Загадка лондонского Мясника

Появился консьерж. Я прижал к стеклу удостоверение и представился. Теперь журналистка узнала и мое имя.

– А что думаете вы, детектив Вулф? – спросила она. – Как относитесь к тому, что убийцу называют героем, а жертву – подонком?

– Простите, – извинился консьерж, наконец впуская меня.

На пороге я обернулся:

– Убийцы – не герои.

Скарлет широко улыбнулась – мы оба знали, что это не совсем так.

* * *

Миссис Наташа Бак, вдова убитого, открыла мне дверь в махровом халате и темных очках.

Она только что вышла из душа. Высокая, лет тридцати с небольшим. Из-за странного сочетания халата и очков эта женщина выглядела так, будто собралась поплавать в бассейне, отдыхая где-нибудь на курорте. Влажные волосы Наташи были очень светлого, платинового цвета, как у звезд черно-белого кино. Натуральная блондинка. Ну, или почти натуральная.

Ее отличали та холеная стройность, которую видишь у многих богатых женщин, и такое же чувство избранности. Вытирая полотенцем волосы, Наташа взглянула на мое удостоверение так, словно это рекламка из пиццерии.

– Примите мои соболезнования, миссис Бак. Знаю, вам сейчас нелегко.

– Я уже рассказала полиции все, что знаю. Приходили черный мужчина и белая женщина постарше. – Наташа говорила с безупречным произношением иностранки, которая лет десять вращается в мире больших английских денег.

– Знаю, – ответил я. – Детектив-инспектор Гейн и детектив-инспектор Уайтстоун.

– Они даже взяли мазок у меня изо рта.

– По нему определят ДНК, чтобы исключить вас из списка подозреваемых. Нам нужно еще раз проверить кое-какие детали, если вас не затруднит.

– Вообще-то затруднит. – Она взглянула на часы, сверкавшие бриллиантами на ее тонком запястье. – Я скоро ухожу.

Выглядела миссис Бак потрясающе. С такого лица не сводишь глаз, пока не заметишь, что пялишься. И пожалуй, даже тогда продолжаешь смотреть. Впрочем, о том, что она красива, ей наверняка говорили многие.

– Но ведь мы с вами договорились о встрече. Если вам неудобно сейчас, давайте отложим разговор. – Я помолчал. – Встретимся в участке.

Она впервые внимательно взглянула на меня. Рассмеялась. Чем больше денег, подумалось мне, тем меньше боятся полицию.

– Надо вызвать адвоката?

– Мы просто поговорим, миссис Бак.

Волосы упали ей на лицо. Глядя на меня сквозь их влажную вуаль, Наташа лениво убрала пряди. Она заговорила спокойней, и этот голос понравился мне больше:

– Я подозреваемая?

– Пока что нет.

Мы смотрели друг другу в глаза.

– Ладно. Кофе хотите? Придется сварить самой. Домработницу я уволила, когда застала ее с членом покойного мужа во рту. – Наташа со вздохом встала. – Хорошую помощницу сейчас не найдешь.

Квартира была отличная. Чистая, просторная, дорогая. Много денег, хороший вкус, отсутствие детей. Я вспомнил залитый кровью кабинет и попытался почувствовать здесь присутствие мужа. Но если его дух и витал где-нибудь поблизости, я ничего не заметил.

На стене висели две картины, явно принадлежавшие одному автору, – городские виды, наполненные каким-то особым настроением, вроде того, что бывает тихим воскресным утром. На одной художник изобразил железнодорожные пути, на другой – туннель. И ту, и другую омывал мягкий свет утра или вечерних сумерек; они напоминали туманные видения из сна. Людей на картинах не было, и это придавало им странное умиротворение. Казалось, я вот-вот вспомню, где видел эти места.

Я наклонился поближе к «железной дороге», стараясь рассмотреть имя художника, но в углу стояли только две маленькие буквы: js.

Пока миссис Бак варила кофе, в комнату вошла собачонка, помесь пекинеса и чихуа-хуа. Я дал ей обнюхать руку, поднял и поставил к себе на колено. Легонькая, точно насекомое, собачка вся тряслась. Я хотел ее погладить, но она убежала в дальний угол дивана и там, с вызовом на меня глядя, опорожнила мочевой пузырь.

Вошла миссис Бак с френч-прессом на серебряном подносе.

– Сьюзан, ах ты негодяйка, – сказала она. – Ты разве не знаешь, что это нужно делать на ковре?

Наташа бросила на пятно шелковую подушку, столкнула собаку на пол и села напротив меня, откинувшись на спинку дивана и скрестив длинные ноги. Халат распахнулся, она со вздохом поправила его, и тут на столике между нами завибрировал айфон. Собака затявкала, дрожа от ярости. Миссис Бак взяла телефон и стала читать сообщение. Она вела себя так, будто меня не существует.

Я кашлянул:

– Кто мог желать смерти вашему мужу?

Красотка хмурилась, глядя в айфон.

– Кроме вас, – добавил я.

Она подняла глаза.

– Прошу, миссис Бак. В ближайшие несколько минут сосредоточьтесь, пожалуйста, на мне.

Наташа бросила последний взгляд на телефон и выключила его, зло стиснув губы.

– Вы правда считаете, что я хотела убить мужа? Да вы просто тупица!

Я помолчал:

– За три дня до его гибели к вам приезжала полиция.

– Ах это? Просто семейная ссора.

– Вы угрожали мужу.

– А что мне было делать? Я застала его, когда домработница делала ему минет. В ярости чего только не говорят.

– Вы прислали ему на работу кровать.

– Я хотела опозорить его, унизить. Чтобы он понял, каково это.

– А потом кто-то перерезал ему горло.

Она выдохнула, разливая по чашкам кофе.

– Понимаю, подозрительно… Сахар? Молоко?

– Спасибо, молока не надо.

– Я не желала Хьюго смерти. Только хотела, чтобы он перестал. Перестал… как бы это сказать? Прыгать по койкам.

Кофе мне понравился.

– Много друзей было у вашего мужа?

– Вы же знаете англичан. Или, по крайней мере, англичан из высшего общества. Хьюго вырос в семье, где собак брали с собой в постель, а детей отправляли в конуру. В семь лет его отослали в закрытую школу. Там он и завел себе друзей на всю жизнь. Остальной мир его не слишком волновал. В том числе и жена.

Я вспомнил фотографию на столе.

– Где он учился?

– В Кембридже, в колледже Святой Троицы. Там же, где и принц Чарльз.

Она улыбнулась с печальной гордостью.

– До того, – уточнил я.

– В Поттерс-Филде. Эту же школу закончили его отец и дед. Хьюго называл ее Итоном для спортсменов, музыкантов и бандитов. Это у него считалось комплиментом.

– А к какой группе он относил себя?

– К спортсменам. Мой муж неплохо играл.

– Как ему жилось в Поттерс-Филде?