Загадки пустыни Гоби

Неожиданно горы расступились и перед нами открылась большая долина, поросшая травой и окруженная темными скалами. В юго-западной ее части расположились четыре белоснежные юрты; рядом лежали и стояли верблюды с верблюжатами, овцы, козы и привязанные на арканах к высоким перекладинам несколько лошадей.

Шум приближающихся машин вызвал в стане беспокойство: всполошились потревоженные животные; из юрт выглядывали испуганные лица ребятишек; две женщины, доившие коз, с недоумением повернулись в нашу сторону. Мы «осадили своих железных коней» в отдалении от юрт, дабы не распугать все живое. Подходя к стойбищу, заметили, как из юрты навстречу нам вышел уже весьма пожилой, но бодрый монгол в кожаной шапочке. Это и был знаменитый верблюдовод Багва, один из лучших знатоков Заалтайской Гоби. Невысокого роста, коренастый, он оказался исключительно приветливым и обаятельным, радушно пригласил нас в юрт, куда с нескрываемым любопытством заглядывала детвора. В стане Багвы вместе с ним жили его две дочери с мужьями и многочисленные внуки. Чувствовалось, что все члены семьи с глубоким уважением относятся к старому арату, и слово его здесь — закон.

В юрте царил порядок и чистота. В центре находилась непременная железная печка, справа стояла железная кровать, покрытая одеялами из верблюжьей шерсти, слева — небольшой сундук, а в глубине юрты на стене в большой раме под стеклом висели старые фотографии, цветные открытки и вырезки из журналов. Под рамой, на низком столике стоял старый радиоприемник, давно не работающий, а также некоторые атрибуты буддийской религии.

При помощи наших монгольских товарищей мы объясняли цель нашего визита, после чего нас угостили отварной бараниной и традиционным зеленым монгольским чаем, «рецепт» приготовления которого следующий. В чугунный котел, стоящий на печке, наливают воду, и, доведя ее до кипения, бросают щепотку соли, затем горстку зеленого плиточного чая, а под конец добавляют молоко, либо козье, либо верблюжье. Пьют чай обычно без сахара, из фарфоровых, деревянных или металлических пиал. Этот напиток, употребляемый многими поколениями аратов, прекрасно утоляет жажду, придает бодрость и является неотъемлемой частью угощения. К чаю подают печенье своего приготовления в виде маленьких твердых колбасок и ломтики козьего или верблюжьего сыра.

После угощения мы с Багвой подробно обсудили наш дальнейший путь в урочище Бугин-Цав. За несколько десятилетий жизни старый арат исколесил на лошадях и верблюдах огромные пространства Заалтайской Гоби и прекрасно знал не только тропы и колодцы, но и места находок костей и скелетов динозавров, историю открытий которых он по нашей просьбе поведал нам.

За долголетнюю жизнь на юге Монголии Багве часто приходилось спускаться с предгорий Гобийского Алтая в пустынные районы Заалтайской Гоби с их причудливыми, необычного облика красными и желто-серыми скалами. Все более углубляясь в поисках своих пропавших верблюдов в безводные участки пустыни, он неоднократно натыкался на огромные кости, разбросанные в сухих руслах, которые по своим размерам никак не могли принадлежать ни лошадям, ни куланам, ни верблюдам. Особенно его поразили гигантские берцовые кости, по величине превышающие рост человека. Присматриваясь внимательнее и пытаясь понять, откуда они могли взяться, он убедился, что большая их часть вымыта из окружающих скал, в песчаных толщах высоких склонов которых некоторые похожие кости оставались торчать. Однажды он нашел в каньонах Бугин-Цава целый скелет, замурованный в плотную песчаную плиту. Перед ним лежало страшное чудовище с разинутой пастью со множеством острых зубов и сохранившимися на конечностях изогнутыми когтями, а позвонки длинного хвоста уходили в глубь огромной глыбы. Картина была столь необычной, что Багва застыл от изумления, а опомнившись, припустился к верблюду и, настегивая его плетью, помчался в стан. Это чудовище обликом напомнило ему изображения драконов в буддийских храмах, и на память пришли рассказы старых аратов о «каменных драконах», дух которых нельзя тревожить, ибо от этого могут произойти разные беды и в первую очередь падеж скота. Помня это древнее поверье, он в 1948 г., когда поблизости от его стана проезжала экспедиция Ефремова, не посмел сказать о своих находках монгольскому проводнику, сопровождавшему советских палеонтологов. По непрестанно мучился вопросом, не- ужели такие драконы когда-то существовали во плоти?

