Забытый - Москва

Плесков был, конечно, совсем не то, что Новгород. Церквей намного меньше, и были они попроще, народу, дай Бог, - половина. Зато стены мощней, под стать немецким! Но дело-то, конечно, было не в стенах. Народ в Плескове оказался куда как симпатичней: проще, щедрей, веселей. Даже богатейшие купцы не важничали, не надували щеки и не отмалчивались при любом повороте разговора. Может быть, помогал тому хмельной мед, не очень вкусный, зато очень крепкий, но нельзя же все хмелем объяснятъ. Ведь и с новгородцами пировали, а близко так и не сошлись.

Быстрее всех освоился здесь Иоганн. Он сразу разыскал мастеров, строивших кремль в Москве, и вытащил их за свой стол. Мастера эти, хоть и считались обычными ремесленниками, авторитет в городе имели большой и запросто садились даже за боярские столы. Ведь и в Москву их посылали от города, уверенные, что чести Плескова не уронят.

Начались воспоминания, знакомства с новыми людьми, так что уже через два часа в палатах посадника, где принимали командиров пришедшего войска, все друг друга так полюбили, что не желали больше расставаться, а князя Владимира, кто со слезами, а кто уже и в соплях, звали княжить во Псков. Владимир первый раз в жизни захмелел. Улыбался, кивал, слушал, но (молодчина!) помалкивал.

Дмитрий неожиданно почувствовал, что и сам немного "поплыл", чего с ним не было с того памятного пира в Мальборке, и страшно удивился. Он почти физически ощущал, что в нем (вот прямо сейчас, в этот самый миг) что-то странное происходит. Странное, но хорошее. Меняется что-то! Захотелось вдруг до боли в паху вон ту (совсем ведь и некрасивую) напротив сидящую боярыню. Почему?! Он уставился на нее, она почувствовала, взглянула... Глаза ее, как он и ожидал, раскрылись, остановились... Но она вдруг резко опустила голову и передернула плечами, отгоняя наваждеиие. "Неужели я так ослаб?"- Дмитрий встревожился, начал ловить ее взгляд, но она упорно смотрела под стол, и ему стало стыдно. "3ачем тебе? Ведь не тебя она будет любить, а глаз твой дурной. И какая тут твоя заслуга, какой интерес? И не лезь. А хочется!"

Да, ему очень хотелось ее, но как-то по-иному. Чем это было объяснить? Уж никак не привычным для воина долгим воздержанием - две недели как из дома, из горячих Любиных объятий. Ничего другого не приходило в голову, да и что еще могло тут быть, в этом простом кобелином деле? И Бог с ним! И ощущая в голове сильный, но приятный хмель, Дмитрий невольно возвратился в воспоминаниях к тому пиру в Мальборке...

"Там Иоганн мне прислуживал, все на ухо шептал, а сейчас ишь как разговорился со своими каменщиками. А напротив отец сидел, как раз на том месте, где эта глазастая, а дальше рыцари... нет, наши", - он повел глазами влево и стал натыкаться на взгляды женщин. Их оказалось много (как он раньше не замечал?!), были они разные, за исключением двух-трех вовсе не красивые, но ему они сейчас нравились все, и каждую он хотел!

"Что за черт!"- он опять уставился на сидевшую напротив боярыню (та не выдержала все-таки, глянула на него, густо покраснела и улыбнулась, а он успел ей подмигнуть), опять перед глазами у него встал отец и ни с того, ни с сего всплыли его слова, сказанные как-то в пылу отцовского нравоучения: "Вот перевалит тебе за тридцать, взбесишься, начнешь бросаться на них, как жеребец, а опыта-то...
– не будет! Так и останешься кругами ходить, да меня вспоминать!"

"Почему именно за тридцать?! А ведь мне уж тридцать один вот-вот стукнет. Неужели прав был батя? Да не-е-ет... Что мне, Юли мало?! Нет, это просто хмель. Хотя... А почему бы ему и не быть правым? Ведь он сам все это прошел. Прочухал! И ведь ой как силен и опытен был в ЭТОМ деле! Стало быть, есть какой-то рубеж... И, может, как раз к нему-то я и подошел?"

* * *

Дальше он соображал сумбурно, потому что мозги заработали только в одном направлении. Дождавшись, когда боярыня вышла из-за стола по своим делам, он тоже поднялся, пошел следом, стараясь не потерять ее из виду в толпе слуг, нагнал где-то в плохо освещенном переходе, дернул за рукав. Она вздрогнула, остановилась, оглянулась испуганно и радостно. Он понял видела, знала, ждала!

– Куда спешишь, красавица, как зовут тебя?

– Матреной. Да зачем тебе, князь?

"Да-а, только Матрены мне не хватало. Хорошо, хоть не Фекла".

– Красивая ты, Матрена, очень мне понравилась. Может, отойдем куда в сторонку, поговорим?

– Ой, что ты, князь, грех какой! У меня муж сердитый, глаз с меня не спускает, - и совсем уж неожиданно добавила, - и пьянеет медленно.

"Ай да Матрена!" - Дмитрий в восторге сжал ее руку:

– Ну, это мы устроим! Кто он, где он?

