Заговор адмирала

За столом сидели графиня Дьюлаи и её гость, граф Эстерхази. Они только начали ужинать, но аппетит уже пропал, потому что события, случившиеся в Венгрии за последние дни, повергли в тревогу всю семью адмирала Хорти и его ближайшее окружение.

Граф Эстерхази встал из-за стола, беспокойно прошёлся туда-сюда по коврам и, наконец, остановился, глядя на большой портрет императрицы Зизи, висевший над камином. Таких портретов во дворце Гёдёллё, любимом пристанище императрицы, набралось бы, наверное, с сотню — в каждой комнате, в каждом зале.

На этом портрете императрица была изображена в строгом черном платье, ведь после смерти единственного сына Рудольфа она бессменно носила траур. Её чудные длинные волосы были собраны в высокую прическу. Лицо выглядело бледным, и весь её печальный вид резко контрастировал с солнечным пейзажем греческого острова Корфу, изображённого на заднем плане. Зизи стояла на живописной набережной, недалеко от дома с садом, приобретённого там. Внизу искрилось великолепное синее море, а Зизи прятала лицо под зонтом, будто хотела скрыться от всех радостей этого мира.

Своеобразным отражением портрета императрицы была графиня Дьюлаи, бессменно носившая траур после гибели супруга. Видя, что Эстерхази не намерен продолжать ужин, хозяйка замка тоже не стала себя заставлять и переместилась в глубокое кресло, обитое темно-зелёным бархатом, где её ждали пяльцы — Илона вышивала национальный узор на шёлковом чепчике сына.

— Итак, свершилось. Одиннадцать дивизий вермахта и войска СС пересекли сегодня границы Венгрии, — сообщил Эстерхази негромко, словно разговаривал сам с собой. — Как ни усердствовал наш Генеральный штаб, никакой отсрочки не получилось. Зато в судьбе его высокопревосходительства кое-что прояснилось.

Эстерхази взглянул на Илону, которая при слове «прояснилось» тут же подняла голову от вышивания.

— Его высокопревосходительство отказался подписывать совместное заявление с фюрером, их последняя беседа прошла очень холодно, — Эстерхази обошел кресло Илоны и сел в другое, стоявшее напротив.

Графиня не могла не заметить, как крепко её собеседник сжал поручни руками, что выдавало его крайнее волнение.

— Правительство Каллаи уйдёт в отставку, — продолжал Эстерхази, — Гитлер настаивает на этом. По возвращении в Будапешт его высокопревосходительство, скорее всего, назначит вместо себя посланника Стояи, у которого сложились неплохие отношения с Риббентропом. Его высокопревосходительство уже распорядился назначить заседание Коронного совета, который рассмотрит все сложившиеся обстоятельства и примет соответствующие решения. По словам генерала Сомбатхейи, Гитлер выглядел на последней встрече не очень убедительно. Фюрер говорил о том, что он истинный друг Венгрии и желает ей добра, но на самом деле Венгрия в его голове является лишь частью большого плана, в котором венгерские интересы не принимаются в расчёт. Теперь, когда немецкие войска уже перешли границу, Гитлер немедленно предложит Антонеску направить румынские корпуса за Днестр и ввести их в бой с Советами, поскольку теперь у Антонеску не может быть отговорок, что венгры якобы намереваются ударить румынам в спину.

Помолчав, граф добавил:

— Произошло и ещё кое-что. Сразу после окончания переговоров его превосходительство уже был готов к отъезду. Фюрер вышел его проводить, с большой свитой, однако, когда проводы закончились, в вагон явился немецкий посол фон Ягов и попросил разрешения представить своего преемника — это тот самый офицер СС Вейзенмайер, который давно обосновался здесь и вел наблюдение. Представьте, что он теперь именуется не послом, а имперским уполномоченным, то есть полновластным хозяином Венгрии! Наша страна, увы, утратила независимость!

— Это очень печально, граф. Все наши надежды оказались напрасными, — тихо ответила Илона и поморщилась, потому что случайно уколола иглой палец. — Значит, наши друзья в Германии не смогли ничего сделать для нас?

Графиня взглянула на Эстерхази, и во взгляде её больших темных глаз тот прочел разочарование.

— Это политика, борьба группировок, — ответил граф по возможности мягко. — Коалиция, убедившая фюрера в необходимости оккупации Венгрии, оказалась сильнее. Да им и нетрудно было одержать верх, потому что Гитлер сам желал как можно скорее подчинить Венгрию полностью себе. Все, что связано с бывшей империей Габсбургов, — для него, австрийца, особенное. Он всё здесь считает своим, и эти взгляды полностью поддерживает группировка таких же бывших австрийцев во главе с заместителем Гиммлера Кальтенбруннером. Они и способствовали в данном случае тому, что усилия вермахта — Кейтеля в первую очередь — по втягиванию Венгрии в войну имели успех. Фюрера убедили в правоте его штабистов.

— Бывшие австрийцы… Но почему они не желают независимости для Австрии? — удивилась Илона. — А за что они так ненавидят Венгрию? За то, что Венгрия теперь отдельное государство, а не часть Австро-Венгерской империи?