Из разговоров со своими друзьями-аратами о своих находках, он понял, что был не единственным, кто встречался с такими «каменными драконами», но знал наиболее богатые костеносные местонахождения и среди них самыми интересными считали открытые в бедлендах [8] Бугин-Цава. Постепенно весть о находках Багвы дошла до Улан-Батора, и оттуда к нему приехали монгольские палеонтологи из Геологического института Академии наук МНР с просьбой показать эти местонахождения. Не обошли вниманием сенсационное открытие и правительственные органы, совершившие под руководством Багвы экскурсию по Бугин-Цаву. Впоследствии был издан указ об образовании бугинцавского палеонтологического заповедника, в котором запрещалось вести раскопки скелетов динозавров.

8

Бедленд — в пер. с англ. — дурные "плохие" земли, голые обнажения.

Проводя свои неоднократные исследования в Заалтайской Гоби, мы всегда навещали своего старого друга Багву, а в 1968 г. он был нашим проводником в районы Ногон-Цав и Цаган-Богд-Улы.

Переночевав в своих палатках рядом со станом Багвы, мы на следующий день, наполнив фляги хорошей водой

из колодца и тепло попрощавшись с аратом и его семьей, отправились по дороге «в никуда». По мнению Багвы, до Бугин-Цава оставалось около 100 км по бездорожью. Как уже было описано выше, факт находок там костей динозавров не стал достоянием советской палеонтологической экспедиции АН СССР, возглавляемой И. А. Ефремовым. А ее участники, в то время работавшие в более юго-восточных районах Заалтайской Гоби, базируясь в аймачном центре Далан-Дзадагад, не рискнули на своих старых машинах пробиться через вязкие пески на северо-запад. Весьма неудачно был намечен и рекогносцировочный маршрут А. К. Рождественского, который проходил по китайской границе, южнее Тост-Улы, и, обогнув наиболее перспективные костеносные отложения Заалтайской Гоби, выходил к Гобийскому Алтаю, т. е. к местам выходов палеозойских и нижнемеловых пород. Путь же с севера к бугинцавским отложениям экспедиции указан не был. Следовательно, нам предстояло впервые проложить дорогу со стороны Гобийского Алтая в огромную Заалтайскую впадину. Правда, в 1965 г., как было уже упомянуто, этим путем, ведомые Багвой, прошли монгольский палеонтолог А. Дашзевэг и геолог П. Хосбаяр, но их поездка была кратковременной, и следы их машин почти не сохранились.

Миновав небольшой мелкосопочник, наши машины выехали на северный склон огромной Заалтайской впадины. Перед нами открылся необозримый простор обширного склона, отлого спускавшегося к югу. Вдали, почти в центре впадины, сквозь утреннюю мглу еле обрисовывался темный силуэт горной вершины Алтан-Улы. Вначале машины медленно двигались вдоль предгорий по слабо накатанной дороге, следы которой скоро затерялись, и мы, круто свернули на юг, стали спускаться в низину. Проехать вниз по склону оказалось не так-то просто из-за многочисленных промоин, образованных временными потоками, несущими ливневые воды со стороны острогов Гобийского Алтая в котловину. Пространства между промоинами были местами засыпаны песком, заросли кустами караганы, и лишь отдельные участки оставались ровными, покрытыми мелкой черной галькой. По ним можно было ехать на третьей или четвертой скорости, как по асфальту. Но едва выбравшись на эти гладкие пространства и набрав скорость, вскоре вновь должны были переключаться на черепаший ход, чтобы пересечь очередные заросли и промоины. Чем ниже мы спускались, тем внимательнее смотрели вперед, поскольку знали, что наклонная к югу долина заканчивалась крутыми обрывами, которые обрамляли обширные уступы Бугин-Цава и соседние бедленды Гурылин-Цава и Бамбу-Худука. Необходимо было найти между этими отвесными уступами одно из широких сухих русел, и, попав в него, спокойно спуститься. Сверху обрывы видны не были, как и не было никаких ориентиров. Наконец сухое русло стало вырисовываться более отчетливо — все многочисленные мелкие сухие русла сливались как бы в мощный песчаный поток. Спустившись благополучно в сайр, мы с облегчением подумали, что самый тяжелый отрезок пути остался позади, но, к сожалению, сухое русло было сплошь засыпано рыхлыми песками, и колеса машин начали буксовать.

