Зачем цветет лори

Но этот способ хоть и был сложным и опасным, позволял аиду решать многие вопросы.

Его сознание, освобожденное от оков тела, перемещалось по империи со скоростью солнечного луча, легко находя нужных людей и проникая туда, куда аид хотел попасть.

Вот знакомая круглая комната в башне цитадели. Хранитель сидит за столом и быстро что-то пишет на желтом пергаменте. Вскидывает голову, ощутив его присутствие, и тут же склоняет ее в поклоне.

— Рад приветствовать, верховный.

— Ты нашел тех, о ком я говорил, Анхариус?

— Оборотни, меняющие личину… Да, верховный. Я покажу.

Хранитель закрывает глаза, сосредотачиваясь на образах. Аид смотрел то, что показывал хранитель, запоминал. Не внешность, оборотни могли ее изменить, запоминал кровь, которую теперь мог узнать в любом обличии. Но пока ни в одном не почувствовал того, кого искал.

Два десятка человек, совсем немного.

— Это все?

— Все, кто вышел из цитадели, верховный, — вежливо уточняет хранитель, — но тот, кого вы ищите, возможно, не был ее учеником. Вы знаете, о ком я.

— Я понял. Всех, кого ты показал, отозвать в цитадель, немедленно. И еще… Найди мне все, что написано о раянах. И о проклятии Владыки.

Если бы аид смотрел хранителю в лицо, то не заметил бы на его лице ни одной эмоции. Но он общался с его сознанием и уловил удивление, которого не смог скрыть маг, бывший когда-то его наставником. Но это удивление длилось лишь мгновение.

— Как скоро?

— Три дня.

— Выполню. Снова вызов по крови?

— Нет. Приеду.

Снова короткий кивок. В трансе время приравнивается к жизни, слишком дорого, чтобы тратить на слова.

Сознание снова летит золотым лучом сквозь пространство. Лавьер вызвал в памяти образ Гахара, и снова его откинуло в заброшенный дом, на краю какого-то поселения. Гнилые доски, провалы окон, пустота и пыль. На щит не похоже, слишком сложная иллюзия, значит… Лавьер заглянул под доски. Глазами, может, и не увидел бы, а сознание распознало останки тела. Его настоящий страж давно уже был мертв.

Злиться в трансе нельзя, любое чувство заставляет терять контроль, а кровь бежать быстрее.

Надо возвращаться.

Снова полет сквозь пространство. Аид открыл глаза и быстро закрыл порезы, чувствуя внутри противную слабость. Он оперся ладонью об пол, подышал, прогоняя черные круги, что мелькали перед глазами, шатаясь, поднялся. Добрел до двери, снял охранные знаки, распечатал комнату. И снова сел на пол.

— Анакин, — позвал он.

Целитель вбежал, подобрал полы своего белого одеяния, чтобы не испачкаться в следах крови. Присел, сжал запястья Лавьера, и аид закрыл глаза, впитывая в себя чужую силу.

— Тихо- тихо, — забормотал Анакин, — так ты меня досуха выпьешь…

— Вряд ли, — усмехнулся Лавьер и открыл глаза, — в тебе силы целое море, целитель.

Анакин улыбнулся.

— Как ты?

— Уже лучше.

Аид легко поднялся, подал руку старику. Целитель помялся, поглядывая на Лавьера из-под кустистых бровей.

— Ран… Отпусти девчонку. Хватит уже с нее… — сказал Анакин и опешил от злости, с которой аид посмотрел на него. Лавьер редко позволял кому-то увидеть свои эмоции.

— Отпусти, позволь ее залечить, не надо ей там до утра… У столба-то…

Анакин бормотал, не понимания, почему яростная злость вдруг обернулась равнодушием, словно шторм в одно мгновение сменился полным штилем.

— Нет, — коротко ответил Лавьер, улыбнулся, — с меня ужин, целитель.

И ушел. И только через какое-то время Анакин осознал, что Ран неправильно понял его слова, подумал, что целитель просит отпустить другую девушку… Не Инту. Раяну.

Анакин знал Рана с рождения и искренне любил, как сына, которого у него никогда не было. Но и он не мог сказать, что понимает Лавьера. Или, что не боится его.

Целитель покачал головой и с сожалением посмотрел на белый подол, который он все-таки испачкал.

* * *

День Оникс провела в своей комнате, не зная, стоит ли теперь ждать обещанной прогулки по скалам. Но Лавьер так и не пришел, только ночью она проснулась от его прикосновений, от настойчивых губ, что целовали ее. От мужчины пахло хмелем, и его поцелуи были горькими. Он что-то шептал ей, но Оникс не знала язык, на котором он говорил. Слова обволакивали, словно мед, интонации зачаровывали, пленили. Он был так нежен, что у Оникс кружилась голова. Она спала, когда он пришел, и ее сознание все еще прибывало в полусне, в полудреме, в блаженной неге.

—Шер саан… Оникс …Моя Оникс … Скажи, что тебе хорошо со мной, саан ма… Скажи…

— Хорошо… Мне очень хорошо, Ран…

Когда он уснул, Оникс полежала, внимательно слушая его спокойное дыхание. Тело аида стало тяжелее, придавило ее к кровати. Очень осторожно она выбралась из его рук, тенью скользнула по комнате, закуталась в плащ. И вышла за дверь.

Замок спал. Раяна сбежала по лестнице, прошла через нижний зал, вышла на задний двор. Инта висела у столба и признаков жизни не подавала. Оникс осторожно дотронулась до девушки, опасаясь причинить ей еще большую боль. Ночью стало совсем холодно, накрапывал мелкий дождь.

— Инта, — позвала она. Прислужница открыла глаза, прищурилась, рассматривая Оникс.

— Попей, — тихо сказала раяна, прикладывая к ее губам кружку с водой. Инта напилась и закашляла.

— Зачем пришла? — сипло спросила она.

— Я помогу, — тихо сказала Оникс. Она осмотрела веревку, которой были связаны руки прислужницы. Ощупала узел, раздумывая, сможет ли развязать.

— Что ты делаешь? — спросила Инта.