Загадка «снежного человека». Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах

Много сведений было получено о местах встреч о этим существом: оказалось, его видели и у ледников в горах, и в песках или зарослях камышей в пустынях, и вблизи водоемов – озер и рек. По-видимому, говорит В.А. Хахлов, для него важно одно – безлюдность. Он спускается с гор в низины, когда люди перегоняют стада из низин в горы, и наоборот. Встречи живых особей и наблюдения следов показывают, что живет «ксы-гыик» и в одиночку, и более или менее постоянными парами, и парами с детенышами. Подавляющее большинство описанных встреч с «диким человеком» имело место не днем, а в сумерках, или в ночное время.

О его постоянных жилищах никто не упоминал, но временные логова обнаруживали в неглубоких пещерах, под нависающими камнями, в углублениях под густыми кустами, в нишах глинистых обрывов, в камышах. От этих логов исходит неприятный запах.

Как видно из рассказов казахов, продолжает В.А. Хахлов, помимо растительной пищи (корней, стеблей, ягод), значительную долю в питании «дикого человека» занимают животные: он ест некоторых беспозвоночных, уничтожает птенцов и яйца птиц, не пренебрегает амфибиями и рептилиями, но, пожалуй, особо важную часть его рациона составляют грызуны, которых, как в горах, так и в песках и в пустынях вполне достаточно, чтобы ему прокормиться. Приводит В.А. Хахлов и два рассказа о том, как «ксы-гыик» оставлял нетронутыми внутренности выпотрошенных им перед едой птенцов, горлицы, мелкого грызуна – песчанки.

Очень интересны и полученные В.А.Хахловым сведения о том, что с наступлением зимы «дикий человек» откочевывает все далее на юг, в сторону Тибета. Там, на юге, он и вообще якобы встречается теперь чаще, так как уходит в наиболее труднодоступные и ненаселенные места. Поэтому проф. Хахлов считает вероятным, что изучавшийся им тянь-шаньский «дикий человек» и ныне привлекший широкое внимание гималайский «снежным человек» – это одно и то же. Действительно, в этом уже немыслимо сомневаться.

«Чем больше удавалось разузнавать об этом существе, – пишет В.А. Хахлов, тем становилось яснее, что речь идет не о каком-то человеке, а о своеобразном человекообразном существе. Это могла быть замечательная ветвь приматов, которая сохранилась с древнейших времен в Центральной Азии, приспособившись к жизни в условиях высоких гор и пустынь. В этой ветви наметился путь к превращению примата в человека (словоупотребление неточное, ибо человек тоже, как и обезьяны, входит в отряд приматов.), развились некоторые человеческие черты, которые и являются причиной того, что видевшие это существо принимают его за своеобразного человекозверя… То, что мне удалось выяснить, свидетельствует о преобладании в нем звериных черт».

Дальнейшее обобщение всех данных позволит нам проверить, насколько велики эти «человеческие черты» в смысле строения тела, т. е. анатомии и морфологии данного вида животных. По-видимому, в представления В.А. Хахлова придется внести коррективы в смысле увеличения удельного веса этих черт. Но если В.А. Хахлов и ошибался, то в сторону менее препятствующую дальнейшим зоологическим исследованиям: ведь речь идет о доподлинном животном, и естественно было заострить внимание на его отличии от человека, так как всякое неосторожное преувеличение его человеческих черт могло снести всю проблему далеко в сторону от русла естествознания.

Проект дальнейших действии В.А. Хахлова состоял в том, чтобы отправить за тысячу километров на юг, в Синьцзян небольшую экспедицию – не только в надежде поймать, сколько с целью убить это своеобразное двуногое, в действительном существовании которого он уже не сомневался, и привезти для начала хотя бы конечности и голову, предохранив их от разложения формалином в кожаном мешке. Один из очевидцев и один местный охотник брались в течение года выполнить это сложное и небезопасное путешествие, наметив определенные приемы выслеживания и преследования животного.

Но, как уже отмечено, гипотезы и предложения молодого зайсанского зоолога не были поддержаны Российской Академией наук. Судьба исследований В.А. Хахлова ярко характеризует косность дореволюционной Академии наук и то противодействие, на которое натолкнулось это намечавшееся открытие отечественной материалистической науки. Первая мировая война с 1915 г. прервала и все другие попытки В.А. Хахлова.

