Загадка о тигрином следе
Шрифт:
– Вы никуда не отлучались? – это был первый вопрос, который задал подполковник.
Одиссею было неприятно признаваться в собственной безответственности, и он промолчал.
Ягелло истолковал его молчание как «нет».
– Это хорошо. Теперь над надо спрятаться. По пути сюда я зажёг свет в бывшем кабинете начальника поста. Из окна офицерского собрания кабинет отлично просматривается. Пусть шпион думает, что мы с вами удалились посовещаться с глазу на глаз.
Они отошли за угол находящегося напротив офицерского собрания цейхгауза и стали ждать. Не было слышно голоса поющего комиссара. Повисла
Подполковник ответил, что оставил там вместо себя наблюдать верного человека.
Между тем от наступившей зловещей тишины Одиссею становилось всё более не по себе. Ничто вокруг не производило ни малейшего движения. Даже воздух как будто застыл темной стеклянной массой. Подняв глаза к небу, Одиссей заметил падающую звезду. Дурной знак. Опять прошумело где-то в горах. Ягелло достал из кармана галифе кисет, но снова спрятал его обратно…
– Слышите? – вдруг напружинился подполковник.
Но Одиссей ничего не слышал. Он удивленно смотрел на напарника. На скулах офицера ходили желваки. Он ещё несколько секунд продолжал прислушиваться, потом схватил Одиссея за плечо и потащил за собой.
– Это же генератор искрового телеграфа! Скорей! А то упустим!
Они бросились к радиорубке.
Глава 78
– Постарайтесь затаить дыхание, не чихать и не кашлять – шёпотом напутствовал неопытного в таких делах напарника Ягелло, и потянул дверь хибары, в которой размещался радиотелеграф. Одиссей шагнул за ним через порог
Внутри было очень тихо и очень темно. «А где же шум машины, на который мы прибежали?» – удивился Одиссей. Глаза совершенно не различали очертаний предметов. Не зная чего ожидать впереди, Одиссей двигался как слепой, лишившийся своей трости. Ощупывая пространство перед собой руками и ногами, он неожиданно наткнулся на что-то мягкое.
– Сюда, Янус Петрович! – позвал Одиссей. – Тут чьё-то тело на полу. Луков слышал, как заскрипели доски половиц под ногами напарника. Но внезапно шаги оборвались. Резкий звук мог означать только одно – подполковник внезапно куда-то провалился. Послышалась возня, она доносилась уже откуда-то снизу.
– С вами всё в порядке? – обеспокоено осведомился молодой человек.
– Проклятье! – донёсся раздражённый голос подполковника. – Да зажгите же лампу!
Одиссей зажёг керосиновый фонарь «летучую мышь», который получил от Ягелло. Первое, что он увидел, это тело Горака с размозженным затылком, и отшатнулся. Неподалёку в полу зиял чёрный провал лаза, рядом лежала прикрывавшая его крышка. В дыре копошился расстроенный подполковник.
Пока Одиссей спускался в лаз, Ягелло успел прогуляться вдоль по подземной галерее и вернуться, убедившись, что шпиона, которого они пытались изловить, давно и след простыл. Выйдя из мрака, Ягелло расстроено объявил:
– Финита ля комедиа! К чёрту нас с вами! Только не говорите мне теперь, что вы исправно караулили наших любезных спутников, пока я ходил к казарме.
Тут подполковник запнулся, замолчал и как-то странно посмотрел на Одиссея. В опущенной руке он сжимал рукоять револьвера, большой
палец его задумчиво поигрывал курком «нагана».– Говоря по совести, я знал про этот тайный путь наружу – неожиданно признался он и пояснил, – его проложили кирками и взрывчаткой после того, как однажды крепость была взята крупным неприятельским отрядом, а весь её гарнизон вырезан.
Подполковник мучительно пытался выдавить из себя что-то ещё. Он поморщился от боли и стал массировать рану на груди, склонив голову набок и подёргивая шеей. Сейчас он был похож на алкоголика, страдающего приступом совести после очередного запоя.
Одиссей похолодел. Перед ним был какой-то ненастоящий подполковник! В том смысле, что всё в нём теперь выглядело каким-то фальшивым – лицо, разговоры. Он не был похож сам на себя! Одиссей вдруг интуитивно осознал, что Ягелло не выпустит его из этого лаза живым.
Вдруг офицер с остервенением ударил себя по лицу – раз, другой, третий.
– Вот мне! … Вот!…вот!… – в бешенстве приговаривал он, бледный, судорожно прикусив побелевшую губу,
– За солдат, которых боюсь и ненавижу… За этого несчастного чеха, которого я саданул рукоятью нагана по затылку… За Россию, которую люблю и презираю… за себя… За то, что паскудой стал. Вот! Вот! Вот!
И он заревел зверем, ухватив себя за волосы.
Да, Луков не узнавал прежнего Ягелло – человек спокойного темперамента, сдержанных эмоций, ибо сейчас тот вёл себя, как буйнопомешанный. Глаза его округлились, щеки дергались,
Так продолжалось с минуту. Но вдруг мгновенно успокоившись, Ягелло пояснил тусклым голосом:
– Вся эта история с радиотелеграфом специально придумана мною. На самом деле в здешней радиостанции давно свили гнездо крысы. Последнее сообщение с неё отсылали года два назад. Но я уговорил этого чеха Горака подыграть мне. Вернее я подкупил его. Только он оказался слишком жадным на свою беду…
– Но зачем?! К чему вам обманывать меня?
– К чему? – зло повторил офицер. – Хорошо… Я скажу… А лучше посоветуйте: что делать боевому офицеру, которого выкинули со службы как старого пса. И которому вдруг предлагают прекрасную службу в прекрасной стране?
– Я всё равно вас не понимаю.
– Сейчас поймёте – со скорбным лицом Ягелло поднял руку с револьвером и Одиссей увидел прямо перед собой чёрный зев ствола.
– Мне приказано убить вас… Вы сами виноваты, зачем вы открылись мне! Вы слишком доверчивы, сударь, тогда как ввязались в бесчестную игру, в которой никому нельзя верить… Поэтому вы заслужили смерть… Хотя мне жаль вас… но у меня просто нет иного выхода… Или вы, или я… Извините…
Одиссей ждал выстрела. Но подполковник отчего-то медлил. Каким-то механическим голосом Ягелло вдруг признался:
– Хотя это чертовски трудно делать самому. Мне приходилось приговаривать солдат к смерти и не раз, но я никогда не выполнял работу палача сам… Поверьте, это нелегко… Сейчас я стоял на том конце этого коридора и целился в вас. Вам меня не было видно, зато вы были видны превосходно. Вы были, как мишень в тире… Я думал так будет проще… Я легко мог за десять секунд загнать вам шесть пуль в череп. Но снова что-то помешало мне это сделать, как там – у разрушенной мельницы. Наверное, не каждый может стать мерзавцем. Но у меня нет выбора…