– Да рядом со мной сидит, где ж ему быть, - Матрена усмехалась уже хитро.

– Пойдем - покажешь.

Вернувшись за стол, Дмитрий рассмотрел Матрениного мужа и поманил к себе Корноуха. Тот подскочил со встревоженным лицом:

– Что, князь? Неужели пора?

– Что пора?

– Спатъ.

– Спать? Почему?!

– Нну-у, может, завтра выступать рано решил...

– Тю, дурень! Слушай сюда, вон напротив сидит с рыжей бородищей. Видишь?

– Ну!

– Подсади к нему из своих кого покрепче, чтоб быстренько под стол его отправил. Оську-волчатника подсади.

– Дыть...
– Корноух забегал глазами, - Оська сидит уже... Подсаженный.

– Как? Зачем?! А-а! Ах ты, кобель паршивый!
– Дмитрий уразумел, почему Корноуху не хотелось идти спать.
– Ну другого кого, сам сообрази! Давай-давай, шустрей!

Через минуту возле Матрениного мужа воздвигся здоровяк с такой же рыжей бородищей (этот уже новый, из Серпухова, - отметил про себя Бобер), что-то спросил, что-то сказал, хлопнул того по плечу, чокнулся здоровенной чарой и присел рядом. Дмитрия сильно отвлекали плесковские начальники, пытавшиеся выведать его дальнейшие планы и подкатывавшиеся без перерыва с полными чарами, но он отвечал уклончиво, чокался охотно, но в вине только усы мочил (помнил, как упал в Мальборке, и держал в уме, что ему еще предстоит). Следил он и за Владимиром, наказал двум отрокам быть при нем неотлучно и в случае чего помочь добраться до постели. Вообще, он всех и все видел за столом, все замечал и чувствовал себя очень здорово, собранно, а через стол поглядывал все чаще и нетерпеливей. Много времени не прошло, когда муж Матрены начал клевать носом и трясти головой, пытаясь сесть прямо. Матрена весело стреляла глазами в Бобра, всем своим видом показывая, что скоро, что вот еще чуть, и когда новые друзья одолели еще по чаре и муж, подперев щеку кулаком, закрыл глаза и замычал негромко и жалобно, очевидно песню, она хихикнула и выскочила из-за стола.

"Та-ак!"- Дмитрий, чуть подождав, чтоб было не так сильно заметно, неторопливо поднялся, пошептав еще раз отрокам насчет Владимира, и пошел из залы, с трудом поспевая, чтобы не потерять ее из виду, но когда вывалился в сени, попал в такую кутерьму слуг, пьяных и трезвых, озабоченных и беззаботных, что сразу потерял в толпе ее синий сарафан и, протолкавшись по инерции к самому выходу, беспомощно остановился, совсем не понимая, что теперь делать. Тут его дернули за рукав, он оглянулся и увидел знакомый сарафан, снова уплывающий от него куда-то в боковой переход. Теперь он был смелее, потому что за ним никто не наблюдал, и решительно расталкивая путавшихся под ногами, двинулся следом, почти нагнал, но она снова юркнула вбок, где было темнее и почти безлюдно, он свернул за ней и снова почти нагнал, и снова она шмыгнула в сторону, и вот там было уже совсем темно и пусто, и он хотел еще прибавить шагу, схватить, но она остановилась резко, и он налетел на нее грудью, а она повернулась, придвинулась, цепко обхватила руками за шею и прижалась так горячо, умело и страстно всем телом: грудями, животом, лоном, бедрами, - что он задохнулся от желания, впился в нее губами, руками, хотел прижать ее к стене, чтобы ловчее затискать и добраться до главного, но позади обнаружилась оконная ниша, низкая и глубокая, что оказалось очень некстати, и Дмитрий замешкался, соображая, куда же ее передвинуть, как она вдруг оторвалась от него, отодвинулась, хотя он очень крепко прижимал ее к себе, и повернулась спиной.

"Это еще зачем? Дальше куда потащит или..." - только и успел подумать он, как она резко нагнулась, уперлась руками в подоконник и больно ткнула задом в его дыбом торчащий отросток.

"Да у нее все давно продумано! Ай да Матрена!" - и он начал хватать и закидывать на спину ее юбки, которых было много, так что когда последняя улетела наверх, открыв ее круглую здоровенную задницу, он и со своими портами успел справиться, и ткнулся ей между ног, ни о чем больше не заботясь, а скорее обхватил ее таз руками и прижал к себе что есть силы. Она действительно все остальное сделала сама, ловко и быстро, а он был уже вне себя, когда, оказавшись внутри нее, почувствовал, как там просторно и неуютно. Хмель и кураж сделали свое дело, заставив его лишь немного потрудиться над ней, она же почти сразу засопела и замычала так страстно, что заставила его забыть все, и они вместе застонали в экстазе, а Матрена, не удержавшись, повалилась вглубь окна, рыча и скрипя зубами. Он повалился на нее, стал, как это обычно делал, оглаживать ее зад, живот, потянулся добраться до грудей, до которых еще не добрался, а ему очень хотелось узнать, какие они. Но Матрена уже поднималась, одергивалась и охорашивалась, отталкивала его руки, тихо, но решительно шептала: