Загадочная личность

Я вышла на улицу. На скамеечке возле дома сидел рыжий Колька Горохов. Так сидел, как будто его тут кто-то забыл. И лицо его при этом было задумчиво. Я очень этому поразилась. Ведь Колька был моим врагом на всю жизнь. А враги не должны грустить и задумываться.

Я уже далеко ушла, а он все так сидел.

Я шла в цирк. Вначале шла, а потом уже бежала. «Куда это, — думаю, — я так бегу?» А как пробежала парк и выбежала к дамбе, так и поняла, что в цирк.

Дамба идет в гору, а прямо на горе цирк стоит, как огромный шатер. Только стеклянный, светящийся весь. Праздничный.

Скорее в цирк! Сегодня пятница, а в пятницу в четыре часа представление.

Сейчас я увижу моих любимых ловиторов, моих любимых вольтижеров!

Ой, вдруг опоздала?

— Тетенька, сколько времени? — крикнула я.

— Без пяти четыре, — испуганно ответила тетенька.

Я тут и села. Не успею! А вот трамвай идет. Повезло, повезло! Всего-то одну остановку проехать.

Вот и цирк, и билет в руках. Правая сторона, самый верхний ряд. Ну и хорошо, всех видно будет.

Только я села, не успела отдышаться — началось представление.

Но что это? На парад вышли совсем другие артисты. Очень красивые, но совсем незнакомые.

А где мои? Где мои? И клоун не тот, совсем не тот клоун! Я даже привстала, чтоб получше разглядеть. Только что разглядывать — нет их. В груди у меня похолодело. Я поняла, что случилось непоправимое — они уехали, и я их уже никогда не увижу. Жди не жди — не поднимутся они под этот купол.

Рядом со мной сидела старушка. Вначале она не обращала на меня внимания, потом стала обращать. Когда выходил клоун, она начинала дергать меня за рукав и заразительно смеялась.

— Разве тебе не смешно? — спросила старушка.

— Смешно.

— Почему же ты не смеешься?

— Смеюсь. Про себя.

— Да ты же плачешь! Почему ты говоришь, что смеешься, если ты плачешь?

Тут она снова засмеялась, видимо, клоун что-то смешное сделал.

А я заревела. Так мы со старушкой и сидим — она смеется, я реву. Очень хорошая старушка, платок мне дала.

— В твои годы я тоже плакала, — сказала она. — Как он не падает — на одном колесе по канату! — воскликнула старушка.

Я перестала реветь. Действительно, как же это так — на одном колесе по канату?

Клоун ушел. И вдруг оркестр заиграл знакомый марш. Тот самый марш, под который всегда выходили гимнасты. Сердце радостно екнуло. Я схватила старушку за рукав:

— Сейчас воздушный полет будет!

Ударил барабан. Сейчас они выйдут, сейчас!..

Но вместо гимнастов на манеж вышел… слон. При чем тут слон? Как он смел выходить под эту музыку!

Я встала.

Все зашикали. А билетерша прямо-таки поджидала меня.

— Не разрешается с мест вставать! Чего заходила взад-вперед? Слышишь? Куда идешь? Кому говорят?

Я, видимо, пошла куда-то не туда. Но она все-таки меня не поймала. Я выскочила в вестибюль.

За моей спиной ликовала музыка, под которую ходил слон.

Я спустилась на первый этаж — и лицом к лицу столкнулась с Аней Суховой.

Мы обе были смертельно бледны. Мы без слов поняли друг друга и молча вышли на улицу. И молча сели на скамейку. И все еще молчали некоторое время, сидя на скамейке.

— Ты часто ходишь? — спросила я.

— Ага.

— Как это я не знала про тебя?

— И я про тебя.

Мы еще помолчали.

— Письмо клоуну написала, — сказала Аня и показала сложенный маленький листочек.

— Тебе клоун нравился?

— Ага.

— А мне полеты.

— Что мы сейчас будем делать? — прошептала Аня.

Я не знала, что мы будем делать.

— Давай убежим, — сказала Аня, — и будем циркачками. Ты будешь летать, а я смешить.

— Давай, — сказала я.

И мы пошли домой, чтоб захватить с собой кое-какие продукты.

Философ Федя Рыжиков

В середине года в наш класс пришел новенький, Федя Рыжиков.

— Федя приехал из далекого города Одессы, — сказала Марья Степановна. — Кто, знает, где расположена Одесса?

— На Черном море! — закричали все.

— Кто может на карте показать родину Феди Рыжикова?

— Я, я, я! — все стали тянуть руки.

— Капустин покажет, — сказала Марья Степановна.

Капустин взял указку, подошел к карте, нашел Черное море. Одессу он стал искать в Крыму, а в Крыму Одессы не было почему-то.

— Ее нет, — сказал Капустин, искренне удивившись.

— Вы ищете не там, — сказал Федя Рыжиков.

Он стоял перед классом у стола. Аккуратно причесанный, застегнутый на все пуговицы. Мне показалось, что ему скучно было смотреть на нас, а особенно на Капустина, который не мог найти его родину.

— Здесь она была, — сказал Капустин, показывая на полуостров Крым.

— Одессы никогда не было в Крыму, — улыбнулся Федя Рыжиков.

— Была! — возмутился Капустин. Многие в классе поддержали Капустина.

Федя взял указку и, почти не глядя, ткнул в точку, которая означала Одессу.

Капустин мрачно посмотрел на Рыжикова, как будто тот нарочно, чтоб досадить ему, перенес Одессу из Крыма.

— Садись, Рыжиков, с Капустиным, — сказала Марья Степановна. — Ты будешь оказывать на него хорошее влияние.

— Я Рыжикову буду мешать, — сказал Капустин. — Он снизит успеваемость.

— Не помешаете, — сказал Федя Рыжиков и сел рядом с Капустиным.

— Какой вежливый, — прошептала подруга Таня. — Даже Капустину «вы» говорит.

Весь день Капустин сидел и скрипел ботинком о парту, чтоб вывести Рыжикова из себя. Но Рыжиков не обращал на него внимания, ни один мускул не дрогнул на его лице. Хладнокровие Феди Рыжикова меня поразило. В конце концов Капустину надоело, он взял портфель и ушел.

На следующий день Капустин уже не скрипел.

Федя никогда на уроках руку не подымал, а когда его вызывали, то вставал со скучным лицо, смотрел в потолок, как будто ни о чем понятия не имел, а потом отвечал четко, без запинки, как по учебнику. Из-за этого однажды Капустин его стукнул. Рыжиков с ним драться не стал. Он только усмехнулся. Выдержка Феди Рыжикова меня поразила. Я сказала свое мнение Капустину.