Загадаю Тебя

– Оль… Оль, ты чё? – Никита тормозит меня, удержав за рукав свитера.

– Что они тут делают?

– Ты про кого? – хмурится парень.

– Я про Ипантеевских.

– Это мои знакомые.

– Двое из них были на дороге в тот вечер.

– И чего? Тебя же никто не тронул. Они и знать не знают о том, что ты пряталась в лесу, – понижает голос и косится на дверь.

– Никит, эти люди напали на человека и чуть не убили его! – выдаю возмущённо.

– Не нагнетай! Ну шуганули немного. Подумаешь! – беззаботно отмахивается он.

– Шуганули? Ты так это называешь? – не верю собственным ушам.

– Оль, может, не будешь устраивать скандал в день моей днюхи?

– Что у тебя с ними общего? Не представляю.

– Всё. Закрыли тему. Надо вернуться к гостям. Сделаешь это ради меня или нет?

– Никит…

– Такое ощущение, что ты тупо ищешь повод сбежать.

– Вовсе нет!

– Тогда хватит страдать фигнёй. Какое тебе до них дело? Ты же ко мне пришла.

– А она что здесь забыла? – всё-таки смолчать не удаётся, хоть я и пыталась.

– Кто она, Оль?

– Кэт.

Будто бы не понимает, о ком речь.

– Кэт с Митяем, – пожимает плечом. – Успокойся, лады? Ты чёт какая-то нервная сегодня. Выдохни.

Я нервная, да. Зато сам Никита, похоже, на полном расслабоне.

– Возвращаемся?

– Посижу недолго.

– Начинаются старые песни о главном, – цокает языком. – Идём уже, – снова тащит меня туда.

– Стопэ ходить целоваться, молодёжь! Имейте совесть. Дождитесь ночи!

– Садись, Оль.

– Когда играем в следующий раз?

– Дайте тарелку девчонке.

– Ма. Мааам! Приглуши на пару секунд колонку, Димас. Маааа!

К моему удивлению, на истошный вопль Никиты действительно приходит его мать, Лариса Петровна.

– Никитушка, звал?

– О, ты ещё не ушла. Убери это. Принеси салата и захвати тарелку для Оли.

– Никит, ты что, не надо, я сама возьму! – встаю и направляюсь вслед за его матерью на кухню. Честно говоря, мне как-то неудобно от мысли, что она должна тут всех обслуживать.

– Лариса Петровна, вам помочь? Я могу сама отнести ребятам то, что нужно.

– Да мне несложно, Оленька. У Никитушки день рождения ведь.

– По-моему, ваш Никитушка обалдел. Гости сами в состоянии двигаться.

– Ну что ты, мне совсем нетрудно, – достаёт из холодильника кастрюлю с Оливье. – Ты почему так давненько к нам не заходила?

– Дедушке нездоровилось, – открываю шкафчик и беру тарелку. – Да и Никита уезжал. На новогодние праздники мы не виделись.

Она кивает, перекладывая салат из кастрюли в большую пиалу.

– У вас дома всё в порядке? – осмеливаюсь спросить. Потому как замечаю, что она, несмотря на улыбку, очень расстроена.

– Ох, Оленька, – тяжело вздыхает. – Семён ушёл от нас, насовсем похоже. А Никитушка… связался вон не пойми с кем, – начинает плакать.

– Тёть Ларис, – делаю шаг вперёд к ней, обнимаю. – Всё будет хорошо. Не плачьте, – поглаживаю по спине.

– Будет ли, Оленька…

– Обязательно будет. Не печальтесь.

Дрожит всем телом. Рыдает.

– Ну чё так долго-то здесь возитесь? – в кухне появляется рассерженный Никита. – Ма, опять? Харэ уже ныть из-за него! Достала!

– Перестань, – смотрю на него с укором.

– Чё ревёшь ты? Сама виновата, что он ушёл. Допилила! – забирает салатницу.

– Никит…

– Не лезь в это, Оля, – чеканит он сухо. – Пошли, хватит торчать тут.

********

Чем дольше нахожусь на этом празднике, тем сильнее хочется отсюда уйти. По разным на то причинам.

Во-первых, от шума, гама и музыки у меня начинает болеть голова.

Во-вторых, Ипантеевские ведут себя чересчур расхлябанно и по-хамски: громко разговаривают, нецензурно выражаются, позволяют себе отпускать шутки ниже пояса.

В-третьих, поведение самого Авдеева напрягает. Его в этот вечер словно подменили. От тихого и скромного Никиты, к которому я привыкла, не осталось и следа.

– Про Тоньку и Борьку слышали?

– Женятся летом, говорят…

– Ну так да, Тоньку и засватали уже на новогодние. Не кажется подозрительным? – Семакина прищуривается. – Мегастранненько.

– Согласна. Ну кто в едва стукнувшие восемнадцать будет жениться по собственной воле? Бред бредовейший!

– Они просто очень любят друг друга, не надо завидовать, Наташ, – говорю ей тоже самое, что и Сеньке.

– Ой, Миронова, ну ты и чуднАя! – скосив на меня глаза, фыркает Наташка.

– Ага-ага! Любят. Вот и налюбили, по ходу. Пуза-то ещё не видно у Тоньки? – встревает в разговор Вика Щербакова.

– У вас мозг только в одном направлении работает, – качаю головой.

– Не, Оль, ну а если смотреть на ситуацию здраво?

– Петь, вот ты б женился в восемнадцать? – обращается Семакина к нашему однокласснику.

– Я чё дурак, по-твоему?

– Серёг?

– Не-не-не, спасибо. На батю и мать смотрю, ваще жениться как-то нету желания.

– Никит? – продолжает свой опрос Вика.

– Чё?

– А ты? Женился бы в восемнадцать на своей Оле? – хитро прищуривается.

– Чисто гипотетически, канеш, – кивает он и, закинув на меня руку, тянет к себе.

– Ой, вот ведь заливаешь! – цокнув языком, отмахивается Семакина.

– Ни фига, – Никита впервые за вечер делает серьёзное выражение лица. – Между прочим, я об этом уже думал.

– О чём об этом? О свадьбе? – Наташка скептически выгибает бровь.

– Да. На Олю у меня большие планы, – Авдеев целует меня в щёку, после чего спускается губами к шее.

– Никит, – дёрнув плечом, отстраняюсь. Терпеть не могу поцелуи напоказ.

– Чё?

– Мы не одни вообще-то, – возмущаюсь, поправляя ворот блузки.

Ребята, сидящие вокруг, посмеиваются, глядя на нас.

– Так, давайте играть, чё сидеть-то, как на похоронах, – пожёвывая жвачку, предлагает Кэт.

Присутствующие, вдохновлённые её идеей, встают из-за стола и перемещаются в свободную часть комнаты. Уже через пару минут они выстраиваются в круг, и начинается веселье, судя по хохоту и комментариям.