И все же неправильно было бы сказать, что его труды в то время не дали никаких плодов и последствий.

Мы говорили, что В.А. Хахлов неоднократно сообщал проф. П.П. Сушкину о своих исследованиях проблемы «дикого человека», получая от последнего советы и некоторую встречную информацию. Согласно воспоминаниям Хахлова, уже в ответ на первые сообщения, посланные в 1907 г., Сушкин тогда же прислал ему пространное письмо на 27 почтовых листах, целиком посвященное вопросу о происхождении человека.

Ото была лишь первая из попыток П.П. Сушкина, орнитолога и палеонтолога по специальности, обратиться и к теории антропогенеза. Изучение архива и литературного наследства П.П. Сушкина дало ценный материал для характеристики развития его взглядов в этой области.

В записях курса лекций Сушкина по зоологии позвоночных, читанных в 1915–1919 гг. в Харькове и Симферополе, обнаружена весьма своеобразная трактовка эволюции отряда приматов и, в том числе, возникновения человека. Все древесно-лазающие формы приматов рассматриваются здесь как узкоспециализированные отклонения от генеральной линии развития приматов, ведущей к человеку. Последний развился не из древесно-лазающих форм, – в безлесной, горной, холодной области. Оттуда он распространился и в Европу, и на юг (Архив АН СССР (Москва), ф.319, оп.1, № 22.).

Следующая попытка была сделана Сушкиным в 1922 г. в статье «Эволюция наземных позвоночных и роль геологических изменений климата» (Сушкин П.П. Эволюция наземных позвоночных и роль геологических изменений климата // Природа, 1922, № 3–5.). Здесь повторяется тезис, что предок человека не был древесным животным. Сушкин утверждает, далее, что строение ноги человека свидетельствует о его древней приспособленности к лазанию не по деревьям, а по скалам. Отсюда – возможность перехода человека к прямохождению. Он сформировался в высокогорной зоне Азии. Но, сложившись там еще в третичную эпоху, он не мог выдвинуться среди расцвета фауны млекопитающих того времени, пока похолодание в четвертичную эпоху не привело к вымиранию значительной части этой фауны. Человек же не вымер от оледенений, ибо у него «небогатый с самого начала волосяной покров» был дополнен использованием огня, более того, он смог теперь широко распространиться.

Через пять лет, уже опираясь на сотрудничество с антропологами и археологами, в частности с Г.А. Бонч-Осмоловским, П.П. Сушкин выступил с новой, последней статьей: «Высокогорные области земного шара и вопрос о прародине первобытного человека» (Сушкин П.П. Высокогорные области Азии и происхождение человека // Природа, 1928, № 3, с. 250–279.). Эта попытка выдающегося русского зоолога-дарвиниста по-новому осветить вопрос о природных условиях превращения обезьяны в человека оставила важный след в истории антропологической науки. В этой работе Сушкин принужден был отказаться от значительной части содержания своих предыдущих двух концепций: неоспоримые данные анатомии и эмбриологии убедили его в происхождении человека от древесной лазающей формы. Но вот что примечательно: отказавшись от важнейшей посылки, он сохранил тезис, что человек сформировался в скалистом ландшафте и суровом климате нагорной Азии. Для примирения этого с тезисом о происхождении человека от древесно-лазающего примата послужила гипотеза о роли своеобразного (дизъюнктивного) характера горообразования в Центральной Азии: довольно быстрое поднятие части земной коры здесь «как на подносе» вознесло на иную абсолютную высоту, следовательно, в иной климат, местную фауну. В этом холодном климате леса исчезли, и третичный предок человека должен был из древесно-лазающего стать скало-лазающим, а затем и прямоходящим существом.

Вглядываясь во все три варианта, мы замечаем, что неизменным в них оставалось одно: человек сформировался в ландшафте и условиях горной Азии; там предок человека выработал прямохождение. Оказывается, это был не вывод, а исходное положение, которое Сушкин снова и снова, опираясь на последние данные естественных наук и смелые гипотезы, пытался удовлетворительно объяснить.

Мы уже знаем, что в руках Сушкина был эмпирический материал, побуждавший его мысль к этим исканиям. Это были разнообразные сведения отечественных ученых о возможном обитании в нагорной и пустынной Азии живых реликтов человекоподобного примата.