По обе стороны сайра возвышались огромные уступы пестроцветных осадочных пород. Они напоминали разрезанный слоеный пирог. Местами выступали причудливые выветрелые останцы, напоминающие то голову невиданного чудовища, то своеобразную часовню, шатер или огромную юрту. Вдоль сайра поднимались густые заросли саксаула. Некоторые из них достигли высоты человеческого роста и даже более. Характерно, что основная часть стволов саксаула находится под землей, и местные жители, запасаясь на зиму топливом, вытаскивают их из песка машинами или тракторами. Правда, в Бугин-Цаве человек еще не селился, и саксаул стоит нетронутый.

Путь по сухому руслу оказался довольно долгим, и мы, проехав около 10 км и свернув немного в сторону, остановились на небольшой ровной песчаной площадке, где решили разбить свой лагерь. После ночлега в уютной долине у Багвы, ландшафт Бугин-Цава подействовал на нас удручающе. Вокруг на большой площади возвышались причудливые светло-серые невысокие песчаные утесы, и все было как бы припорошено мелким серым песком. К тому же немилосердно жгло солнце, свирепствовал иссушающий ветер, сильно мешающий установке палаток. Местами возникали небольшие песчаные смерчи. Один из них, словно решив проверить на прочность устройство нашего лагеря, с легким шумом пронесся между нами. Плохо обстояло дело и с водой. Хорошо еще, что наши фляги были предусмотрительно наполнены хорошей водой в стане Багвы, ибо, как потом выяснилось, ближайший колодец находился в 18–20 км от нашего лагеря, да и вода в нем была нечистой и слабосоленой, непригодной для питья. Пришлось экономить драгоценную влагу и использовать ее лишь в пищу, а местную воду — для остальных нужд.

Заросли саксаула в урочище Бугин-Цав. Фото В. Ф. Шувалова.

Оборудовав лагерь, стали знакомиться с окружающей местностью, испытывая своеобразное чувство первопроходцев, поскольку знали, что в этом районе побывали очень немногие. Невольно вспоминались записки Н. М. Пржевальского, который достаточно красочно описывал свои путешествия по безлюдной и безводной Гоби.

Первые же рекогносцировочные маршруты вблизи лагеря быстро приподняли наше настроение. Пройдя небольшое расстояние, мы сразу же натолкнулись на целый позвоночник травоядного динозавра (зауролофа), выступавший из плотно сцементированной плиты песчаника; дальше заметили несколько панцирей небольших черепах, а у красноватого откоса виднелась целая россыпь крупных ребристых раковин двустворчатых моллюсков. Такого богатства ископаемой фауны мы не ожидали. С первого взгляда стало очевидным, что все эти осадочные толщи со множеством водных организмов могли образоваться лишь в большом водном бассейне, подтверждением чему служила и огромная площадь, занимаемая этими довольно однотонными, горизонтально расположенными осадочными толщами. И к западу и к востоку на расстоянии многих десятков километров видны были аналогичные обнажения, оконтуривающие северную часть этой огромной впадины. Но для более обоснованных выводов необходимо было еще много поработать и изъездить большие пространства впадины вдоль и поперек.

Само урочище Бугин-Цав с его останцами и каньонами оказалось очень обширным. И стало ясно, что за короткий срок невозможно обследовать всю его огромную площадь. Решено было ограничиться описанием основного разреза и собрать остатки ископаемых беспозвоночных. Проводить раскопки крупных позвоночных здесь, в палеонтологическом заповеднике, не разрешалось, да и не входило в нашу задачу. Кроме того, поджимало время, так как предстояли рекогносцировочные работы в уже известных местонахождениях фауны в центре впадины, открытые еще в 1946 г. И. А. Ефремовым у подножия Алтан-Улы и Нэмэгэту-Улы.

В процессе работ удалось установить определенную закономерность в распределении осадочного материала и остатков ископаемой фауны. Ближе к северным контурам впадины, где сохранились более высокие обрывы, отложения состояли из грубых пород — конгломератов, и песчаников, в которых встречались лишь разрозненные кости крупных динозавров; в направлении к центру грубые отложения замещались более тонкозернистыми, среди которых залегали крупные линзы плотных песчаников с костями динозавров. В пестроцветных глинах в большом количестве встречались мелкие брюхоногие моллюски, остракоды и конхостраки, а также многочисленные панцири черепах. Распределение осадочного материала указывало на то, что ближе к контурам впадины располагались прибрежно-пляжные, прибойные зоны древнего бассейна, куда временными потоками с суши сносились грубые породы и где вряд ли могли существовать пресноводные беспозвоночные, да и захоронение погибших черепах и динозавров там мало вероятно. Вся былая жизнь погибших особей, видимо, проходила в более глубокой части бассейна, в так называемой литоральной зоне, где они и были погребены и о чем свидетельствует присутствие тонкозернистых осадков.