Зачистка территории

Появился реальный повод уйти. Да и пора уже было. Народ от греха стал быстро из пивной рассасываться. Все уходящие почему-то были в очень хорошем настроении. Следует отметить, что, несмотря на некоторый материальный убыток, это событие буфетчику видно очень даже понравилось – он сиял как медный таз, хотя изо всех сил старался сдерживать радость. У него с Маратом были и какие-то свои счеты. Павел дал ему сто долларов, и буфетчик остался этим так доволен, что тут же Павла и полюбил, а про инцидент с Маратом всем опрашивающим его лицам позже говорил, что ничего не видел, поскольку в это время выходил в подсобку.

Выйдя на улицу, всей командой, как когда-то давно, прошли по улице, ненадолго остановившись через пару кварталов у дома, где жил

Жорик Кулик.

– Ну, что, мужики, видели ли вы когда-нибудь, как человека распиливают заживо и едят вместе с говном? Нет? Сейчас увидите! – сказал, натянуто улыбаясь, Жорик, и, слегка покачиваясь, пошел к черному прямоугольнику своего подъезда. Почти сразу же из открытого окна первого этажа послышался пронзительный женский вопль: "Один раз попросила тебя, придурка, прийти вовремя, а он опять с приятелями пиво жрал!"

– Ну, понеслось дерьмо по кочкам! – с досадой сплюнул Хомяков.
–

Какой у его бабы отвратительный голос!

Он с опаской поглядел на окна. Оттуда между тем донеслось: "Дура, отвали!" – "Ах ты, козел вонючий!"

Все захохотали.

– Жалко Жорика! – отсмеявшись, сказал Хомяков. – Он как бы попал в кукушкино гнездо. Не в чистом виде, но типа того. А виновата опять же похоть: он зачем-то зашел к ней по какому-то делу (проводку, что ли чинил), сдуру остался на ночь – и понеслось. Он рассказывал, что это был словно гипноз, когда хищник или змея смотрят в глаза жертве и ничего не могут поделать – он сам потом, когда проснулся, то ужаснулся. Его жена, пожалуй, единственный человек в городе, который мне внушает почти мистический ужас. А Жорику, представь себе, вероятно, еще и приходится с ней трахаться! Я так и вижу, как она ему командует: "Быстро вставил, козел! Я сказала: быстро вставил! И не смей кончать без моей команды!" Первый муж от нее, говорят, куда-то сбежал едва не в одних трусах – безо всего. Впрочем, она ничего бы ему и не отдала. Но могу представить себе чувство свободы того мужика! – Хомяков уже явно паясничал. – Она осталась одна с ребенком, понятно было, что никто в здравом уме ее не замуж не возьмет и тут попался Жорик. Из всех не повезло именно ему. Это как случайно зайти на минное поле. Шансов выжить у него – никаких! Я всерьез предлагал ему уехать воевать по контракту в Чечню – тут военкомат набирает. Ну, чтобы хоть был какой-то шанс остаться в живых! Однако она его ни за что не отпустит. Убьет военкома, разгромит военкомат, но не отпустит. Это ее личная добыча. Она должна съесть его сама. – Так говорил расстроенный Хомяков, и даже

Павел удивился такой горячности его речи. Шахов же от них даже чуть поотстал, чтобы не слушать весь этот бред.

Той же ночью Жорик Кулик вдруг проснулся, словно его толкнули, и уже не смог заснуть. Рядом под одеялом громоздилась храпящая туша жены. Тикали часы на стене. В другом месте – на серванте – светились зеленым цифры будильника – 03.52. Самое страшное время. Спящая жена вдруг громко пернула во сне. Даже кошка, лежащая в ногах, вскочила от испуга. Кулика объял ужас. Встреча с друзьями юности чем-то сильно повлияла на него. Действительно он – тряпка, а не мужик – это был факт. Действительно, он всегда подчинялся чужой воле, но по-настоящему роковым был миг, когда он поддался воле этой злой женщины. И не было в мире человека, который внушал бы ему больший страх, чем Клава, спавшая сейчас рядом с ним. Ее невозможно было победить – ее можно было только убить, или сбежать от нее, хотя это требовало невероятной хитрости. И внезапно решение проблемы выскочило как яркая вспышка: "Надо бежать!" Он стал думать, как достать паспорт, который был где-то спрятан у Клавы. Можно было попросить ребят, чтобы организовали вызов в милицию или в отдел кадров, и тогда паспорт умыкнуть или "потерять". Но к побегу нужно было накопить денег. Тут существовала проблема, поскольку все его деньги Клава сама лично снимала с карточки и забирала их все себе; вечером запросто могла пошарить и по карманам – нет ли заначки с приработка. Бежать надо было – куда-нибудь подальше – за Урал – работу он, всяко, найдет – электрики нужны всюду. Нужно только было аккуратно вынуть трудовую книжку из отдела кадров, где начальницей работала Клавина подруга. Шансы у Жорика были, конечно, ничтожные, но все-таки они были, и он собирался буквально завтра в воскресенье подработать на рынке и уже отложить первые деньги, спрятав их в сарае. Он, как заключенный в лагерном бараке, уже просчитывал каждый шаг, чтобы однажды вырваться на свободу. Жизнь его внезапно обрела смысл.

Но это было позднее, а пока он продолжал переругиваться с Клавой, уклоняясь от летящих в него предметов, а его бывшие одноклассники шли дальше по улицам города. Павел продолжал массировать кисть правой руки, видимо, несколько пострадавшую в схватке.

– Да ты Марата-то, случаем, не убил? – обеспокоено спросил его

Шахов.