— Вы неправильно воспринимаете их, графиня, — ответил Эстерхази всё также мягко. — Это не патриоты. Это ренегаты и, если хотите, предатели. Они предали и свою Австрию, и всю Европу. Они сбежали из Австро-Венгрии, потому что здесь не очень прижились их идейки. Империя Габсбургов имеет тысячелетнюю историю. В отличие от Германского рейха она не молодое государство, нуждающееся в самоутверждении. Габсбурги, а вместе с ними и австрийцы, вдоволь навоевались ещё четыреста лет тому назад. С одними турками сколько бились и выстояли! Габсбурги и австрийцы создали свою империю, защитили её и с тех пор дали возможность культуре, искусству, философии развиваться и на нашей, венгерской земле. Австрийцев никогда не мучил комплекс младшего брата. Они всегда чувствовали себя на равных среди великих держав Европы. А во что хотели превратить Австрию эти люди, которые теперь инициировали оккупацию Венгрии? В придаток Германии, чтобы старинная венская культура, воинская доблесть, добытая под знаменами Габсбургской империи, украшала их рейх, как новогодняя мишура на елке! Ничего странного, что эти люди не нашли здесь понимания, и все, что они смогли, это, воспользовавшись огромными экономическими трудностями середины тридцатых годов, просто пристегнуть Австрию к рейху, насильно. Пришили на поношенный мундир новые, яркие пуговицы. А то, что происходит теперь — гораздо страшнее и ужаснее.

Уже не скрывая волнения, Эстерхази снова встал. Заложив руки за спину, ещё раз прошелся по комнате, а Илона молча наблюдала за ним, отложив пяльцы.

— Они сунулись на Восток, устроили войну с Россией, чего Габсбурги никогда не допускали. «Дранг нах Остен» — это был лозунг, знакомый им, но имелась в виду не Москва. Для Австрии это всегда была Турция, Палестина. Это был лозунг Крестовых походов Средневековья, давно отживший своё, но немцы немного опоздали на общий пир и теперь проходят всё то же, что проходили мы, только на четыреста лет позже и в совершенно новых, куда более грозных условиях. Никогда, графиня, заметьте, никогда в истории Австро-Венгрии не было конфликта с Российской империей. Наоборот, следуя мудрому завету императрицы Марии Терезии, мы старалась поддерживать с русскими союзнические отношения, ведь в извечной борьбе с настоящим Востоком, с Турцией, с исламом, это было очень важно. Мы посылали их принцам портреты наших хорошеньких принцесс и с готовностью отправляли их самих в Петербург, если великие князья желали на них жениться. Только один раз по упрямству Франца Иосифа, излишне расположенного к своему германскому союзнику и растерявшему, возможно, по старости политическое чутье, мы столкнулись с Россией в серьезном конфликте. Это была Первая мировая война. И после этого крах постиг не только нас. Романовых тоже. Обе династии перестали существовать. А то, что теперь устроил фюрер, эта бойня губительна для всей Европы. Отступая из большевистской России, немцы тащат за собой в Европу красного дьявола, уже подчинившего себе бывшую империю Романовых, практически проглотившего её. С другой стороны наступают американцы. Их пренебрежение к европейским ценностям так же хорошо известно. Боюсь, со старой Европой будет покончено навсегда. Как бы ни закончилась война, нас ожидает совершенно иная жизнь, которая будет непохожа на прежнюю. Если мы, конечно, переживем все эти ужасные события.

Эстерхази снова сел в кресло и уронил голову на руки. Несколько минут он молчал, и Илона тоже молчала, глядя на собеседника. В комнате повисла тяжёлая тишина, но затем граф поднял голову.

— Что касается наших тайных союзников внутри рейха, они не бросают нас, — заметил он, успокоившись, — я имел сегодня встречу с одним из известных мне людей, которым Вальтер доверяет. Он передал мне информацию из Берлина, что премьер-министра Каллаи и графа Бетелена агенты гестапо намереваются арестовать. Я сразу же связался с ними. Каллаи по моей просьбе написал регенту письмо с просьбой об отставке и укрылся в посольстве Турции, где ему предоставили убежище. Граф Бетелен выехал из страны, пока это ещё возможно. Мы должны понимать, графиня, что его высокопревосходительство теперь постоянно будет находиться под неусыпным надзором гитлеровцев — с самого первого момента, как только вернется в Будапешт, — так что нам не стоит ожидать от него многого. Каждый свой шаг он должен будет согласовывать с этим самым уполномоченным рейха Вейзенмайером. Я считаю своим долгом, графиня, сказать вам, что вам надо приготовиться к тому, что они станут манипулировать вами и, возможно, даже решатся на то, чтобы шантажировать его высокопревосходительство судьбой внуков. Проявите стойкость. Лучше всего вам было бы покинуть страну, — осторожно предложил Эстерхази, но, видя, что Илона намеревается возразить, поспешно добавил: — Однако я понимаю, что вы не можете этого сделать. Его высокопревосходительство воспринял бы подобный отъезд как предательство, проявление слабости. Он бы никогда не простил вам бегства даже ради детей. И сам я остаюсь в Венгрии по той же причине. Мы должны пережить всё, что нам уготовано, вместе с его высокопревосходительством, а Бог пошлет помощь, я уверен…

В зеленую столовую вошла горничная, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Ваше сиятельство, простите, вас спрашивает внизу дама, — доложила она Илоне. — Я передала, что вы просили не беспокоить, но дама настаивает.

— Кто это? — Илона пожала плечами и недоуменно взглянула на Эстерхази. — Я никого не жду.

— Некая фрау Сэтерлэнд, — ответила горничная, взглянув на карточку, и испуганно добавила: — Она в немецкой форме, мадам.

— Фрау Сэтерлэнд?! — Илона резко встала.

Пяльцы упали на пол, но она даже не заметила.

— Я слышала сегодня это имя в госпитале, — объяснила графиня свое возмущение, повернувшись к Эстерхази. — Это уполномоченный рейхсфюрера по медицинской части. Они забирают у нас Корхаз, чтобы устроить там госпиталь войск СС.

Горничная продолжала стоять в дверях, ожидая указаний.

— Скажите, что я уже сплю, — велела ей Илона. — Я не хочу принимать этих оккупантов здесь, в доме императрицы Зизи. Здесь им нет места. Пусть останавливаются в гостинице, а завтра я встречусь с ними в госпитале.