Зацепить 13-го

— Мне не важно, будет он играть в свое регби или нет, — выдавила я, захваченная чувством вины. — Я хочу знать, все ли с ним в порядке! С ним, с Джонни! С человеком, а не с долбаным регбистом!

Гибси склонил голову набок и с любопытством посмотрел на меня.

— Вот и скажи после этого, что за тебя не нужно держаться, — тихо произнес он, словно разговаривая с собой.

— Что?

— Не обращай внимания. — Гибси мотнул головой, шумно выдохнув. — Я слышал, как тренер обзванивал отели, подыскивая нам место для ночлега… Если, конечно, Джонни сразу заберут на операцию.

Боже мой!

У меня замерло сердце.

Я знала, что ему нельзя играть.

Знала, что он пострадает.

Знала и ничего не сделала.

Надо было рассказать его матери.

Поговорить с тренером.

Я знала, что Джонни играл с недолеченной травмой и болью.

А я поступила, как всегда, — не сделала ничего.

— Это моя вина, — сдавленно призналась я.

— Потому что ты знала? — шепотом спросил Гибси.

Я виновато опустила голову.

— В таком случае это и моя вина, — сказал Гибси. — Иди внутрь, крошка Шаннон, — предложил он, слабо улыбнувшись. — Он сейчас там один, ждет, когда его повезут с сиренами.

— Может, мне не стоит…

— Стоит, — перебил Гибси.

— Точно? — спросила я, все еще сомневаясь.

— Точно, — кивнул он. И зашагал на стоянку к автобусу.

Я простояла под дождем еще полных пять минут, пытаясь отговорить себя от прыжка в пропасть, хотя все шло к тому, что я прыгну.

Уговоры не помогли.

Все потеряло смысл.

Все, кроме необходимости увидеть Джонни.

Отчаянно дрожа, я прыгнула — вошла внутрь и шла по бетонному полу коридора, пока не оказалась перед белой дверью с табличкой «Гости».

Я подышала, толкнула дверь и вошла в пустую раздевалку, где в нос ударило зловоние не то мази, не то какого-то лекарства.

Запах был такой сильный, что слезились глаза.

Пар, пробивавшийся из коридорчика, подсказывал: там душевая.

Большинство раздевалок были однотипными: основное помещение с белыми стенами и деревянными скамейками, тамбур и душевая с несколькими кабинками.

Идиотка, он в душевой.

Что ты делаешь?

Уходи.

Уходи немедленно!

Я в замешательстве развернулась и уже направилась к двери, но вдруг остановилась как вкопанная, услышав голос Джонни:

— Шаннон?

Я обмерла, снова повернулась и увидела его.

— Привет, — выдавила я, заставляя себя дышать, хотя при виде Джонни сердце так заколотилось, что это было трудно.

У Джонни с плеча свисало полотенце, он опирался на металлический костыль, гримаса на лице подсказывала, что ему больно. На нем опять были боксеры «Кельвин Кляйн».

На этот раз черные.

— Привет, — ответил Джонни, отвлекая меня от опасных мыслей. — Что ты тут делаешь?

— Хотела тебя проведать, — выпалила я, стараясь не смотреть, как напрягаются мышцы его живота, пока он ковыляет до скамейки, опираясь на костыль. — Я волновалась.

Он снова хромал, и теперь это было отчетливо видно. Я мгновенно насторожилась.

Насторожилась и испугалась за него.

— Я и сейчас волнуюсь, — пробормотала я.

— Какой-то придурок из Ройса порвал меня шипами, — буркнул Джонни.

Он осторожно сел, поставил рядом костыль и положил полотенце на правое бедро.

— Порвал тебя? — в ужасе спросила я.

Боже мой!

Тяжело выдохнув, Джонни уперся затылком в белый кафель стены.

— Уроды.

— Джонни, ты не сразу встал, — кусая губу, прошептала я и посмотрела на его бедро. — Ты долго пролежал на траве.

— Потерял сознание от боли, — нехотя признался он.

— Тебя отправляют в больницу? — спросила я, заставляя себя оставаться там, где стою, хотя мне отчаянно хотелось броситься к нему. — На обследование?

— Такой протокол на эти случаи. — Джонни тяжело выдохнул. — Фигней страдают.

Врун.

Я знаю, что тебе предстоит операция.

— Насколько все плохо? — заставила я себя спросить.

Он посмотрел на меня; глаза и теперь полны жара.

— Шаннон, я в порядке.

Опять вранье.

Джонни скрипел зубами, когда разговаривал, — было понятно, как он мучается.

Ему было больно.

И страшно.

— Ты уверен? — допытывалась я.

Он взглянул на меня; синие глаза так и пылали.

— А ты?

— Не знаю, — беспомощно пожала плечами я. — Я очень боюсь за тебя.

Услышав мой ответ, Джонни изогнул бровь, и я зарделась.

— Наверное, мне лучше уйти. — Я сцепила пальцы и сглотнула. — Пойду подожду в автобусе.

Я повернулась, торопясь уйти.

— Можешь остаться со мной?

Мои ноги приросли к полу, а сердце снова заколотилось.

— Что? — спросила я, поворачиваясь к нему.

— Пожалуйста, — сипло сказал Джонни. — Не хочу торчать здесь один.

У меня сжалось сердце и перехватило дух.

— Хочешь, я позову Гибси? — вяло предложила я.

Джонни покачал головой:

— Мне нужна только ты.

Я понимала, что нужно уходить.

Нужно выйти отсюда и сесть в автобус.

Это было бы разумно.

Но я не хотела уходить.

Потому что я не могла оставить его.

На негнущихся ногах я подошла к скамейке и села рядом.

Рассудок ничему не доверял и был настороже, но сердце ни в чем не сомневалось, а тело было более чем счастливо оказаться рядом с Джонни.

Меня влекло к нему физически, я была связана с ним эмоционально и ментально напугана.

Внутри меня разыгралась мучительная душевная битва.

Внутри отчаянно бушевала тревога за этого парня.

Я ее не понимала и не стремилась понять.

Потому что одновременно я почувствовала огромное облегчение, когда вошла и увидела его живым и способным двигаться. Я знала: Джонни боится за свою карьеру в регби, но я сейчас думала только о том, что он цел.

Облегчение и тревога одновременно пульсировали во мне, что спровоцировало мое дальнейшее поведение.