места себе не находит, тревога ни на миг не отпускает ее.
План и без того безумен, а теперь еще приходится исхитряться, чтобы Гай ни о чем не догадывался. Он ничего не должен узнать, никогда, иначе и он попадет под удар. Шли дни, и ей все больше казалось, что случившееся – на ее совести, это она толкнула Энгуса на авантюру. Ей следовало тут же спрятать форму подальше, сразу, как только Энгус поделился с ней своими воспаленными фантазиями – а она вместо этого только подлила масла в огонь, попросив его разыграть маленькое представление в кузнице… Получилось, что он наведался к этой девице для тренировки или разминки!
Если Гай все же нагрянет в деревню и пойдет к этим Бартли, правда немедленно выплывет наружу, девчонка моментально смекнет, что на Джемайме тогда приезжал другой из ее близнецов. Хестер, ты зашла слишком далеко, совершила огромную ошибку… Если Гай узнает, он никогда не простит тебя. Как только Энгус вернется, надо будет все рассказать. Но только потом, когда глупый обман останется в прошлом. Гай поймет – может быть, даже сможет увидеть забавное в этой истории…
Не так много на свете людей, у кого есть двойник, готовый встать на их место. Но все равно душа в беспокойстве. Слишком уж долго Энгус не дает о себе знать. Это перебор. Он явно перегибает палку, скрываясь от матери и заставляя ее лгать другому сыну.
Гай набирается сил с каждым днем, и совсем скоро она не сможет больше удерживать его в постели. А едва он поднимется, как тут же спросит, где его форма… начнутся вопросы… Что она будет ему отвечать? Придется юлить, изворачиваться… В каком же она окажется положении…
Ах, Энгус, где ты? И почему ты не пишешь? Как остановить время?
И тогда ей пришла в голову дьявольская мысль. Отчаяние порождает отчаянные решения. Есть лишь один способ уберечь всех! Вот только достанет ли ей мужества решиться на такое?