– Что ты такое говоришь! Типун тебе на язык! Нет, конечно, хотел бы убить – сразу бы и убил. А так – пусть лечится, – сказал Павел.
–

Жалко, руку отбил.

– Да за что ж ты его кружкой-то? – спросил вдруг Хомяков, нервно прыснув смешком.

– Черт его знает. Так получилось. Сразу не упал ведь! Я даже испугался! – рассмеялся Павел.

– Э-эх, я вдруг почувствовал, что мне будто бы семнадцать лет!

Помнишь, как каждую субботу ходили на танцы в Ремизу? Ранней весной.

Ледок еще был на лужах, хрустел под ногами. Ах, какое забытое хорошее чувство! – мечтательно сказал Хомяков. Он не особо-то поверил, что Павел чего-то испугался. Он Павла знал с детства и не сомневался, что Марат был обречен с самого начала.

– Ладно, все, парни! – сказал Павел. – Я отчаливаю. В два часа иду с Дашей в музей! Хочу еще успеть побриться, зубы почистить, чтобы пивом не несло. Да, в баню-то идем? Значит, в семь часов встречаемся на прежнем месте.

– Вы встречайтесь, а я сразу туда подойду, могу чуть опоздать! А ты смотри, Павел, не упусти Дашу! – сказал Хомяков очень серьезно.
–

Это, ей Богу, будет непростительная ошибка!

Павел и сам чувствовал это, поэтому, ничего не сказав, двинулся в сторону теткиного дома.

Шахов с Хомяковым и Димой Росляковым шли мимо магазина "Продукты

24 часа"

– О! Мой любимый магазинчик! – сказал Хомяков.- Я сейчас!

Кстати, магазин этот принадлежал ему. Буквально через минуту он вернулся, держа в руках три больших вымытых яблока. Угостил ребят:

– Надо пивной дух отбить, а то меня Татьяна запилит!

Потом Росляков тоже куда-то ушел, и Шахов с Хомяковым двинулись далее только вдвоем.

Хомяков, не переставая интенсивно с треском жевать яблоко, вдруг сказал, не глядя Шахову в глаза:

– Ты что, в Паше сомневался? Зря, ведь Паша всегда побеждал! Ну, разве что один раз в конце зимы перед армией нам хорошо вломили, так и то, потому что мы с ним здорово перебрали и оказались втроем еще с одним парнем против не помню уже скольких человек из Ремизы – пяти или шести. Мне тогда попало капитально, вот, – он ткнул пальцем себе в лицо, – шрам остался – бровь зашивали, но и то отбились. То есть меня-то и того парня вырубили почти сразу, а Паша отмахнулся. Я из канавы, когда пришел в сознание, смотрю: такой бой идет – бог ты мой! Но Паша все-таки остался на ногах. И меня потом до дома дотащил. Поставил к двери, позвонил и убежал. Мать открывает – и сразу в крик. Я стою весь в крови, бровь, как лоскут, болтается, нос сломан, одежда в грязи – с нее аж течет. Действительно поехали в больницу, зашивали бровь, нос вправляли реально – с хрустом. Неделю в больнице лежал с сотрясением мозга и еще недели две дома – читать даже не мог. А самая главная история, связанная с Пашей, состояла в том, что у моей Татьяны тогда был ухажер из ее же школы. И, не исключаю, что между ними была какая-то симпатия, особые отношения.

Мы тогда с ним, тем парнем, вели себя словно тетерева весной: пушили перья, ходили вокруг Танюхи кругами, толкались, а она смотрела на нас и выбирала. Интересно было бы узнать, что думает женщина, выбирая из двоих мужчин, когда у нее этот выбор, конечно, есть? Я никогда позже ей про это не напоминал и не расспрашивал. Вот сейчас только сам вдруг и вспомнил. Не все хочется вспоминать. Да и она вряд ли помнит теперь, что сама тогда думала и чувствовала.

Наверняка скажет: "Я уже все забыла". А тогда между нами, соперниками, назревало нечто типа дуэли – драка один на один, и мне как бы был сделан вызов. И я, – продолжал Хомяков, – честно тебе скажу, Арканя, немного прибздел, поскольку скорей всего этот поединок наверняка проиграл бы. Драться бы, конечно, пошел, поскольку деваться было некуда, но точно продул бы, потому что парень тот был очень крепкий, спортивный и вполне могло случиться так, что после этого боя я потерял бы мою нынешнюю жену навсегда, поскольку это поражение непременно между нами бы встал. Короче, неизвестно чем бы дело кончилось. Вспомни, как это вообще возможно было в восемнадцать лет прийти к девчонке битым? Все это выяснение отношений между нами происходило в фойе клуба перед дискотекой. Для моей будущей семейной жизни ситуация была, скажем так, критическая.

Ну, мы с ним уже начинаем заводиться, начинается махач, и тут внезапно появляется Паша. Он что-то краем уха услышал, что мы тут бьемся, сам был какой-то злой, возбужденный (то ли со своей девчонкой поцапался, то ли чего еще), влезает в драку, спрашивает того парня: "Хули ты тут выебываешься?" – как тут же и врезает ему сходу – да так, что тот отлетел с треском в составленные к стене стулья, и уже больше его никогда и не видели. Впрочем, я просто не интересовался. Как-то все это дело сразу уладилось, хотя Татьяна некоторое время на меня и дулась, мы стали уже тогда с ней вместе жить и вскоре поженились. Тут именно я настоял: честно сказать, боялся, что она выйдет замуж, пока я служу. Знаешь ведь, что Пашкина девчонка его не дождалась – выскочила замуж за Мишку Королева? А